На Госкомиссии я оказался рядом с Колодиным. Он сидел с низко опущенной головой, нервно сжимал в кулаки и разжимал пальцы, на лице играли желваки. Нервничал не только он. Оба экипажа чувствовали себя неважно. Первый был потрясен отстранением от полета, второй – внезапным изменением судьбы. После полета второму экипажу предстояло подниматься по мраморной лестнице Кремлевского Дворца под фанфары, музыку Глинки, получать Звезды Героев. Но радости на их лицах не было.

Судьбу шестерых человек изменил рентгеновский снимок, которого перед прежними полетами вообще не делали!

Госкомиссия при свете юпитеров и вспышках блицев прошла за 20 минут. Добровольский заверил, что экипаж готов и задачу выполнит. Леонов вместо заверений махнул рукой – жаль, что так получилось.

Когда стали расходиться, я оказался рядом с Валерием Кубасовым. Он с виноватой улыбкой как бы просил прощения:

– А ведь я просто чуть простудился. Через неделю все пройдет и ничего на рентгене не будет.

Его никто не утешал. Но прав был он, а не врачи. И по сей день Кубасов жив и здоров. Никакого острого туберкулезного процесса у него так и не было.

Когда вернулись на «двойку», ко мне зашел, чтобы отвести душу, Правецкий. Мы с ним засиделись допоздна, прикончив случайно уцелевшие полбутылки коньяка. Он замечательный рассказчик. Правецкий был свидетелем и участником более 60 наземных и подземных ядерных испытаний. Он восторженно отзывался о Завенягине, Малышеве, Курчатове, Сахарове, Харитоне. «Мы опасаемся за жизнь нескольких космонавтов, а на Семипалатинском полигоне опасались за жизнь и здоровье тысяч испытателей. Один случай с трехмегатонной бомбой чего стоит! Самолет с этой бомбой взлетел для испытания эффективности высотного взрыва до касания земли. Летчик сдрейфил. Бомбу не сбросил. На второй заход не пошел. Что делать? Курчатов взял всю ответственность на себя, всех успокоил и доказал, что при посадке с бомбой ничего не случится. Посадка прошла благополучно. Но что мы все пережили, пока не увезли бомбу с аэродрома, передать трудно. Впрочем, такие стрессы не проходят бесследно. Я уверен, что в смертельных инфарктах Малышева и Курчатова есть доля и того происшествия».

5-го утром, пока не наступила дневная жара, сотни людей шагали по бетонке с «двойки» на «первую». По призыву политотдела полигона на митинг шли не только военные испытатели. В людском потоке было много гражданских, в том числе и женщин, приехавших мотопоездом с «десятки».

На стартовой площадке всех приходящих встречало оцепление, чтобы распределить по периметру людей, оставив свободным каре на середине нулевой отметки.

Замполит первого управления открыл митинг. Первым выступил Владимир Ярополов – ведущий военный испытатель:

– Наш нелегкий труд мало кому известен. Здесь, на стартовой площадке, мы передаем корабль вам, – сказал он, обращаясь к стоявшему навытяжку экипажу. – Мы уверены, что вы почувствуете ответственность, ибо за каждым вашим действием будут следить миллионы людей на Земле.

Затем выступили сержант воинской части и от промышленности – Армен Мнацаканян.

Когда очередь дошла до ответного выступления Добровольского, было заметно, что он сильно волнуется. Действительно, таких массовых проводов в космос еще ни разу не было. Митинги ограничивались обычно составом непосредственных участников подготовки ракеты-носителя и космического корабля. А тут собралось на глаз не менее трех тысяч людей.

– Когда я ехал сюда, я приготовил речь, – сказал Добровольский. – Но теперь, увидев ваши улыбки и теплые глаза, я просто скажу вам: дорогие товарищи и друзья, огромное спасибо за самоотверженный труд. Мы не пожалеем сил, сделаем все, чтобы выполнить задачу.

Экипаж совершил традиционный круг почета по каре и другой – вокруг ракеты.

Люди расходились с митинга не спеша, в праздничном, приподнятом настроении.

– Давайте и мы отметим хорошую погоду, – предложил Шабаров. Мы спустились со стартовой площадки к стоявшему в тени деревьев обелиску в честь запуска первого спутника Земли.

Я, Шабаров, Семенов и Горбатенко сфотографировались у этого исторического обелиска, на котором выбиты слова: «Здесь гением советского человека начался дерзновенный штурм космоса /1957г./» Эта фотография помещена в третьей книге[15] моих мемуаров.

Это были последние часы суток, когда можно было расслабиться и жить не по расписанию. Назавтра, 6 июня, в 3 часа утра по московскому времени подъем, в 5 часов – предпусковая Госкомиссия, разрешающая посадку экипажа в космический корабль, и в 7 часов 57 минут – старт.

На 4-м витке надо провести первую коррекцию для подгонки орбиты корабля к орбите ДОСа по результатам первых измерений. В 16 часов комиссия должна вылететь в Евпаторию. По ЗАСу я предупредил находящихся в Евпатории Агаджанова и Трегуба, что у нас все в порядке, что им надо готовиться к встрече большой толпы гостей.

На площадке перед посадкой в космический корабль Георгий Добровольский, командир корабля, четко произнес рапорт председателю Госкомиссии Керимову. Владислав Волков был подвижным, веселым. Виктор Пацаев держался очень скованно.

На пуск приехали Афанасьев и прилетевший накануне маршал Крылов. Оба спустились в бункер. Все операции прошли четко, спокойно, без осечек.

«Пошла, родимая!» – сказал кто-то, врубившийся в доклады телеметристов о нормальном запуске третьей ступени – блока «И».

Наш Ил-18 вылетел из Тюратама в Крым только в 17 часов. Полюбоваться панорамой Кавказа на этот раз не удалось: проспали. Очухались, только когда долетели до Крыма и пошли на посадку в Саки. Впрочем, в самолете спали все, ведь рабочий день начался в 3 часа утра.

Забросив чемоданчики в гостиницу, все прилетевшие, не заходя в гостеприимно ожидавшую столовую, пошли в зал управления.

– Оба объекта, – докладывал Агаджанов, – ушли из зоны связи на глухие витки. На обоих «бортах» все нормально. Экипажу разрешили отдых. По заключению медиков, лучше всех адаптировался к невесомости Волков. Зона связи первого суточного витка начнется утром в 7 часов 25 минут на Камчатке и закончится в Уссурийске в 7 часов 48 минут. Если повезет, в конце зоны связи мы должны получить из Уссурийска доклад по циркуляру о начале этапа причаливания. По расчетам баллистиков условия для сближения получались после коррекции орбит идеальные. В 7 часов 25 минут дальность должна быть не более двух километров при скорости сближения до пяти метров в секунду. Всех прилетевших ГОГУ приглашает поужинать, выспаться и в 6 утра встретиться здесь. Примем доклад о ночных витках.

В 6 часов утра небольшой зал начал быстро заполняться. Через раскрытые окна с моря вливался освежающий ветерок. Для работ в зале управления кроме главной пятерки ГОГУ: Агаджанова, Трегуба, Чертока, Раушенбаха, Елисеева – требовалось еще человек пять представителей групп анализа, КИКа, службы связи, телеметрии и медицины. Набилось же в зал более полусотни человек.

В 7 часов 26 минут Елисеев начал вызовы:

– Я – «Заря». «Янтарь», как слышите? На связь! Ответ последовал немедленно.

– Говорит «Янтарь». У нас все в порядке. Работаем по программе. Прошел радиозахват. Идет автоматическое сближение. На 7 часов 27 минут дальность 4, скорость 14.

– Вас поняли. Все нормально, продолжайте доклады.

– В 7 часов 31 минуту СКД работал 10 секунд, дальность 2 и 3; скорость 8.

Доклады, судя по голосу, ведет не командир корабля Добровольский, а Волков. Его возбуждение не может приглушить многократная ретрансляция и усиление, пока слова доходят до динамиков в зале. Напряжение передается всем нам.

– Скорость уменьшается. В ВСК видим светящуюся яркую точку. Дальность 1400, скорость 4…

– 7 часов 37 минут, дальность 700, скорость 2,5. Отвернулись – видим только Землю. Снова есть захват!…

– По данным телеметрии НИП-13, – объявляет другой голос, – прошел режим причаливания – зафиксирована дальность 300, скорость 2.