Чистый морозный воздух обжигал. Барбара чувствовала, как пощипывает в носу и горле, как слезятся глаза. Тем не менее она смело сделала шесть глубоких вдохов и, прищурившись от бриллиантового блеска залитого солнцем снега, побрела по замороженной площадке, потоптавшись на каменных стулене вошла в большой холл Уэстербрэ.

Было почти восемь утра. В доме слышалось движение, шаги в верхнем коридоре и позвякивание ключей в замках наверху. Запах бекона и густой аромат кофе придавали этому утру уютную обыденность – словно события прошедших тридцати двух часов были всего лишь частью затянувшегося ночного кошмара, – а из гостиной доносилось бормотание чьих-то приятных голосов. Войдя туда, Барбара обнаружила Хелен и Сент-Джеймса, которые сидели в мягком круге солнечного света и пили кофе.

Они были одни. Вот Сент-Джеймс покачал головой и, протянув руку, на мгновение положил ладонь на плечо леди Хелен. Это был жест бесконечной нежности, понимания, молчаливых уз дружбы, которая делала каждого из них настолько сильнее и выносливее.

Увидев их, Барбара с изумлением почувствовала, что сомнения ее мигом улетучились. Действительно, какой может быть выбор между Линли и ее карьерой! Без него у нее и не будет настоящей карьеры. Она пересекла комнату и подошла к ним.

Судя по их виду, оба они тоже провели беспокойную ночь. Морщины на лице Сент-Джеймса обозначились сильнее обычного, а тонкая кожа леди Хелен выглядела нежной, как лепестки гардении, которые вянет при малейшем прикосновении. Когда Сен Джеймс автоматически начал подниматься, чтоб поздороваться, Барбара взмахом руки отмела светские условности.

– Не могли бы выйти со мной на улицу? – спросила она их. – Я кое-что нашла в лесу, вам, по-моему стоит на это взглянуть. – На лице Сент-Джеймса отразилась тревога – он боялся идти по сугробам и Барбара поспешно добавила: – Часть пути надо идти по кирпичной дорожке. И в самом лесу я, кажется протоптала хорошую тропинку. Это всего лишь шестьдесят ярдов в глубь леса.

– Что это? – спросила леди Хелен.

– Могила, – ответила Барбара.

Лес доходил до южной части дорожки, опоясывающей большой дом. Он был совсем не типичным для болотистых почв Шотландии. Здесь вперемежку с соснами росли дубы, буки, ореховые деревья и платаны. Узкая тропка вела между ними, отмеченная маленькими кружочками желтой краски на стволах деревьев.

В лесу стояла та неземная тишина, которая нисходит на мир вместе с плотной пеленой снега, укутавшей каждую веточку и каждый клочок земли. Не было ни дуновения ветерка, и лишь на мгновение этот покой был нарушен грубым ревом автомобильного мотора, да тихонько плескалась вода в озере, ярдах в двадцати ниже по склону слева. Поход оказался нелегким, хотя сержант Хейверс и в самом деле протоптала нечто вроде тропки. Но снег был глубоким, а земля неровной: не лучшее место для человека, которому трудно было передвигаться даже по ровной и сухой поверхности.

На эту прогулку вместо четырех минут им понадобилось пятнадцать, и, несмотря на заботливо поддерживающую руку леди Хелен, лоб Сент-Джеймса покрылся потом. Он совершенно уже изнемогал, когда Хейверс наконец свернула с главной дорожки на маленькое ответвление, которое мягко поднималось через рощицу к небольшому холмику. Летом из-за густой листвы с основной дорожки, вероятно, не были бы видны ни холмик, ни тропка. Но зимой гортензии, которые в другое время были бы усыпаны гроздьями розовых и голубых цветов, и раскидистый зеленый орешник стояли голые, являя всем взглядам печальный приют на вершине холмика. Это была площадка в двадцать пять квадратных футов, обнесенная железной оградой. Под белым снегом не было видно, что ограда уже давно заржавела.

Первой заговорила леди Хелен:

– Почему эта могила здесь? Тут поблизости есть церковь?

Хейверс указала в направлении главной дорожки, уходившей на юг.

– Там стоит запертая часовня, а немного дальше – фамильный склеп. И старый причал на берегу озера, как раз под ним. Похоже, что они отправляют своих покойников в лодках.

– Как викинги? – рассеянно спросил Сент-Джеймс. – Что у нас здесь, Барбара?

Он открыл калитку, взвизгнувшую несмазанными петлями. На снегу уже была одна цепочка следов.

– Это я смотрела, – объяснила Барбара. – Я уже сходила к семейной часовне. А на обратном пути вдруг увидела это и поднялась посмотреть. Интересно, что скажете вы.

Хейверс осталась ждать у калитки, а Сент-Джеймс и леди Хелен пробрались по снегу к единственному надгробию, которое поднималось из него, как одинокое серое предзнаменование, поцарапанное тяжело придавившей его голой веткой вяза. Камень был не таким уж старым, не из тех, которые давным-давно в беспорядке свалены практически на всех кладбищах. И, однако, он был явно заброшенным, потому что черные остатки лишайника разъели скудную резьбу, и Сент-Джеймс предположил, что летом вся могила густо зарастает сорняками. Тем не менее надпись на камне еще можно было разобрать, она лишь частично пострадала от смены времен года и небрежения.

ДЖЕФФРИ РИНТУЛ,

ВИКОНТ КОРЛИ

1914-1963

Они в молчании рассматривали одинокую могилу, в какой-то момент ком снега сорвался с ветки и рассыпался, ударившись о камень.

– Это старший брат лорда Стинхерста? – спросила леди Хелен.

– Похоже на то, – ответила Хейверс. – Любопытно, вы не находите?

– Почему? – Взгляд Сент-Джеймса скользнул по площадке в поисках других могил. Их не было.

– Потому что фамильный дом находится в Сомерсете, так ли? – отозвалась Хейверс.

– Верно. – Сент-Джеймс знал, что Хейверс наблюдает за ним, пытаясь понять, как много поведал ему Линли из приватной беседы с лордом Стинхерстом. Он постарался, чтобы его голос звучал совершенно бесстрастно.

– Тогда почему Джеффри похоронен здесь? Почему не в Сомерсете?

– По-моему, он здесь умер.

– Вам прекрасно известно, Саймон, что в благородных семействах принято хоронить своих родичей на фамильных кладбищах. Так почему же этого не отвезли домой? – поинтересовалась она и, прежде чем он успел ответить, добавила: – Если вы хотите сказать, что тело было невозможно переправить домой, тогда почему его не похоронили на семейном кладбище Джеррардов, всего в нескольких сотнях ярдов дальше по дорожке?

Сент-Джеймс тщательно подобрал слова:

– Возможно, это было его любимое место, Барбара. Здесь спокойно, а летом, без сомнения, очень даже красиво, а прямо под ним – озеро. Не думаю, что это имеет такое уж значение.

– Даже если учесть, что этот человек, Джеффри Ринтул, был старшим братом лорда Стинхерста и, прежде всего, законным лордом Стинхерстом?

Сент-Джеймс насмешливо поднял брови.

– Уж не хотите ли вы сказать, что лорд Стинхерст убил своего брата, чтобы получить титул? Но в таком случае гораздо разумнее было бы – если он хотел скрыть убийство – отвезти брата домой и похоронить его с подобающей помпой и приличиями Сомерсете… Не так ли?

Леди Хелен молча слушала их разговор, но при упоминании похорон заговорила:

– Здесь что-то не так, Саймон. Муж Франчес Джеррард – Филип Джеррард – тоже похоронен не на семейном кладбище. Он лежит на островке на озере, недалеко от берега. Я увидела этот остров из окна сразу после приезда, и когда спросила о нем Мэри Агнес – на нем высится занятная усыпальница, похожая на руину, – та все мне о ней рассказала. По ее словам, муж Франчески, Филип, настоял, чтобы его там похоронили. Настоял, Саймон. Это было в условиях его завещания. Полагаю, это, так сказать, местный колорит, потому что то же самое рассказал мне Гоуван, когда принес мой багаж.

– В самую точку, – вставила Хейверс. – С этими двумя семьями происходит что-то ужасно странное. И вы, разумеется, не можете утверждать, что это – семейное кладбище Ринтулов. Больше ни одной могилы. И потом, Ринтулы даже не шотландцы! Зачем бы им хоронить своего родственника здесь, если только…