— Из восточной провинции, князь, моя семья не очень известна, — говорю я через силу, пытаясь подавить в себе желание тут же оттолкнуть его, убежать, спрятаться, чтобы он не смотрел на меня и не терзал меня своим взглядом. Боль хватает меня с неистовой силой, пока он жадно смотрит на меня, а в следующую минуту он касается пальцами моей щеки, и боль становится просто невыносимой.

— Красивое имя… — говорит он. — Ты первая из претенденток, что пробудила во мне огонь.

Он говорит тихо, так что слышать его могу только я, но я чувствую на себе полтора десятка ненавидящих меня глаз. То, как он отреагировал на меня теперь, при первой же встрече, вызовет дикую зависть, в этом нет никаких сомнений.

— Рада это слышать.

— Почему ты дрожишь?

— Здесь холодно, — отвечаю я, но дрожу я вовсе не из-за этого.

— Хочешь, я согрею тебя, Адриана?

Он берёт мои руки в свои, и всё, что мне остаётся, это терпеть.

— Какая нежная кожа, — говорит он. — Я могу согреть тебя гораздо лучше этой ночью…

— Простите, князь, я не понимаю,, — говорю я и пытаюсь высвободиться.

— Мой дракон давно не испытывал ничего подобного, — шепчет он мне на ухо. — Я могу сделать тебя счастливой.

— Я буду рада составить ваше счастье, если богу будет угодно…

— Нет, я могу сделать тебя счастливой прямо сейчас.

— Ивар, — вдруг обрывает его голос Ридли. Я вижу, как его рука ложится на плечо Ивара, — ты, кажется, забыл про печать. Это всё-таки официальная церемония, и нужно бы соблюсти её так, как полагается.

— К чёрту церемонию, — рявкает на него Ивар. — Я выбрал ту, что хочу получить, мне не нужен отбор.

Говоря это, он продолжает пожирать меня глазами, отчего я начинаю дрожать ещё сильнее.

— Так дело не пойдёт, дружище, — говорит Ридли. — Завтра прибывает король, ты же знаешь, и он будет весьма раздосадован, если обнаружит, что никакого отбора не было и ты закончил его ещё даже не начав. Я понимаю, что эта девица тебе понравилась, она и мне понравилась, врать не буду. Но только отбор покажет, кто действительно достоин стать твоей женой. Ты сам это выбрал, и придётся довести все это до конца.

— Какой ты скучный, — говорит Ивар и нехотя отворачивается от меня. Наконец, я могу хоть немного передохнуть.

С благодарностью смотрю на Ридли, который что-то втолковывает Ивару.

А потом бросаю взгляд назад и вижу то, что и ожидала: все девушки смотрят на меня так пристально, что у меня такое чувство, словно они готовы испепелить меня. Некоторые смотрят с открытой ненавистью, некоторые, как Аманита, посмеиваются. У одной даже трясётся губа от плохо скрываемой досады и злости.

Конечно, они слышали, о чём говорили барон и Ивар, и, конечно, это не могло прийтись им по душе. Представляю себе, как Марианна уже выдумывает способ избавиться от меня любым способом, гуманным и не слишком гуманным, если это потребуется.

Ивар подходит обратно к столу и подзывает меня властным жестом ладони. Он держит печать в своих руках и снова произносит все те же слова, предостерегая меня, что я не могу покинуть отбор, пока он не закончится или я не проиграю.

— Готова ли ты составить моё счастье в случае своей победы?

— Конечно, князь, — отвечаю я, и губы мои едва слушаются меня.

— Когда он защёлкивает золотую цепь на моей шее, щелчок звучит оглушительно, но я вздыхаю с облегчением. Теперь я официальная участница отбора, и дело осталось за малым — пройти все испытания.

Я смотрю на печать и вижу изображённый на ней драконий лист, полированное золото переливается в свете множества свечей.

— Я навещу тебя, Адриана, — шепчет мне на ухо Ивар, и я слышу в его голосе дрожь, как будто он изо всех сил подавляет пылающее в нём желание.

Взгляд этой девушки словно прожигает меня, добираясь до самого сердца и воспламеняет его. Когда я защелкиваю печать на её нежной шее, я чувствую, как она дрожит всем телом. Неужели так сильно боится… Только одна женщина на моей памяти разжигала во мне огонь такой яростной силы, только она, глядя на меня, могла лишить меня рассудка.

Ридли, чёртов сукин сын, оказался как всегда прав. Я уже отчаялся найти хоть кого-то подходящего для отбора, и тут он нашёл для меня настоящее сокровище.

— Я навещу тебя, Адриана, — шепчу я, изо всех сил сдерживая порыв схватить её сейчас же и утащить к себе, не обращая внимания ни на что. Её запах пьянит меня сильнее, чем зелье, я вдыхаю его, наслаждаясь этим мгновением, впервые за месяцы чувствуя себя по-настоящему живым.

Да что со мной происходит?

— Сын, позволь мне благословить претенденток, — слышу я неожиданно голос матери за спиной.

До последнего я надеялся, что она не явится на церемонию, но она пришла к концу, видимо, Ридли наплел ей что-то о важности соблюдения всех формальностей, если мы хотим, чтобы всё прошло хорошо. Кто бы мог подумать, что этот весельчак окажется таким исполнительным и щепетильным в вопросах, которые мне самому казались совершенно ничтожными.

Если бы отбор проводил я, он бы уже был окончен. С другой стороны, если бы отбор проводил я, наверное, я бы не нашёл Адриану…

Нехотя отхожу от неё и наблюдаю, как мать подходит к каждой и целует каждую в лоб, шёпотом произнося какие-то напутственные слова.

Да, здесь много достойных претенденток, много таких, которые вскружили бы голову любому. Взять хотя бы эту Марианну, или ту, что сидела рядом с Адрианой… Но рядом с ней все они блекнут и выглядят невыразительно, хоть и одеты в куда более пышные наряды, открывающие их соблазнительные формы.

Адриана же одета в скромное зелёное платье. В ней нет ничего вызывающего, ничего броского. Она не ищет моего взгляда, как все остальные, не выглядит так, словно нахождение в высоком обществе приводит её в восторг, несмотря на то, что она, как я успел понять, из обнищавшей семьи.

— Ну, что я тебе говорил? — негромко произносит Ридли, так что слышу его только я. — Хороша ведь, а?

— Она должна победить в этом отборе, — говорю я. — Мне не нужна другая.

— Это, как распорядится бог, ты же знаешь, друг мой, — с улыбкой говорит Ридли. Кажется, ему нравится дразнить меня. Он получает наслаждение от моей боли.

— Ты просто отвратительный друг.

— Я твой единственный друг, князь, и лучше меня друга на свете не бывает. Так что избавь меня от ропота и прими всё, что на тебя обрушивается, с терпением, достойным твоего титула и твоей драконьей силы.

— Мстишь за то, что в тебе нет дара?

— Нет, я хочу, чтобы она победила не меньше твоего. Я уже поставил на неё целое состояние.

— Когда ты успел?

— Не трудно успеть, когда ты сам принимаешь ставки высоких господ.

— Если король узнает…

— Не узнает. А если и узнает, то сам с удовольствием сделает ставку. В этом нет ничего предосудительного, когда уважаемые высокородные господа спорят друг с другом на деньги. Даже напротив, это добрая старая традиция. Если бы ты читал кодекс отбора, который лежит в твоих покоях, то нашёл бы там много интересного.

— Мне не до книг, довольно сложностей и без этого.

— А я чертовски во всё это втянулся, друг мой, оказывается, я распорядитель не хуже твоего Даррена.

Знал бы Ридли столько, сколько знает старик, он бы спал по ночам так плохо, что вся его розовощёкость и жизнелюбие давно бы покинули его буйную голову.

— Наконец-то я вижу в твоих глазах огонь, Ивар, и я не могу не радоваться. Но должен тебя предупредить, чтобы ты не делал глупостей раньше времени.

— О чём ты?

— Сам знаешь о чём. Я вижу по твоим горящим глазам, что ты замыслил навестить нашу новенькую претендентку и попробовать раньше времени сорвать этот цветок. Можешь не отрицать, я знаю тебя целую вечность, дружище.

— Даже если и так, то что с того? Стоит мне только поманить пальцем, она сама прибежит и согреет мою постель.