С удивлением для себя отмечаю, что голос Ивара дрожит. Похоже, он сам верит в то, что говорит. Я могу поклясться, что вижу слезы, застывшие в его глазах.

Ты прошел через ад?

Лицемерный омерзительный подлец! И ты смеешь теперь лить лицемерные слезы по той, которую сам же едва не погубил? Той, что дала тебе двух дочерей и готова была умереть за тебя?

Мне так и хочется вырвать руку и ударить его изо всех сил по лицу. Но он держит меня крепко, не давая шевельнуться, и приковывает меня своим взглядом к месту. Одно движение и он сломает меня, как куклу. Одно неверное слово, и в числе претенденток останется на одну участницу меньше. Никто не заметит недостачи, никто не вспомнит.

Что бы сделала Адриана? Нужно думать, как она. Нужно усмирить ярость, пылающую в сердце, забыть все, и думать, как эта девочка, под личиной которой я скрываюсь.

Я делаю вдох и говорю.

— Простите, князь, я не хотела причинить вам боли. Я сожалею о вашей утрате. Мои слова были бестактны.

Он задерживает на мне долгий изучающий взгляд, оценивая, насколько искренне я говорю, и в конце концов этот взгляд смягчается.

— В следующий раз думай, что говоришь, милая, — произносит он и отпускает меня.

Боль тут же ослабевает и я облегченно вздыхаю, обнимая себя за плечи.

— Не дрожи ты так, я бы ничего тебе не сделал. Нет ни одной благородной девушки, которой я бы причинил боль. Он откидывается на кресле и прикрывает глаза.

— Я не сомневалась…

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Клем, которая стоит за спиной Ивара и держит в руках тяжелую бронзовую статуэтку. Я мотаю головой и и делаю страшные глаза. Она, похоже, была полна решимости огреть ею самого князя Стормса. Вот только она не подозревает, что это не причинило бы ему никакого вреда, а ей, скорее всего, стоило бы жизни.

Я осторожно поднимаю руку и показываю ей жестом, чтобы поставила тяжелый предмет на место. Клем поджимает губы и хмурится, но в конце концов подчиняется. Облегченно выдыхаю и перевожу взгляд на Ивара.

— Мне правда жаль, — говорю я, — жаль что так случилось с вашей супругой. Я уверена, она была прекрасной женщиной.

— Была… Но я потерял ее… Не проходило и дня, чтобы я не мучался от боли, оплакивая эту утрату. Судьба была слишком жестока по отношению ко мне.

Ты не потерял ее, подлец, ты своими руками вышвырнул ее из дома, предал, уничтожил и поспешил устроить отбор, чтобы найти мне замену, вот что ты сделал. Судьба была к тебе жестока? А что насчет того, как жестока она была по отношению ко мне?

Нет, нельзя впускать в сердце ярость. Нужно успокоиться. Нужно унять эту дрожь, нужно перевести разговор, иначе я не выдержу.

— Я бы хотела познакомиться с вашей дочерью, — говорю я. Как ее зовут?

— Ты участвуешь в отборе, и не знаешь, как зовут мою дочь? — он приоткрывает сонные глаза и его губы трогает легкая улыбка. — Ее зовут Лили, как цветок. Она и есть как прекрасный весенний цветок.

— Прекрасное имя, Лили, — говорю я и сердце мое сжимается от того, что я произношу имя моей дочки. Больше всего на свете мне сейчас хочется прижать ее к себе и никогда не отпускать, что бы ни случилось.

— Я познакомлю тебя… Она тебе понравится. Она чудесная. У нее такие глаза, совсем как у ее матери, и золотые волосы. У Элис были такие прекрасные золотые волосы.

Были волосы, которые ты приказал сбрить. Сжимаю кулаки, глядя в его лицо. Глаза его закрыты, на губах играет легкая улыбка, как будто он вспоминает о чем-то приятном.

— А как она пела мне, как я любил слушать ее голос. Ты умеешь петь, Адриана?

— Я…

— Спой мне что-нибудь, я слышу по голосу, что ты должна уметь. Всех девиц учат петь, в этих… Как их… В гимназиях.

Он приоткрывает глаза и смотрит на меня своим огненным взглядом, а потом отпивает зелья из стакана.

— Ну? — требовательно говорит он, развалившись в кресле.

— Хорошо, — говорю я.

Он снова прикрывает глаза, отчего боль практически отступает.

Я представляю себе, что я не здесь. Не рядом с Иваром. Я представляю, что рядом со мной Лили, и я пою песню ей.

Я начинаю тихо петь колыбельную, которую пела ей бесчисленное количество раз. Сама закрываю глаза и забываю обо всем, погружаясь в нежную мелодию, которая словно бы уносит меня прочь отсюда, туда, где еще есть место для счастья и любви. Вижу лицо моей дочки перед собой, ее смеющиеся глаза, золотые локоны, которые я всегда расплетала перед тем, как уложить ее в постель и меня саму окутывает такое тепло, словно я снова дома. Словно у меня есть дом.

Когда я заканчиваю петь и открываю глаза я вижу лицо Клем. По ее щекам текут слезы. Она быстро вытирает их и всхлипывает.

— Ты так красиво поешь, — шепчет она. — Я никогда не слышала ничего подобного…

— Спасибо, — говорю я.

Клем подходит к Ивару и осторожно трогает его за плечо.

— Кажется, он спит, как убитый, — говорит она.

Клем осторожно трогает его пальцем в плечо, и похоже, она права, он действительно заснул сидя в кресле.

Я тихонько встаю, чтобы не разбудить его.

— И что нам теперь делать? — спрашивает Клем шепотом.

— Пойдем отсюда, — говорю я, — оставаться с ним в одной комнате — это последнее, чего я хочу.

Беру свою сумку, в которой лежат самые важные вещи и книга, оставленная мне матерью.

Темный силуэт Ивара, сидящего в кресле, кажется зловещим и опасным. По спине пробегают мурашки от одного этого вида. Он похоже, пришел сюда вовсе не разговаривать, его привела сюда похоть, но каким-то чудом я была избавлена от этого испытания, хотя бы сегодня. Наверное, стоит поблагодарить за это богов, если они есть.

Открываю дверь и в комнату едва не вваливается Марианна.

Похоже, она торчала тут все время и подслушивала под дверью. До чего же назойливая особа… Ну конечно, она не могла такое пропустить. Ей обязательно нужно быть в курсе всего, что происходит.

— Здравствуй, — говорю я ей, — тоже не спится?

а— Где князь? — спрашивает она напрямую.

В ее взгляде читается неприкрытая ненависть, и что-то еще… Ревность?

— Спит, — говорю я, если хочешь, полюбуйся.

Я впускаю ее в комнату и она как ни в чем ни бывало заходит и оглядывает темное помещение, словно не верит мне на слово.

Увидеть ее изумленные глаза стоит дорогого. Похоже, она ожидала увидеть тут все, что угодно, но не спящего в кресле дракона.

Она переводит недоуменный взгляд с Ивара на меня.

— Я думала….

— Что ты думала?

— Думала он пришел за другим.

— Это за чем же?

— Ну…

— Он пришел, начал говорить странные вещи, — лепечу я, — я до смерти напугалась, если честно. Он такой настойчивый, такой сильны, и похоже, для него вообще нет никаких правил…

— Он что-то тебе предлагал? — Марианна повышает голос, и сердце мое сжимается. Не дай бог она разбудит его сейчас.

— Пойдем поговорим там, — я киваю на коридор.

Когда мы выходим и я тихонько закрываю дверь, я встречаюсь с ее выжидающим взглядом.

— Мне кажется, он был пьян, вот что.

— Ты помнишь, что я тебе говорила, девочка? — она угрожающе наседает на меня, так что мне приходится прижаться к стене.

— Я помню.

— Деньги для тебя уже готовы и ждут лишь твоего слова. Десять тысяч и ты отказываешшься от своих притязаний на победу в отборе и вместо этого помогаешь мне.

Она нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Я понимаю, что тут есть только один верный ответ

— Не подведи меня, Адриана, — говорит она. — Я наблюдаю за тобой гораздо пристальнее, чем ты думаешь.

Как же объяснить ей, что мне не нужен ни ]ивар, ни его деньги. Все, что мне нужно - забрать моих детей и убраттся отсюда как можно дальше. Я еще не знаю, как я это сделаю. куда отправлюсь и как найду себе новый дом, но я точно знаю, что он никак не будет связан с драконами. Если сказать ей об этом прямо, она конечно же не поверит ни единому слову. Поэтому нужно прикидываться до последнего, играть в ее игру так, как ей хочется. Очень важно, чтобы она не видела во мне врага. А желательно, чтобы она видела во мне соратницу.