— Нашла! — говорю я и бросаю Дарине половинку знака. — Больше не теряй.

Она хватает знак и прижимает его к груди. Я отрываю кусок от своего платья и быстро перевязываю ее рану на плече, положив под нее несколько листков собранного по дороге круглолиста, который должен остановить кровь и обеззаразить рану.

— Ай, — вскрикивает она, когда я туго затягиваю повязку.

— Если останешься тут, тебя съедят, и я тебе уже не помогу, девочка, — говорю я ей в лицо. — Беги отсюда.

— И оставить тебе все шансы? — кривит она свой хорошенький носик. — Ну уж нет!

Она вскакивает и с удивительной прытью бежит прочь, крепко сжимая в руке свой знак.

— Стой! — кричу я ей, но она, кажется, не слышит меня, проламываясь через ветки деревьев и высокую траву.

Когда я коснулась ее знака, я точно увидела, в какую сторону нужно идти, и это совсем не в той стороне, куда она так резво рванула.

Чувствую, как что-то влажное и шершавое касается моей руки.

Опускаю взгляд и вижу кошку, облизывающую мою руку. Задумчиво чешу ее по загривку и говорю:

— Ну что же. Пойдем искать вторую половину моего знака.

Ивар

— Разве это по правилам? — смотрю, как девушки, словно цветы, гонимые ветром, бегут в сторону леса, ткани их пёстрых разноцветных платьев развеваются на ветру. Зрелище одновременно и завораживающее, и страшное, если представить себе, что может произойти там, в лесу.

Похоже, я напрасно пустил всё это дело на самотёк и отдал на откуп Ридли. Король, похоже, веселится от души. Ему подносят вина, и он, громко хлюпая, заливает в свою безразмерную глотку разом весь бокал.

От отвращения меня внутренне передёргивает. Кто позволил ему населять мой лес дикими зверями? Разве ему не известно, что у меня живут самые редкие белые меднорогие олени? Конечно, известно, ведь он сам приезжал сюда на охоту.

— Нет никакого интереса в испытаниях, мальчик мой, если не будет опасности для жизни, — говорит он, поворачивая ко мне своё мясистое лицо. — Я приехал повеселиться, а не смотреть, как эти золотоискательницы читают стишки и делают реверансы. Всё, как завещали наши праотцы, всё как в старые добрые времена, когда, чтобы завладеть сердцем благородного мужа, девушке нужно было не раз рискнуть своей жизнью.

— Они не знали, что им придётся рисковать жизнью, — стиснув зубы, говорю я. Мне хочется скинуть тушу короля с кресла и разодрать когтями, я едва сдерживаюсь, чтобы не сделать это. Вот была бы сенсация. Ивар Стормс убил короля на собственном отборе и одарил своей прекрасной невесте его голову.

Мотаю головой, чтобы отбросить глупые мысли. Если бы хотя бы отблеск этих размышлений стал известен королю, я бы уже лежал под землёй, закопанный заживо. Маркус II не церемонится ни с кем, ни с друзьями, ни с врагами.

Но переживаю я, разумеется, не за оленей, а за единственную девушку, которая меня сейчас волнует, за Адриану. И смотрю я только ей вслед. Её изумрудно-зелёное платье сливается с высокой травой, так что даже моё невероятно зоркое зрение едва может различить её.

В сердце закрадывается нехорошее предчувствие. Найти ту единственную, которая разожгла во мне огонь, и тут же её потерять только потому, что Маркусу захотелось немного поразвлечься? Стискиваю зубы от бессилия. Своего недовольства теперь даже показать не могу.

— Простите, — говорю я, и отхожу от короля.

— Всё будет хорошо, Ивар, — успокаивает меня Ридли. Но я вижу по его глазам, что он сам вовсе не спокоен и слабо верит в свои слова.

— Сегодня не все вернутся с отбора, — говорю я и заливаю в себя зелье, чувствуя, что боль в каждом суставе, из-за волнения за Адриану, становится совсем уж невыносимой. — Клянусь, если она выживет, я брошу это поганое пойло.

— Выживет, обязательно выживет, — говорит Ридли и сжимает моё плечо.

— Почему ты не проконтролировал этот вопрос? — спрашиваю я, глядя другу в глаза. Он, похоже, вот-вот заплачет от досады. Неужто ему тоже приглянулась малышка Адриана? Прищуриваюсь, чтобы попытаться разгадать его мысли. Но, конечно, мыслей его я прочесть не могу. Такими навыками, кажется, пока не владеет ни один дракон. И слава богу. Кошусь на короля, который хлопает в ладоши, поддерживая играющих весёлый танец музыкантов. Он подпевает и хохочет.

— Я не знал, он всё сделал сам.

Ридли трет глаза, и я вижу, что он чертовски устал. Наверняка не спал уже несколько дней, так же как и я… Хотя нет, я прошлой ночью спал как младенец, убаюканный сладким голосом моей Адрианы. Моей… Интересно, как я уже считаю её своей собственностью.

— Если она умрёт, я задушу подонка вот этими руками, — говорю я глухо, так, чтобы слышал только Ридли.

Он берёт меня за плечо и отводит подальше от чужих глаз.

— Что ты несёшь, Ивар? Ты совсем безумный? Вдруг тебя кто-то услышит?

— Плевать мне на всё, — говорю я.

— Если ты не думаешь о себе, подумай о своей дочери. Если тебя услышат, она мигом останется без отца.

Я смотрю Ридли в глаза долгим взглядом и, наконец, киваю.

— Ты прав, — нехотя говорю я. — Девочка не виновата. Невинное дитя не сделало ничего плохого, чтобы её воспитывала моя мать. Видит драконов бог, если так случится, ещё одна душа будет загублена. Как загублена моя.

Музыка затихает и на мгновение слышен только ветер и неясный гомон гостей, разбирающих угощение с длинных столов. Все пришли сюда пожрать и повеселиться. Никому, кроме родственников претенденток, нет дела до их судьбы. Никому. Как и мне нет дела до всех остальных, кроме одной.

До моих чутких ушей доносится отзвук девичьего крика со стороны леса.

— Похоже, кто-то уже встретил свою клыкастую судьбу! — с восторгом говорит король. — Но не переживайте, гости, кошечек утром покормили, так что максимум, что произойдёт, — они поиграются с девочками. Я не изверг и не желаю никому смерти, видит драконий бог.

Смотрю на лицо короля, который не обращает на меня внимания, а потом перевожу взгляд на инквизитора, который, напротив, смотрит на меня не отводя своих внимательных тёмных глаз. Наверняка это его идея с кошками. Инквизиторы славятся своей ненавистью к женщинам, проклятые лицемеры, прикрывающиеся любовью к богу.

Чёрный песок сыплется внутри больших часов и высыпался уже на треть. Время одновременно бежит слишком быстро и тянется безразмерно долго.

— Пошло всё в пекло, — говорю я и иду в сторону леса, не обращая внимания на крики людей, пытающихся остановить меня. Отбрасываю в сторону Ридли, который пытается удержать меня и уже собираюсь набрать все внутренние силы, чтобы дать волю дракону. Найду её, и заберу из этого чёртова леса, пока её не сожрали, и плевать на всё.

— Не советую делать этого, благородный князь, — слышу я громовой окрик короля.

Музыка снова прекращается и на этот раз все замирают. Король Маркус II смотрит мне в глаза и на лице его играет жестокая улыбка.

— Имейте терпение, князь, и ждите, как ждём все мы. Если надо, попросите инквизитора, чтобы он помолился с вами, коль судьба девушек так заботит ваше доброе сердце.

В голосе его звучит насмешка. Но гораздо больше в нём угрозы. Я чувствую, как он набирается силы, готовый перевоплотиться в дракона, если потребуется остановить меня.

— Бог решит их судьбу, — говорит он, продолжая пристально смотреть мне в глаза. — Не мешайте его воле.

— Король, простите, при всём уважении, неужели вы думаете, что это богоугодное дело? Неужели вам кажется, что такие жестокие игры нравятся нашему Господу? — пытаюсь сделать свой голос как можно более спокойным, но чувствую, что раздражение прорывается наружу. По физиономии короля видно, что он это заметил.

— Если у вас есть ко мне какие-то претензии, князь, думаю, что сейчас не время их высказывать, — говорит он жестоким голосом. Я чувствую, как от его голоса дрожит земля. Спорить с королём всё равно что пытаться переспорить вулкан, и сейчас, похоже, все молятся, чтобы не произошло извержение.