— Я знаю человека, который точно знает. И знаю, что совсем недавно он якобы отлучился в свою отдаленную провинцию.

— Распорядитель Даррен?

— Да. Если кто и знает всю правду, то это он. И я, кажется, знаю, где он на самом деле.

Ивар

— Признаться, если бы не визит короля, отбор наверняка был бы не таким интересным, верно, сын?

Мать засовывает ложку в яйцо и выуживает оттуда полужидкую смесь желтка и белка, погружает в свой накрашенный рот. Солнце ярко светит, почти ослепляя меня. Глаза сегодня слезятся особенно сильно. А в ноге поселилась такая боль, что кажется, словно кто-то воткнул в колено раскаленную кочергу. Что она говорит? Я даже не понимаю, что она несет в первую минуту.

— Погибло три девушки. Радоваться нечему. Надобно плакать, — говорю я сухо и отрезаю кусок мяса. Рот наполняется головокружительно приятным мясным соком, я начинаю жевать, но спустя секунду чувствую острую боль во рту, а затем зубы натыкаются на что-то твердое.

— Проклятье, — говорю я и выплевываю еду. — Неужели повар не выбрал из мяса кости? Да что они себе позволяют?

Однако я сразу же вижу, что дело не в костях. Это мой зуб. Трогаю пустое место, где он должен быть. Соседние зубы тоже, кажется, начинают шататься.

Мать изумленно смотрит на меня, застыв с занесенной над яйцом ложечкой.

— Ивар?

— Извини, мама, я не голоден.

Встаю из-за стола и иду прочь, стараясь, чтобы не было видно, как я прихрамываю на одну ногу. Мысль только об одном: сейчас, прямо сейчас выпить. Запереться в комнате и залпом выпить всю бутылку зелья. Только бы успокоить боль, успокоить беспокойство.

— Ивар! Это что, твой зуб?!

Визг матери долетает до меня, но я не обращаю внимания.

Живот скручивает от странного чувства. То ли голода, то ли страха. Ничего подобного я раньше не испытывал. Солнце, льющееся в окна, прошибает меня словно насквозь, как будто преследует меня, слепит, так что приходится щуриться и про себя осыпать проклятьями все сущее.

Наконец, расталкиваю слуг, суетящихся возле моих покоев, и выгоняю всех, кто приводит их в порядок по утреннему обыкновению.

— Проваливайте, — рявкаю я и едва не пинками выгоняю всех.

Захлопываю двери и закрываю на ключ. Гостей мне этим утром точно не надо. Перевожу дух и в два шага подхожу к столу. Сдергиваю пробку с пыльной бутылки с зельем, которую уже кто-то успел услужливо обновить.

А ведь я же обещал бросить пойло, если Адриана вернется живой и невредимой с этого отбора. Что же получается, Ивар снова не держит слово?

Губы замирают над вожделенным горлышком бутылки. Я дышу, словно загнанный зверь, наконец, нашедший отдушину и тут же ее лишившийся.

— Хочешь нарушить свое слово, данное богу? — спрашиваю я себя вслух и заглядываю в большое зеркало, висящее на стене. На меня смотрит человек, которого я не привык видеть. Волосы за последние пару дней, кажется, еще сильнее поредели. Тут и там появилась седина, которой не было. Глубокие морщины залегли под глазами, лоб расчерчивает напряженная борозда. Я стал похож на отца, когда ему было вдвое больше, чем мне теперь.

Проклятье. Солнечный луч проникает сквозь зеленое стекло бутылки и, отражаясь, разлетается солнечными зайчиками по всей комнате.

— Здравствуй, отец, — говорю я своему отражению. — Хотел бы сказать, что рад тебя видеть. Но я не рад.

Обращаюсь за помощью к своему дракону. Но он лишь вяло открывает глаза, выпускает две струи черного дыма и равнодушно закрывает их вновь.

— Предатель, — говорю я. Но он в ответ лишь равнодушно сопит. Дракон недоволен мной и уже давно недоволен. Но я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы дать ему огонь. Точнее нет, я прекрасно знаю. Мне нужна она. Нужна Адриана. Только рядом с ней я забываю о боли, которая терзает меня. Только рядом с ней я снова чувствую огонь моего дракона.

Как только я вспоминаю о ней, дракон поднимает голову и скалит пасть. В глубине его пасти я вижу тлеющую мощь. Она там, ее только нужно разжечь.

Адриана. Моя надежда. Единственное хорошее, что осталось в моей жизни. И этот проклятый Маркус едва не отнял у меня ее. И что же я, предам слово, которое дал самому себе?

Ставлю бутылку на стол и резким движением закупориваю.

Пусть боль съедает меня. Пусть терзает. Пусть сожжет меня дотла, но она будет моей. Она будет рядом, она залечит мою израненную душу. Она воскресит меня.

Я до того распаляю свою надежду, что даже улыбаюсь своему отражению. Так что видно недостающий зуб.

Подумаешь, великая потеря.

Дракон одобрительно взмахивает крыльями и следит за тем, как я покидаю свои покои.

Сегодня вечером я увижу ее на ужине. Сегодня я услышу ее голос. Осталось подождать совсем немного. Если бы не эти проклятые правила…

Я бы прямо сейчас пробрался к ней, но там теперь целая толпа народу, готовит ее к ужину с королем. Если ему доложат, что я хожу к участницам в неположенное время, он будет недоволен. А он и так с прошлого раза явно не слишком пылал ко мне доверием и любовью. Нужно снова найти с ним общий язык. Нет смысла конфликтовать с королем, Ридли прав. Нужно пользоваться слабостями глупого взбалмошного короля, а не быть пешкой в его капризных руках.

Маркус не представляет, как ему повезло, что Адриана выжила. Ведь я всегда держу свое слово. И буду держать впредь. И я должен проследить за тем, чтобы он выбирал правильные испытания, которые не подвергают жизнь участниц риску.

Отныне все, что я делаю, будет направлено на то, чтобы усмирить кровожадность короля и сделать так, чтобы моя Адриана не подвергалась опасности. Сейчас только это важно и только об этом нужно думать. И я сделаю все, что угодно.

Стоит мне произнести ее имя про себя , я чувствую, как зверская боль в ноге начинает как будто утихать. Или мне это кажется? А есть ли разница, если сердце начинает биться быстрее, а жизнь вновь расцветает красками, лишь стоит только подумать о ней?

Нет, Маркус. Даже если мне лично придется отправить тебя в ад, я не стану больше сидеть сложа руки и смотреть на то, как ты пытаешься отобрать у меня единственное ценное, что осталось у меня в жизни...

В голове мелькает мысль о моих дочерях, но я откладываю ее в сторону. Разумеется, они важны. Разумеется, они моя кровь и я сделаю все ради их счастья. Но им нужна мать, а мне нужен наследник, который продолжит мой род. И только Адриана подходит для этого. И именно поэтому сейчас важна только она.

Я сейчас же найду короля и не отойду от него ни на шаг, я буду знать о каждом его действии, о каждой идиотской мысли, что придет ему в голову еще до того, как он произнесет ее.

Тяжелый кашель останавливает меня на ходу, так что мне приходится потратить драгоценную минуту на то, чтобы откашляться. Кто-то из слуг подает мне платок и я почти не обращаю внимания на кровь, оставшуюся на нем.

Пустяки, всего лишь небольшое недомогание.

— Лучше бы тебе помириться с королём, — говорит Ридли. От меня не ускользает его гримаса, когда он видит меня этим утром, но он тут же берёт себя в руки и надевает привычную маску жизнелюбия. Маску, или это он и вправду всегда такой? Сколько лет знаю его, никогда не мог понять, прикидывается Ридли или действительно любит эту жизнь и все её проявления, как козлик на весеннем лугу, щиплющий свежий клевер.

— Ты не чувствуешь, как смерть стоит за твоим плечом? — спрашиваю я, чувствуя, что мне хочется испортить ему настроение.

Смертный, конечно, должен испытывать особый страх перед смертью. Драконы тоже смертны, но общеизвестно, что совсем не так, как люди. Умирая, человек продолжает жить в своём драконе, который навечно улетает в северные земли, откуда никогда не возвращается. Человек же, не имеющий дракона, всего лишь маленькая вспышка, ярко вспыхивает, горит одно мгновение и затухает навечно, не оставляя ничего, кроме воспоминания и крови в своих потомках.