— Откуда ты знаешь? — недоверчиво смотрит Лили на меня.

— Потому что я верю в чудеса, так же, как и твоя мама.

Несколько мгновений Лили недоверчиво смотрит на меня, но потом её взгляд загорается.

— Если это правда, — говорит она, — тогда скажи ей, что я очень её люблю и что мне её не хватает.

— Ты можешь сказать сама, — говорю я. — Она слышит тебя прямо сейчас.

— Адриана, — серьёзно говорит Лили, глядя мне в глаза. — А если чудеса бывают, и ты точно знаешь, можно ли сделать так, чтобы мама вернулась? Что нужно сделать, чтобы она вернулась? Я сделаю всё, что угодно, только скажи.

Я смотрю в глаза дочери и чувствую, что сейчас сделаю то, чего делать нельзя. Я разжимаю объятия и беру пальцами за кольцо, чтобы снять его. Чувствую, что больше не могу скрывать от дочери то, что я на самом деле жива.

Но тут я слышу шаги за спиной и резко оборачиваюсь. Прихрамывая, к нам с Лили идёт Ивар. Лили видит отца и тут же бежит к нему. Он подхватывает её на руки и красноречиво смотрит на меня.

— Надеюсь, дочь не утомила тебя, Адриана, — говорит он и с дочерью на руках подходит ко мне.

В голове мелькает воспоминание о том, что вот почти так же мы стояли на этом же месте год назад, когда всё было по-другому. Когда мне казалось, что Ивар любит меня. Когда я была уверена в своём будущем. Когда он ещё не отнял у меня всё.

Я смотрю в его глаза, в которых плещется драконий огонь, смешиваясь со светом вечернего солнца, и пытаюсь найти в этих глазах хотя бы каплю сожаления или раскаяния в содеянном.

— Она просто чудо, — говорю я не своим голосом, отводя глаза от взгляда Ивара.

— И ей, кажется, уже давно пора спать, — с улыбкой говорит Ивар, напуская на себя нарочитую строгость. Он опускает Лили на землю и говорит подходящим к нам нянечкам:

— Уложите её спать.

— Но я не хочу спать! — протестует Лили.

— Если ты не будешь спать, ты будешь слабой и глупой, — говорит Ивар. — Адриана может подтвердить. Верно ведь?

Он смотрит на меня с лёгкой улыбкой, заставляя участвовать в воспитании дочери вместе с ним.

— Мы с тобой ещё погуляем в любой момент, когда захочешь, — говорю я. — А теперь тебе и правда пора спать.

Она подходит ко мне.

— Я кое-что скажу тебе, но на ушко. Папа, не слушай, — говорит она.

Ивар пожимает плечами.

Я наклоняюсь, чтобы она могла сказать то, что хочет.

— Я буду верить в чудо, Адриана, — говорит она, и я чувствую её дыхание.

Она обнимает меня за шею и целует в щеку, а потом выворачивается из моих объятий, словно ветерок, и бежит к ждущим её няням, оставляя меня с Иваром наедине.

Смотрю вслед дочери и на мгновение забываю, где я сейчас и кто рядом со мной, поэтому вздрагиваю от голоса Ивара, который звучит совсем близко.

— Я не должен был позволять королю делать это, — говорит он задумчиво, вместе со мной глядя вслед Лили.

— Власть короля безгранична, — говорю я, — и он может делать всё. Мы лишь его слуги.

— Я не слуга, — голос Ивара звучит резко, и я вижу, как дергается его лицо, словно он испытывает сильную боль от одной мысли о том, что нужно подчиняться. — Я едва не потерял тебя сегодня, и этого я больше не допущу.

Я горько усмехаюсь про себя. Такие слова, столько в них участия и тепла. Я бы даже прониклась ими, будь это кто угодно другой. Он смотрит на меня с обожанием и пожирает глазами, словно не может насмотреться. Точнее, не на меня, а на иллюзорную оболочку. Клод прав, Ивар, похоже, действительно готов хоть сейчас остановить всё это.

В это мгновение я почти осязаемо чувствую ту власть, которую имею над ним благодаря своему дару. Чувствую, что одного моего слова хватит, чтобы направить этого властного, гордого и жестокого дракона, которого я так любила когда-то, в ту сторону, которая покажется выгодной мне. От этого осознания по всему моему телу пробегает дрожь.

— Глядя на то, как вы общаетесь, ты и Лили, у меня нет сомнений в том, что ты сможешь дать ей то тепло, которого ей недостаёт после гибели матери. Видит драконий бог, она нуждается в этом тепле и тянется к тебе. Для меня это сродни чуду.

В глазах Ивара плещется тусклый драконий огонь, который раньше так завораживал меня. Я вижу отблеск облика дракона в этих глазах, дракона, который так и хочет вырваться на волю, взмыть в небо.

Страсть и желание в его глазах красноречивее любых слов подтверждают мою догадку. Да, я не ошибаюсь, я действительно имею власть над ним. Но как я могу воспользоваться этой властью?

Он берёт меня за руку. Я невольно отдёргиваю её, чувствуя тупую боль, но он удерживает мою руку в своей, а потом прикладывает её к своему сердцу.

— Чувствуешь, как оно бьётся, Адриана? Там внутри настоящая буря, и эту бурю разожгла ты.

— Отбор ещё не закончен, а вы уже…

— Плевать на этот отбор.

— Король с вами не согласится.

— Плевать на короля.

Он приближается близко к моему лицу, так что я тону в огне, плещущемся внутри Ивара, застывая, словно добыча перед неминуемой гибелью. Я дергаюсь снова, но он не выпускает меня, держа мощными руками.

— Отпустите меня, — говорю я с нажимом, чётко проговаривая каждое слово, — вы делаете мне больно.

— Я знаю, что это не так, Адриана, и я чувствую, что тебя тоже тянет ко мне. Иначе тебя бы здесь не было, — его страстный шепот обжигает мою шею, когда он покрывает её поцелуями.

— Вы всегда получаете то, что хотите? — спрашиваю я, продолжая сопротивляться его натиску.

— Я всегда получаю то, что хочу, — говорит он и пытается поцеловать меня в губы. — И это приходит ко мне само, по праву моей силы и моей удачи.

Самоуверенные слова.

— А ваша жена? Почему же ваша удача не уберегла её?

Эти слова сами срываются с моих губ, так что я даже не успеваю сообразить, что произношу их вслух. Тот вопрос, который постоянно крутится у меня в голове с самого того дня, когда он вышвырнул меня из дома, нашёл выход так или иначе.

Ивар тут же останавливается, и его хватка становится не хваткой страстного любовника. Теперь в ней появляется жёсткость и злоба. Лицо его дергается снова, словно его прошибает сильная боль, и я слышу, как внутри его груди что-то хрипит.

— С моей женой случилась беда. Не проходит и минуты, чтобы я не винил себя в её гибели. Не проходит и мгновения, чтобы я не думал о том, что у меня, возможно, был шанс всё изменить.

Если бы я не знала всю правду, и если бы не была той, о ком идёт речь, я бы даже, наверное, прониклась искренней дрожью, звучащей в голосе моего когда-то любимого супруга, который собственными руками погубил меня.

Его хватка расслабляется, и взгляд становится более мягким, жёсткая морщина посреди лба разглаживается, и он опускает глаза.

— Я не уберег её, я виноват в её гибели.

Я чувствую, что он хочет сказать что-то ещё, но не решается.

— Я слышала, что она умерла родами, и вы ничего не могли поделать. — Я радуюсь тому, что он отпустил меня, и теперь, задавая этот вопрос, я чувствую себя так, словно втыкаю нож ему в сердце, видя, как больно ему думать об этом. Зная, что всё, что он говорит, — неправда и что ему будет стоить больших усилий отвечать на этот вопрос.

Я вижу, как руки его начинают дрожать. Он словно бы собирается с духом, молча глядя на меня, как будто действительно собрался всерьёз и честно отвечать на этот вопрос. Но ведь он никогда не признается в том, что сделал. Никогда и никому.

— Она не… она могла жить, — говорит он. — Я мог спасти её, но не сделал этого. Я мог что-то сделать, но был ослеплён горем и отчаянием.

Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться мерзавцу в лицо. На мгновение в голове у меня промелькнула безумная мысль, что он может открыться Адриане, рассказать ей всю правду, позволить ей решать, сможет ли она быть рядом с ним, зная эту правду.

Это был бы поступок мужчины. Но гордость Ивара никогда не позволит ему сделать этого. Ивар не признает своих ошибок, даже если речь идёт о жизни и смерти.