— Может, оно и к лучшему, если он отдаст концы. Туда ему и дорога.

— Если он умрёт, я никогда не узнаю, где моя дочь, — говорю я. — Что, если её нет там, куда мы идём?

— Об этом я не подумала…

Мы выходим из темных коридоров и поднимаемся по лестнице, теряясь среди многочисленных слуг Маркуса и слуг Ивара, которые снуют туда-сюда, не обращая ни на меня, ни на Клем никакого внимания.

— Король, похоже, опять решил устроить сегодня пирушку. И как у него брюхо не лопнет, — цедит Клем. — Столько народу трудится, чтобы ублажить одну сиятельную задницу…

Мы поднимаемся на второй этаж, где слуг уже почти нет. И это место совсем близко к покоям Ивара. Если свернуть по этому коридору, можно попасть в комнату Лили. Я заставляю себя не смотреть туда. Неужели он и правда где-то здесь прячет мою вторую дочь? Под носом у всех, и никто не знает?

Как можно утаить ребёнка?

— Я так рад, что вы пришли, Адриана! — вдруг слышу я у себя за спиной голос Ридли. — Он звал вас, вы ему очень нужны…

Я оборачиваюсь и встречаюсь глазами с бароном, изо всех сил стараясь скрыть досаду.

— Пойдёмте, пойдёмте же скорее. Он говорит, что вы его луч света. Сейчас с ним его мать, она места себе не находит. Я уверен, ваш визит ему очень поможет.

Не обращая внимания на Клем, Ридли берёт меня под руку и ведёт в сторону покоев Ивара.

Не говорить же мне теперь Ридли, что я пришла вовсе не для того, чтобы навещать больного? Откровенно говоря, видеть его мне совсем не хочется. До сих пор перед глазами стоит его умоляющий взгляд и неразборчивый шепот. Он хотел признаться? Правда хотел, но болезнь помешала? Или это была очередная его ложь, призванная вызвать у Адрианы сострадание? Но ведь он сказал, что малышка где-то здесь, и никто не знает, где именно, даже его распорядитель... Может, он скажет мне сейчас?

Нет, конечно же нет. Если ему стало лучше, он наверняка уже пожалел о своих словах, шепотом сказанных мне.

— Как себя чувствует князь? — спрашиваю я, стараясь придать голосу как можно больше искреннего участия. — Надеюсь, ему лучше?

— Лекари говорят, что тяжелый момент миновал и его жизни теперь ничто не угрожает.

— Это же хорошо! Я так рада это слышать!

—Ивар был на грани этой ночью. Бредил и кричал про какие-то золотые волосы, упавшие с чьей-то головы... Мы пытались разбудить его, но всё было бесполезно.

— Волосы?

Неужели мой князь вспомнил о моих золотых волосах, которых лишил меня? Неужели в нём действительно проснулась совесть? Ведь говорят же, что болезни иногда пробуждают в людях лучшие качества. Но что-то я сомневаюсь, что в нём осталось хоть что-то хорошее.

— Да, он ещё кричал про какую-то старуху, предсказывающую ему мучения… Мне пришлось пол ночи успокаивать его мать, она решила, что он говорил о ней.

Тут Ридли спохватывается, как будто сказал лишнего, и резко замолкает.

— Что же вы замолчали? — спрашиваю я.

— Вы так юны, но в ваших глазах столько мудрости. Мне никак не привыкнуть к этому. С одной стороны, вы заставляете меня быть с вами предельно честным, а с другой — возможно, все эти детали вам вовсе не нужны.

Он останавливается и смотрит на меня пристально:

— Скажите, ведь вы наверняка думали о том, чтобы отказаться от всего этого? Думали вернуться домой и жить своей обычной жизнью. У вас есть брат, о вас есть кому позаботиться. А теперь, когда король пожаловал вам тысячу золотых, вы сможете жить, не зная бедности. Так скажите мне, для чего вам жертвовать столь многим? Для чего рисковать жизнью? Ведь вы едва знаете князя. Чувствуете ли вы хоть что-то?

— Вы отговариваете меня, барон? — спрашиваю я негромко, глядя в его честные уставшие глаза.

Ридли хлопочет тут обо всём, переживает за Ивара так, словно это его брат. Принимает участие во всём, не жалея себя. Если бы я не знала его в прошлой жизни, подумала бы, что этот человек ищет для себя какую-то выгоду. Но нет, Ридли искал только одного — возможности помочь своему другу.

— Видит Бог, я больше всего желал бы, чтобы вы остались здесь. Но я не хочу, чтобы вы жертвовали собой ради того, кого практически не знаете.

Я вижу, как в нём борются два противоречивых чувства: с одной стороны, любовь к другу, а с другой — желание, чтобы Адриана оставалась в безопасности.

— Мы не сможем остановить короля, — говорит он прямо. — Но вы можете.

— Я?

— Да, если вы выйдете из состязания, следующий этап будет не таким интересным для него. Я не знаю, что он задумал, но предчувствую что-то очень опасное. Вы же видели, что они строят?

— Это какой-то амбар или дом…

— Для чего строить здесь дом? Вы можете понять?

— Если вы не понимаете, — скромно говорю я, — то мне уж точно этого не понять.

— Откажитесь от отбора, пусть выиграет Марианна.

— Но ведь тогда князю придётся жениться на ней, разве не так?

— Вы можете не пережить того испытания, что вам приготовили, и кому от этого будет лучше? Ваша смерть не принесёт Ивару счастья.

— Возможно, вы правы… — говорю я.

В голову закрадывается неожиданная мысль.

Что, если сейчас я сниму кольцо и откроюсь Ридли? Я вижу его глаза, вижу, что он честен со мной. Если бы он был на моей стороне, всё можно было бы исправить. Возможно, с его помощью я даже смогла бы вернуть своё имя. Но что-то останавливает меня. Что, если я знаю его не так хорошо, как мне кажется? Что, если, узнав мою тайну, он поступит не так, как я ожидаю, и расскажет обо всём Ивару? Тогда мне уж точно конец: второй раз он убьёт меня наверняка, и никакая болезнь ему не помешает.

— Барон, вы хорошо знаете Ивара Стормса? — спрашиваю я Ридли.

Мгновение он раздумывает.

— Не думаю, что хоть одна живая душа знает его хорошо, — наконец отвечает он.

— Почему же тогда вы так печётесь о его благополучии?

Ридли пожимает плечами.

— Он мой друг, вот и всё, Адриана.

— А что, если бы он сделал что-то по-настоящему ужасное, что-то преступное и непростительное? Вы бы скрыли это от других, желая сохранить его тайну ради вашей дружбы?

Я понимаю, что хожу по тонкому льду, но мне нужно знать, мне нужно понять, что сделает Ридли, если я откроюсь ему сейчас. Пусть слова — это всего лишь слова, но они могут многое сказать о человеке.

— Вы задаёте странные вопросы, — Ридли хмурится и смотрит вверх, словно всерьёз обдумывая мои слова.

— Простите, — выдыхаю я. — Даже брат говорит, что мне вечно лезут в голову всякие глупости. Это бестактный вопрос, не нужно отвечать, умоляю вас.

— Почему же… Вопрос интересный. Я отвечу вам. Но приведите пример, что именно он мог бы сделать?

— Например, убить свою жену, — едва не слетает с моих губ, но в последнюю секунду я останавливаю себя. Мне очень хочется открыться Ридли, но момент уже упущен: мы стоим возле дверей покоев Ивара.

— Забудьте. А я забуду о вашем предложении отказаться от отбора, и мы будем в расчёте. Хорошо, барон? — говорю я поспешно. Кажется, мы пришли…

И тут двери впереди распахиваются и из покоев Ивара, расталкивая толпящихся лекарей и слуг, выходит король. От его громовой поступи как будто стонут перекрытия между этажами.

Я молюсь, чтобы он меня не заметил и инстинктивно пытаюсь спрятаться за Ридли, но цепкий взгляд Маркуса все же касается меня и его лицо из хмурого и озлобленного, становится обманчиво добродушным.

— Малышка Адриана Де Вьяр! — громыхает он, — вот вы где! А мои слуги сбились с ног, пытаясь вас отыскать.

— Здравствуйте, ваше величество, — говорю я, делая положенный поклон, и выхожу из за спины Ридли. — Я пришла навестить князя, мне сказали, что ему нездоровится.

— Да, вам сказали верно, — издает он смешок и жадно пожирает меня глазами. — Признаться, он похож на кучу коровьего навоза. Более симпатичных людей кладут в гроб. Мы с ним немного повздорили. Так что пусть он немного отдохнет, а то, чего доброго, вздумает покинуть этот бренный мир от напряжения последних сил.