Сказал я им: диво дивное, это место – просто диво какое-то, пришел я в город – а там ни души, пришел в дом молитв – а в нем полно. Сказали мне: погоди, и про не такие чудеса услышишь. Сказали друг дружке: сейчас кинем жребий, кому выпадет честь принимать иерусалимца за своим столом. Сказал им тот старец: зачем бросать жребий, кто даст больше всех на бедняков страны Израиля, тот и примет его у себя. И тут же стали продавать меня с публичного торга, как какую диковину. И один кричит: даю 18 золотых, ибо 18 – это «жизнь», если азбуку на цифирь[47] переложить, а другой кричит: даю 26 – это имя Божье по цифири, а третий добавляет до 32 – супротив 32 путей постижений истины, а еще один увеличивает до числа «Сион» по цифирной азбуке. Вскочил тут один и говорит: ставлю, как число всех букв имени «Ерусалим». И развязал мошну, и вытащил полный вес слова «Ерусалим» по цифири. Но тут вскочил другой против его и воскликнул: как же можно забыть букву «И» в слове «Иерусалим»? Ведь эта буква «И» – как в имени ГосподИ, мИлостивый, СпасИтель, как в словах Израиль и мИр. Пропадает буква «И» – и не будет ни мира, ни милосердия, ни спасения, – не нам, не нам, а врагам Израиля такое! Вот даю я полный вес слова «Иерусалим» по цифрам, и гость – мой. Тут же отсчитал он золотые и потянул меня за руку – купил, значит, как по обычаю: пока не сдвинет человек покупку с места – не завершена сделка. Сказал я: братец, убери руку, слава Богу, не к пиратам я попал, чтоб продавали меня с торгов, и не такой я праведник, чтоб ко мне относилось сказанное: "Продают праведника за серебро[48]" (Амос 2:6). Если б не видал я раньше ваших слез, решил бы, что потешаетесь надо мной. Почему? Сказал я им: сколько бедолаг есть в Иерусалиме, что им и есть нечего, потому что гроша за душой нет, сколько человек от голода вспухло в Стране Живых в Сионе, сколько умерло в Иерусалиме от голода, потому что гроша нет, а евреи рассеяния не помнят о них. И если посылают посланца по городам рассеяния собирать на бедняков Страны Израиля, то сколько он порогов обобьет и сколько поклонов каждому отобьет, чтоб преисполнились жалости, но не преисполнятся, потому что благотворители эти, как каменья,[49] далеки от подаяния. А тут я пришел к вам; а вы спорите из-за меня, как опять же каменья из-за праотца нашего Иакова, мир праху его. Как услыхали это, горестно вздохнули о покойном праотце Иакове, мир праху его. Как услыхали это, горестно вздохнули и сказали: нет ума пуще опыта, если бы понимали евреи рассеяния, то посадили бы вас в карету и золотыми червонцами осыпали б. Сказал я им: не только не уняли вы моего удивления, но лишь прибавили к нему, и клянусь я Тем, Кто воцарил имя Свое в Иерусалиме, что не тронусь с места, пока не ответите на все мои вопросы. И ответили они мне: раз ты заклял нас Тем, кто воцарил имя Свое в Иерусалиме, разве можем мы не поступить по-твоему?
И повел речь тот старец и сказал: да будет тебе ведомо, сыне, – и вытащил табакерку из-за пазухи, постучал по крышке и открыл ее, и засунул туда двуперстие, и захватил полную щепоть табаку, и понюхал, и разгладил усы, и засунул себе всю пятерню в бороду и стал разглаживать ее сверху донизу, пока не легла ровными прядками, а затем схватил себя за бороду левой рукой и воскликнул: чего мне тебе рассказывать, можешь и сам прочесть по книге! Окликнул он служку и сказал ему: беги ко мне домой, там под часами увидишь эдакую подставку, а на ней – стеклянный колпак, а под колпаком – ключик. Возьми ключик, отдай его моей жене и скажи ей от моего имени: иди, мол, в мою спальню и подыми верхнюю перину на моей кровати, а затем нижнюю перину, что под верхней периной, открой ключиком ларец, что покоится там у меня в изголовье, и вынь оттуда толстенную книгу – это и есть тот список. Только, не дай Бог, не касайся узелка, в котором увязан прах земли Израиля, а то рассыплется, а я уже старик, одной ногой в могиле, и придется мне ложиться в прах чужбины, не прикрытый прахом земли Израиля. Итак, вынь этот список и принеси его сюда в дом молитвы, чтоб прочел путник все, что записано в списке, ибо не сравниться слуху со зрением.
И сказал я: о поспешники, сыны торопливцев, кажется, что раньше, чем доведется мне услышать этот рассказ, услышу трубный звук пришествия Мессии. Вздохнул старец и сказал: дай-то Бог. Сказал я ему: "Надежда сердце томит" (Притчи 13:12), от нетерпения у меня уже чуть дух не вышел – расскажите, а нет, так я побежал. Все перепугались, перепугался и он и повел рассказ.
Знай, что испокон веков был сей град велик во Израиле и славился учением Божьего Завета и мудростью, и исполнялось в нем сказанное: "И все сыны твои ведают Господа". Даже младенец, что курицы в глаза не видал и слова «Пасха» выговорить не умел, уже знал, какое яйцо можно подавать к пасхальному столу. И если спросишь лотошника на базаре, сколько, мол, ходу до такого-то места, то тот ответит: успеешь по пути перечесть раздел о первосвященниках в трактате «Праздники», или: хватит на раздел о рабби Ханине, – в соответствии с расстоянием. И даже голодранцы, у которых и рубашки на плечах не было, и те умели разбирать по косточкам, то бишь по досточкам, «Бочку» рабби Иоханана, ибо говорит р. Иоханан в трактате "Срединные врата": "Кто докажет мне, что раздел о бочке в Мишне написан одним мудрецом, а не двумя спорщиками – понесу за ним его одеяния в баню", только из почтения к р. Иоханану упрятали их доказательства.[50] И от такого непрестанного учения все дни были у них как праздник. Сегодня один завершит главу из Талмуда, завтра другой – все шесть книг Мишны, и затевают они пир во славу завершенного учения.[51] И даже в девять дней покаяния перед Девятым ава – днем разрушения Храма и падения Иерусалима, когда следует поститься, – не скрадывали они мясницкого резака,[52] и дух мясной шел от конца и до края города, так что кручины по Иерусалиму неприметно было. А о чем кручинились в самый день Девятого ава – в день, когда дважды разрушался Святой Город? Кручинились о том, что из-за печали отвлеклись от учения. И большой мидраш был у них, и ученые мужи сидят там с Талмудами в руках. И в городе и голоса человеческого не услышишь из-за гласа Торы. Отмолились вечернюю – собираются все мужи города и учат Писание – каждый со свечой в руке (чтоб, не дай Бог, не задремать), так что свет их свечей затмевает свет месяца. А затем гордились они своим городом и говорили: сей град совершенство красоты, нет ему равного на свете. Случай был с одним из наших горожан, что судился с евреем из другого местечка. Возвел он очи горе и сказал: Господи Боже, ведомо Тебе, что я из города N,[53] так что реши в мою пользу. И еще был случай с одним из наших горожан, что приключилось ему быть в другом городе в ночь освящения молодого месяца,[54] отвел он взор в сторону, скривил нос и сказал: тоже мне луна, хотите увидать луну поезжайте в наш город. И так шло несколько лет. Деньга водилась, и дома полны Торы, но копилка рабби Меира-Чудотворца с подаяниями на бедняков Земли Израиля пуста и паутиной заросла с червонец толщиной. И Дух Божий[55] машет одним крылом и волочит другое крыло и рыдает, и слезы падают на щелки копилок, и те покрываются ржой. И был случай со сборщиком пожертвований для Земли Израиля, послали сбирать деньги из копилок и без топора открыть их не могли, а когда открыли то ни гроша там не нашли. И не то чтобы, не дай Бог, чуждались эти сердобольные богоугодных дел, но говорили: наша страна – Земля Израиля, и наш город и есть Иерусалим, и чем разбазаривать добро на скудоумцев Святой Земли, откуда до нас ни одной важной книги еще не пришло, отстроим-ка мы лучше себе большой мидраш и украсим его чудными книгами. Сразу выбрали отборное место и приволокли больших камней с горы, и замесили известку на желтке, чтоб навеки стоял дом, и рабочие утренничают и вечеряют на работе, соберутся передохнуть – пихают их старцы града чубуками трубок и приговаривают: ах вы, мужичье. Тора мыкается[56] без крыши над головой, а вы тут себе в разгул бражный пускаетесь. И принесли столы железной прочности, чтоб выдержали все те томы, что кладут на них во время учения, и не подломились. И освятили новый мидраш, и прочли проповедь в честь пристанища Торы. А что проповедовали? Не сказали бы мудрецы наши блаженной памяти: «Кто не видал высившегося Храма, тот не видал сроду подлинного великолепия», сказали бы мы: наш великолепен; не славился бы Храм мрамором и лазурью, и алебастром «лепее вся» – сказали бы мы, что книги в чудных переплетах оленьей кожи… и молчали.
47
По цифирной азбуке – евреи любят подобные игры – у каждой буквы есть числовое значение, и любое слово можно представить, соответственно, числом и сравнить с другим числом (ср. попытки Пьера Безухова в "Войне и мире" вычислить свое место в мире таким путем). Например, "Кончились молитвы Давида, сына Иссея" (Пс.72 у евреев или 71 по синодальному переводу) выражается по цифири тем же числом, что и "Благословенно имя Его ныне и присно и во веки веков". А с буквой И евреи играют бесконечно. Праматерь Сарру сначала – до завета с Богом – звали СаРаИ, при завете эта буква И у нее отнялась, и куда же делась? А Бог уважил эту букву и вместо конца женского имени поставил ее в начало мужского – и Моисей изменил имя своего помощника Ешува бин-Нуна (Исуса Навина) на Иешуа бин-Нун (Иисус Навин). Эти шутки не всегда невинны – Саббатай Цви провозгласил себя мессией, потому что его имя по цифровой азбуке совпало с именем Божьим.
48
"Продают праведника за серебро" – у Амоса идет речь о грехах и преступлениях Израиля: "Так говорит Господь: за три преступления Израиля и за четыре не пощажу его, потому что продают праведника за серебро и бедного за пару сандалий", но рассказчик цитирует, как обычно, без связи с текстом.
49
…как каменья… – очень красивая легенда в Талмуде, относящаяся к кн. Бытия, гл. 28, ст. 11 – 22. Праотец Иаков бежал от гнева брата Исава в Харран, к Лавану. По пути, к северу от Иерусалима, он остановился на ночлег, положил камень под голову и уснул. И во сне явился ему Господь и пообещал дать ему и его потомству Землю Ханаанскую. Легенда гласит, что все камни в окрестности спорили, кому из них выпадет честь лежать под головой Иакова ведь поутру Иаков возлил елей на этот камень, умастил его. После долгого спора все камни слились воедино и стали одним камнем, наподобие Собрания Израиля, что едино, несмотря на споры. Мало того, что все камни слились воедино, – вся Земля Израиля сжалась до размера четырех амот, то есть до квадратной сажени, участка, на котором спал Иаков, а это известно нам по сказанному там: "Землю, на которой ты лежишь, тебе дам и твоему семени" (ст. 13). А сжалась она до четырех амот, чтобы напомнить – много ли человеку земли нужно. Место это было – Бет-Эль, Вефиль, к северу от Иерусалима.
50
…упрятали их доказательства… – почтение к рабби Иоханану – не единственная причина прятать книги. Сам Господь спрятал Книгу Создания, которую написал во время Сотворения мира, а другие говорят, что осталась у мудрецов, и с ее помощью оживляли они прах и глиняных болванов людьми делали. Царь Хезекия спрятал Книгу Исцеления, что получил праведник Ной из рук ангела. Книга Сияния была спрятана многие годы и века, пока не вернулась чудом, когда настало ей время появиться. Чуть было не спрятали люди Великого Собрания и книгу Екклезиаста, и Песнь Песней, и книгу Иезскииля. Спрятали на многие годы комментарий Рамбана на книгу Бытия, ибо писал он, что в семь дней творения ночь вслед за днем приходила, а все знают, что день наступает вслед за ночью, как сказано (Левит 23:32): "От вечера до вечера празднуйте субботу", а не от утра до утра. Р. Исаак, племянник р. Тама, узнал все дополнения к Талмуду и воскликнул: "От суемудрия сего забудется Закон" – и повелел все дополнения спрятать, кроме самых необходимых. И вообще толковали мудрецы наши стих в Екклезиасте 1:18: "Кто умножает познания, умножает скорбь" – так: если б не согрешил Израиль и не поклонился золотому тельцу, то получил бы только Пятикнижие и книгу Иисуса Навина, ибо в них все есть и Завет с Богом и Земля Израиля, но согрешил – и дались ему и другие книги в наказание, чтобы умножить его скорбь. Видит ученый муж, что не все в мире хорошо, изучит трактат в Талмуде, отпразднует его завершение и начнет с новой страницы; так и на небесах – отпразднуют его завершение и начнут жизнь всего мира с новой страницы, может быть лучше прежней.
51
…пир во славу завершенного учения… – важный обычай, ибо мир дольный и мир горний связаны друг с другом при помощи Учения.
52
…не скрадывали мясницкого резака… – а вот почему не скрадывали всерьез понимали шутку, по которой запрет есть мясо в девять постных дней, предшествующим 9-му аба (дню траура и разрушения Храмов), наложен только на невежд, по сказанному в Талмуде, в трактате «Пасхи»: "А невежде и мяса есть не положено". Гордецами были и считали себя учеными мужами.
53
Укрыл посланец название города, затем что покаялись, и не обнародовал названия.
54
Освящение молодого месяца – этот очень красивый и, видимо, очень старинный обряд проводят во время недели после новолуния, то есть второй фазы месяца, когда он висит широким серпом в небесах. Выходят во двор Дома молитвы, благословляют Господа, обновляющего месяцы, Который обновит в милости Своей и нас, а затем подпрыгивают, приговаривая: "Как я до Тебя не могу дотянуться, пусть так и враги мои не смогут дотянуться до меня". Когда луна красивее – когда она полна или когда серпом лишь поблескивает? Японцы и китайцы склонялись к полнолунию, и еврейские праздники тоже часто выпадают на полнолуние, как, например, Пасха. "Песнь Песней была сотворена в момент полного совершенства, когда луна была полна и Храм высился", – сказал р. Иоси, а мог бы сказать и японский монах Сайге, понимавший толк в храмах и полнолуниях.
55
Дух Божий – так переводится здесь мистическое понятие ШХИНА, которое обычно переводится как Божье Присутствие и напоминает библейское слово «скиния». С позиций чистого единобожия можно сказать, что под этим подразумевается связь Господа с народом Израиля, в среде которого Он обитает (шохен), как сказано (Исход 25:8): "Я буду обитать между вами". Это, так сказать, еврейская сторона единого Бога. Однако со временем это слово наполнилось иным смыслом. Под Шхиной стали понимать иногда нечто вторичное от Господа, что первичнее всего остального. Так как в Библии много антропоморфических замечаний по отношению к Богу, показалось удобным приписывать их Ш'хине, вторичному духовному явлению. Господь вездесущ, как же выразить уверенность в том, что Он-с нами? Тут и появляется надобность в Ш'хине – вторичном проявлении Духа. По легендам, Шхина последовала за евреями в Изгнание и томится там, ожидая возврата с приходом Мессии. По некоторым легендам, она никогда не оставляла Храмовой горы и Стены Плача, но в Талмуде (Иома, 96) говорится, что и во Втором Храме Шхина не покоилась, не то что в развалинах Второго Храма. Шхину часто представляют в виде птицы она стонет в Иерусалиме, восклицая: "О дети мои, за грехи ваши Я разрушил дом Свой". А почему именно птицы? На это намекает, по легенде, число псалмов в Псалтири – 150, на иврите: куф-нун (если выразить числа буквами). А куф-нун вместе читается как «кен», гнездо, иными словами, Псалтирь – это гнездо птицы Ш'хины. Видимо, отсюда взяли христиане свой образ голубя Святого Духа, что и дало Пушкину возможность пошутить о "сыне Птички и Марии" (Иисусе).
Шхина практически равнозначна Святому Духу, что показал Марморштейн в "Еврейской Теологии", 1950 г. Так, когда рабби Аха говорит о Святом Духе (мидраш Левит Раба 6:1): "Святой Дух защищает Израиль, говоря Богу и т. д.", он мог бы использовать и термин Шхина. Шхина стала восприниматься со временем как нечто отдельное от Бога, и в Мидраше Мишлей она обращается к Богу и спорит с Ним, защищая царя Соломона. Особое развитие идеи Ш'хины произошло в учении каббалистов. Они возродили, вероятно, существовавшие в латентной форме в течение полутора тысяч лет поверия Израиля и сделали из Шхины полноправную женскую ипостась Бога. В древности Израиль верил, видимо, в множественность ипостасей Бога и в наличие женских ипостасей. Так, Господь явился Аврааму в образе трех человек (Бытие 18:2). Филон Александрийский писал: "Хотя Господь един, Его главные силы – две: Добро и Власть. Добром Он создал мир, Властью Он правит миром. Он был Отцом творения, а Матерью была мудрость. Их единственный сын: наш мир… Господь – супруг мудрости…" ("О херувимах"). Все же во времена Талмуда эта концепция оставалась неразвитой вплоть до каббалистов, у которых "Мудрость – Отец и Понимание – Мать воссоединились и породили Сына и Дочь" (Зоар 3:290а). Дочь этой Тетрады и есть Шхина (или Матронит – матрона). Она – младшая из 10 элементов ("сфирот") Бога – всегда девственна, хоть и вступает в союз с людьми и другими ипостасями Бога. Когда Соломон строил Храм, она вступила в союз со своим братом Царем, причем их соитие происходило в канун Субботы (Зоар 3:29ба). После изгнания Царь взял себе в жены царицу Злых Духов Лилит (Зоар 3:б9а), а Шхина была вынуждена вступать в союз с другими (Зоар 1:846). Со временем она уподобляется Деве Марии – своей вечной девственностью и покровительством, которое она оказывает верующим в нее. Подобно Иштар, она вступает в союз со смертными, и ее супругом во плоти был Моисей (Зоар 1:216 – 22а). Идеи Каббалы легли в основу хасидизма – религиозного фона к данным произведениям Агнона.
56
Тора мыкается – в устах старцев града – замаскированная цитата из "Эстер раба": "Храм Божий в развалинах, а злодей этот (царь Артаксеркс, Ахашверош на иврите) пускается себе в бражный разгул".
