Сергей слонялся. Ему нужны были деньги. Для того, чтобы купить отдельную квартиру. Хоть даже комнату. Где можно будет избавиться от назойливой жалости матери и начать жить самому. Начать жить сначала.

— Эй, Серега! Надо прицеп разгрузить. Две сотки. Берешься?

— Берусь…

— Сергей! Покараулишь арбузы часок? Лады?

— Лады…

— За прилавком постоишь?

— Постою…

Серега был безотказен. Серегу любили.

Серега не любил никого. За эту свою безотказность, за готовность браться за любую работу, за то, что его безотказностью пользовались.

Он работал за деньги, но работал как тогда, в плену, без удовольствия, без радости, словно повинность отбывал. Чеченцы отбили у него любовь к труду.

— Серега! Там мясо привезли, поможешь разгрузить?

— Помогу.

Во дворе рынка стояло несколько рефрижераторов с мороженой бараниной. Возле них озабоченно сновали кавказцы. Поодаль, в ожидании халтуры, переминались с ноги на ногу знакомые грузчики.

Сергей не любил работать на «черных», но они платили больше других.

Ну и черт с ним, не все ли равно! Он же не так просто, он за «бабки». Если он откажется, то все равно ничего не изменится. Если откажется он, согласится кто-нибудь другой. А он имеет больше права на эти деньги. Он им еще тогда отпахал.

— Ты работаешь? — крикнул какой-то кавказец. — Тогда чего стоишь — подходи.

Сергей подошел к грузчикам.

— Берете здесь — таскаете сюда, — показал рукой кавказец. — Если успеете за час — всем по полштуки и одну тушу.

Грузчики оживились.

Распахнули двери рефрижераторов. Дохнуло холодом.

— А ну, давай, живей подходи!

Сергей принял на плечо ледяную, твердую, как камень, тушу.

— Пошел!

Шагнул в сторону. И увидел…

Увидел быстро приближающегося к рефрижераторам молодого чеченца. Хорошо одетого чеченца. Хорошо знакомого чеченца.

Это же… Это же… Мурат!

Это был Мурат!

Он!..

Мурат, уверенно раздавая какие-то приказания, мельком взглянул на Сергея, встретившись с ним глазами.

И тут же сработали те, старые, забытые рефлексы. Сергей испуганно втянул голову в плечи и, сам того не замечая, заискивающе улыбнулся.

Но тут же очнулся, одернул себя. Он был не там, он был здесь, у себя дома!..

Испытанное унижение потянуло за собой воспоминания, о которых он предпочел забыть. Он вспомнил выстрел между ног, мокрые, горячие, липнущие к коже, парящие штаны. И вспомнил вскинутую вверх мертвую голову рядового Пахомова.

Мурат!

Здесь!

Откуда?!

Мурат прошел мимо рефрижераторов, мимо снующих туда-сюда грузчиков, мимо застывшего неподвижно с ношей на плечах Сергея.

— Чего стоишь, давай работай! — бросил на ходу.

Он не узнал рядового Русакова. Если бы тот был в форме и если смотреть на него через узор прицела, то, может быть, и узнал. Да, впрочем, и тогда бы тоже не узнал — мало ли у него было русских рабов.

Но почему, откуда? Откуда?!

Мурат прибыл из Чечни. Прибыл утром. Он не хотел ехать в Россию. И долго не ездил. Не то чтобы боялся, но не хотел рисковать. Слишком много чего за ним числилось.

Но потом ему понадобились деньги. Большие деньги. Потому что он надумал жениться.

— Нужно перегнать в Россию рефрижераторы с мясом.

— Сколько?

— Десять штук.

— Нет, мало.

— И еще двадцать, если прихватишь с собой попутный груз.

— Ладно, согласен…

Какой груз, Мурат уточнять не стал. Не все ли равно. Обманывать его не станут — побоятся, что может дороже выйти.

Юг России прошли гладко, соря на постах деньгами. В машины никто не совался. За отдельно оговоренную плату. Командиры продавались, как продавались во время войны.

Мурат не любил русских. Но мирился с ними. Потому что кормился с них. Если бы не Россия, чеченцы давно бы вымерли от голода.

В средней полосе Мурат сбросил попутный груз. Оставалось сдать мясо…

— Ты чего, Серега, неси! — крикнули сзади.

Сергей оторвал ноги от асфальта, понес.

Мурат здесь…

Здесь…

Рядом…

Мурат, который отрезал голову его сослуживцу. Живому отрезал.

Он здесь!

Злость тошнотой подступила к горлу. А может быть, это просто попалась тяжелая туша.

Может быть, просто туша…

Сергей таскал мороженую баранину, вспоминая задранную вверх голову, вспоминая ямы в земле, заменяющие пленникам камеры, вспоминая побои и унижения.

Вспоминал.

Вспоминал…

Он закончил работу, получил деньги, не глядя, скомкав в горсти, сунул их в карман.

— Серега, есть халтура, надо машину разгрузить.

— Что? Нет, я не могу. Сегодня не могу…

Сергей быстро уходил, почти убегал с рынка. Он даже не понимал, куда и зачем спешит. Он просто не мог стоять на месте, ему надо было что-то делать, надо было куда-то бежать…

Недалеко от своего дома Сергей остановился.

Зачем он пришел домой? Не надо домой.

А куда надо?..

К Витьке. Надо идти к Витьке!

Сергей развернулся и побежал назад.

Только бы он был дома, только бы был…

Витька был дома.

— Дай мне ствол. Я знаю, у тебя есть ствол. Ты показывал, — сказал Сергей с порога.

— Зачем он тебе?

— Надо. Очень надо!

Витька не хотел давать пистолет. Сергей был явно не в себе. Мало ли что он может вытворить, а его потом по судам затаскают. Да и посадить могут за незаконное хранение…

Зря он показывал пистолет. И зря притащил его из Приднестровья.

— Ну дай, дай. Мне только попугать.

Сергей действительно хотел только попугать. Вдруг захотел увидеть, как его мучитель струсит, как будет ползать на коленях и мочиться в штаны…

Ни о чем другом он не помышлял. Только увидеть, как он ползает и молит о пощаде.

— У меня нет пистолета, — притворно вздохнул Витька.

— Как нет? А где он?

— Выбросил.

— Не ври! Он у тебя! Я все равно его найду! Лучше дай добром!

Сергей шагнул в комнаты. Он готов был перевернуть весь дом!..

— Ладно, только я тебе его не давал и ничего о нем не слышал.

— Не слышал, не слышал…

Витька вытащил из платяного шкафа пистолет, тщательно обтер его со всех сторон, чтобы стереть отпечатки пальцев.

— На. И помни…

— Да помню, помню.

Сергей схватил пистолет, не глядя сунул его за пазуху.

— Ты кого попугать хочешь?