— Да, «не положено»! Дети офицеров прыгают — им положено? Димка прыгал, Оксанка прыгала — я что ли, не знаю? В моем классе учатся!

— На них отдельный приказ писали.

— Ну и на меня напишите!

— Дато, ну не доставай ты меня, а? Хочешь прыгнуть — езжай в Белоканы, там аэроклуб — прыгай на здоровье. (И пусть они за тебя отвечают, блин...)

—В аэроклуб меня не возьмут...

— Что так?

— Э-э, на меня их начальник сердитый. Я в прошлом году у них там в самолет один раз залез.

— Без спроса залез?

— Да.

— Ну-у, это ты, брат, не прав. Да ладно, не такой уж и большой грех-то... Ну хочешь, я сам с начальником поговорю?

— Да не возьмет он! Я тот самолет тогда завел нечаянно...

— Ну, блин. Ты даешь... Не взлетел, случаем?

— Не, не успел. Только в КДП чуть-чуть не въехал.

— И что?

— Ну, что... Двигатель как-то выключил, убежал... Начальник за мной долго гнался... Дядя Саша, пустите, а?

И каждый день такая вот бодяга. Капитан уже прятаться был готов от этого бандита. Приезжает на аэродром — и первым делом затравленно озирается: нету? И если в день прыжков Дато на аэродроме не появляется — работается капитану в такой день легко и радостно. Даже удивительно — как мало порой надо для счастья человеку.

И вот — наступает такое дивное утро. Погода — сказка: небо безоблачное, ветерок легонький, до полутора в секунду — мечта, а не ветер. При полном штиле купола-то «плавать» начинают, что грозит схождениями. А такой вот ветерок — самое то: все купола ровненько сносит, и точку выброски рассчитывать очень даже удобно. И, что самое главное, этого охломона нигде не видно! В общем, настроение у капитана самое замечательное.

Бойцы парашюты надели, по корабельным потокам построились, кэп их по очереди осматривает: как парашюты уложены, правильно ли все подогнано для прыжка. Шпильки-запаски-нож-втулки-кольцо-двухконусный замок, ну и так далее, по процессу раскрытия, со всеми остановками. Если все нормально — то по полминуты на человека затрачивается. Работай и работай. Народу — три батальона, да плюс рота обеспечения, да офицеры управления — их тоже как собак нерезанных... Ну да ладно, к обеду должны управиться. Потом — укладка парашютов, а там, под вечер, глядишь, и самому прыгнуть удастся. Работает наш кэп и работает. Час, второй. Курить охота, глаза уже от напряжения слезятся, потому что проверять все нужно очень и очень внимательно, дублируя наощупь визуальный осмотр. Пропустишь так вот мелочь какую — ну хоть гайка страхующего прибора недовернута — и может случиться... А, ну его к черту такие вещи всуе поминать! Бойцы тоже не новички, стоят себе спокойно и только когда надо поворачиваются да наклоняются, чтобы кэпу удобнее парашют проверить было. Рутина...

— Таварищ капитан! Радавой Оякяэр парашют укладивал лищно! К савэршэнию прижка гатов! — гаркнул под ухом сипловатый от волнения юношеский басок.

Кэп аж вздрогнул от неожиданного доклада, вскинул голову. И мгновенно вспотел. Из-под низко надвинутого шлема с трусоватым отчаянием поблескивал лиловыми, как ткемали, глазищами тот самый субъект, без которого капитану так хорошо и покойно работалось.

— Дато!! — задохнулся бешенством кэп.

— Та-ащщ капитан!! — лиловые ткемалины стремительно влажнели, — Ну разрешите!

— Оякяэр!! — сотряс кэп окрестности свирепым ревом, — Шап-парин, бляха-муха! Ко мне!!

Из передних рядов уже осмотренных парашютистов неспешно затрусил к месту инцидента комвзвода, интеллигентный старлей Шапарин.

— Слушаю, Александр Иванович, — участливо сунулся он, — У вас проблемы?

— У ТЕБЯ проблемы, ёшкин кот! Оякяэр — твой?!

— Так точно, Александр Иванович. А где это он, кстати?

— Ты это у меня спрашиваешь? А сам уже что, своего бойца не узнаешь? — ядом, сочащимся в голосе кэпа, можно было отравить полнокровную китайскую дивизию.

— Ой. Не понял.

— Да уж, до чего же мы непонятливые. Сколько раз было говорено, что первый прыжок командиры со своими подразделениями прыгают?!

— Ну, Александр Иванович...

— Кар-роче!! От прыжка отстраняю. Пока вместе с бойцом мне не покажетесь. Остальное — после прыжков. Вопросы?

— А... с этим что делать?

— Расстрелять! В жжжопу! Соленым огурцом! Из станкового пулемета системы «Максим»! На рассвете! Во дворе комендатуры! Под барабанный бой! — капитан плюнул и пошел в строну от строя, яростно шаря по карманам в поисках курева. Гады! Сссволочи! Ну ваще уже эти лейтенанты нюх потеряли! — ярился про себя капитан, хотя и все прекрасно понимал: офицеру оплачивается в день два прыжка. Но прыгнуть по второму разу командиру группы удается далеко не всегда — пока дождешься очереди со соей группой, пока прыгнешь да доберешься до пункта сбора — глядишь, все уже отпрыгали, вертушка улетела. Вот и стараются взводные влезть в первый поток, чтоб второй раз — со своими бойцами прыгнуть. А то сам не такой был.

Настоящий рядовой Вельо Оякяэр отыскался через полчаса, в тенистых зарослях ежевики, буйно разросшейся вокруг аэродрома. Компанию горячему эстонскому парню составляли наполовину опустошенная банка доброго кахетинского и корзина фруктов. Сладострастно постанывая, белобрысый гедонист вгрызался в истекающую соком спелую грушу и чавкал так, что не слышал ничего вокруг. Собственно, только благодаря этому чавканью взводный его и разыскал.

— Оякяэр! — коршуном налетел на бойца старлей, — Какого ... здесь делаешь?!

— Я-аа, — невозмутимо отозвался эстонец, отбрасывая обсосанный огрызок.

— Чего — «я»?!

— Та. Я финофат, тофарищ старший лейтенант. Угошчайтэсь, пошалуйста, — с норманнским достоинством протянул он взводному корзину с плодами Кахетии, деликатно задвигая ногой банку назад, в ежевичные заросли.

— Я тебе щас так угощусь, урод!! Вельо, зараза, ты ваще соображаешь, что сделал?!

— Та, воопшче я понимаю. Так нельзя.

— Так какого хрена?!!..

— Ну. Мальтшик просил.

— А в жопу поцеловать его он не попросил?

— Не-эт. Тато — хороший мальтшик, фы ше его снаете...

— Ну блин, Оякяэр, ты в самом деле такой в голове тупой или прикидываешься?! А если б он разбился на хрен?