– У кур сальмонелла, у свеклы нитраты, у компьютеров вирус, у часов тоже… дизентерия!.. – Пошутил, значит, с народом.

Подыграли хохотом. Оратор, безусловно, обладал магнетизмом: он ухватил нерв толпы, как вдруг пинцетом, и теперь играл на этой натянутой струне, приотпуская.

– Не в часах дело!

– А-а-а!!

Как всякий вяловатый и малоудачливый человек, Мамрин обладал развитым воображением, компенсирующим недостачу конкретных благ. Плывя внутрь себя от гула, он мечтательно проницал за пределами видимости:

Рыдает во Дворце невеста, отчаявшись дождаться жениха; тупо смотрит фарцовщик на чемодан бессмысленных часов; срываются бесчисленные совещания…

Свободный и злой мозг работал в злорадно-деструктивном, если можно так выразиться, режиме: разладился хронометраж боевых ракет; всплывают из преисподней черные подлодки; впервые иссякает ядовитый дым труб и водопады отравы… А на дорогах-то что сейчас на железных!.. «А, на дорогах и так не лучше», – отозвался железнодорожник, длинно сплюнув. Видимо, Мамрин заговорил вслух.

– Народ сделал свой выбор! – торжествующе грохотал мегафон. Политгерой мотнул седым волчьим чубом. – Сейчас мы поставим часы на единое время – наше! И начнем нашу, нормальную жизнь! В полдень!..

– А если сейчас не полдень? – прогорланил рыжий петух, кожаный заклепанный панк.

– Мы в жизни хозяева – всего! и времени тоже! оно принадлежит нам! и будет таким, какое мы установим!!! – воздел руку жестом памятника, выбрасывающего исторический лозунг: – Мы покоряем пространство и время!

В гипнозе сумятицы самое простое решение кажется гениальным, а самый банальный и забытый призыв – пророческим. Толпа, как известно, живет эмоциями, а эмоции эти частично переключились из ярости в энтузиазм: всем льстило осознать себя хозяевами и покорителями как пространства, так и, черт возьми, времени!

– Итак! – Грохот. Тишина. – Есть предложение поставить стрелки часов…

– А у меня без стрелок! – пропищала бесполая джинса, свесив ножки с крыши троллейбуса: – Электронные!.. (Смех.)

– Кто такой бедный, что и стрелок нет – обходись цифрами! (Смех. Инстинкт самосохранения и здравомыслия брал верх – отходили…) Есть другие предложения?

– Есть! – Поставим на два часа – обеденный перерыв.»

«Четверть шестого – конец работы!»

– Раз!..

Миллионы рук с часами поднялись к глазам.

– Два!..

Миллионы пальцев коснулись ребристых головок и кнопок…

– Момент, момент! – стареющий запущенный юнец, эдакий диссидентский тип дворника-интеллигента, вскарабкался на фургон и тащил мегафон к себе. Рослый вождь оттолкнул его, но железо под тяжестью прогнулось и спружинило, окно сыпануло крошками под неверной ногой – он провалился косо, и люмпен-интеллигент, очочки проволочные разночинские, завладел аппаратом.

– А куда вы, собственно, торопитесь? – с циничной рассудительностью повесил он вопрос.

– Еще не наторопились? Соскучились? – спросил он.

– Второго такого случая, надо полагать, не будет, – сказал он.

– Вот и давай вам после этого последний шанс. – Скосоротился.

Тусклым блеском надавливала линия пластиковых щитов.

Тяжелый моторный рык придвигался об Обводного.

– Да кто его дал-то?!

– А я откуда знаю? А тебе какая разница?

Упоминание о последнем шансе, хоть и неизвестно откуда, и неизвестно зачем, но и упустить – так, сразу, тоже знаете… – заставило слушателей задуматься.

Тем временем вождь высвободился и вцепился было в мегафон, но давно отдышавшийся милицейский капитан усмотрел, наконец, для себя дело и сдернул его за полу серого макинтоша вниз. «Плюрализм так плюрализм, – пропыхтел он. – Слово имеет следующий оратор».

– Спасибо, – вежливо сказал люмпен. – А может, уж и время тоже кончилось, – сказал он.

– Как это? А что теперь?

– А ничего… Пойдем каждый куда хочется.

– Это куда ж мы придем!? – пробасил толстый вислоусый полковник с суровостью Тараса Бульбы.

– Как вы мне все надоели! – закричал люмпен. – Кто куда хочет, тот туда и придет! Кто тут был такой счастливый? Не вижу! Кто успел вделать в жизни то, что хотел? Не вижу!

– Меньше пены, – посоветовали снизу. – Тут не вечер поэзии.

– Пусть каждый сделает то, что ему надо сделать!!

– Ого! – сказал одноногий десантник. – А что потом?..

– Потом? А вот потом мы снова соберемся вместе…

– Все? – спросили красавицы и инвалиды, очкарики и работяги, учителя и бараны, теснимые щитами.

– Те, кто останется в живых… – странно ответил люмпен. – И вот тогда мы решим, что делать дальше… как ставить часы!..

– А что именно делать? – донеслось от Октябрьской гостиницы.

– Посмотри в зеркало – и ты увидишь ответ! Вспомни свое детство и мать. И ты узнаешь ответ. Взгляни в глаза соседу. И ты узнаешь ответ. А если ты совсем глуп – купи букварь. И ты узнаешь ответ!

На углу Гончарной такси вдруг двинулось боком и с хрустом сложилось, открывая плоскую башню и скошенную грудь танка. Времени больше не было.

Площадь потекла.

Вместо подобающих ситуации спасательных и серьезных, возвышенных мыслей Мамрину пришло в голову до непонятности пустейшее детское воспоминание: он хотел стать пиратом. Еще он хотел увидеть Рио-де-Жанейро и Гавайские острова. Еще он хотел посадить в машину жену и сына, и отправиться втроем куда глаза глядят. Еще он хотел переспать с негритянкой, написать книгу о своей жизни, дать по морде директору института, и отыскать свою первую любовь и поцеловать ей руку. Еще хотел пристрелить хоть одного из тех, кто когда-то пытал и расстреливал невинных. Хотел влезть по лесенке на фонарный столб, привязать себя цепью, закрыть ее на замок, ключ выкинуть, и выкрикнуть всю правду обо всем. Хотел создать собственное маленькое проектное бюро и проектировать как хочется, и что хочется, и кому хочется, быстро и за хорошие деньги. Хотел заняться физкультурой и привести в порядок фигуру. Хотел найти несколько друзей юности и крепко с ними надраться. Хотел поохотиться в Африке. Хотел взорвать комбинат, отравляющий Байкал, и был согласен отсидеть за это потом положенный срок. Хотел своими руками построить маленький, но собственный дом, какой хочется, и завещать его сыну.