О восприятии чеховских рассказов читающей публикой И. А. Бунин писал впоследствии: «Его заглушали долго. До „Мужиков“, далеко не лучшей его вещи, большая публика охотно читала его; но для нее он был только занятный рассказчик, автор „Винта“, „Жалобной книги“. Люди „идейные“ интересовались им, в общем, мало; признавали его талантливость, но серьезно на него не смотрели, — помню, как некоторые из них искрение хохотали надо мной, юнцом, когда я осмелился сравнивать его с Гаршиным, Короленко…» (Чехов в воспоминаниях современников, стр. 519).
В рассказе «Винт» особенно часто видели выражение чисто внешнего комизма, якобы характерного для раннего Чехова. «Тогда, действительно, — вспоминал впоследствии А. М. Скабичевский, — я считал Чехова — не беспринципным (такое слово совсем не подходит в настоящем случае), а безыдейным, легкомысленно равнодушным к серьезным вопросам жизни, заботящимся о том только, чтобы посмешить читателей юмористических листков, — словом, автором таких ефемерных шаржей, как „Роман с контрабасом“, „Винт“, „Шведская спичка“ и т. п.» («Антон Павлович Чехов» — «Русская мысль», 1905, № 6, стр. 30—31). Некоторые критики и в более поздние годы продолжали видеть в таких рассказах, как «Винт», «Не в духе», лишь «безделушки художника, талант в мелочах, ходкий материал для книжки журнала от писателя с именем, и только…» (Ф. Е. Пактовский. Современное общество в произведениях А. П. Чехова. — «Чтения в О — ве любителей русской словесности в память А. С. Пушкина при имп. Казанском ун-те», III, 1900. Казань, 1901, стр. 8).
С появлением сборников «В сумерках» (СПб., 1887) и «Хмурые люди» (СПб., 1890), с выходом в свет первых томов собрания сочинений Чехова был открыт «второй план» в его ранних рассказах. В них увидели теперь глубокое раскрытие сущности жизни, спрятанное под маской комического. Самая «анекдотичность» их была истолкована как отражение несообразностей существующей действительности. По-новому воспринимался теперь, например, рассказ «Винт». П. Н. Краснов писал в статье «Осенние беллетристы»: «Это общее хмурое, словно сумеречное, настроение рассказов г. Чехова обусловливается царящею в нашем обществе пошлостью и скукой. Отсутствие общественных интересов, подавленное, мрачное настроение, обусловленное застоем и выжидательным настроением в нашей внутренней политике, отразились и на отдельных лицах. Такое настроение бывает у пассажиров поезда, неизвестно по каким причинам остановившегося среди поля. Тут при полной внешней незанятости проявляется истинная сущность человека, которая всегда есть пошлость. Куда ни обратишься, всюду наткнешься на нее. Порою она проявляется в смешных формах ‹…› как у чиновников, сделавших собственные игральные карты для игры в винт из фотографий чиновников разных ведомств („Винт“)» («Труд», 1895, № 1, стр. 207).
Столь же ощутима ретроспективность оценки чеховского творчества и в статье Я. Абрамова «Наша жизнь в произведениях Чехова» («Книжки Недели», 1898, июнь, стр. 130—168). И в ранних рассказах писателя, «проникнутых самым веселым, самым беззаботным юмором», — таких, как «Мыслитель», «Произведение искусства», «Канитель», «Хирургия», «Винт», «Восклицательный знак», «Шведская спичка», по мнению Абрамова, «уже замечается кое-что большее, нежели невинное вышучивание курьезных явлений жизни». Тот же рассказ «Винт», воспринятый в контексте чеховского творчества 1890-х годов, оценивался иначе: «Как ни забавен этот рассказ, но уже и в нем есть нечто и кроме забавного, и, читая него, вы непременно задумаетесь над тою пустотою жизни, которая заставляет людей тратить время и силы на изобретение винта с надворными и действительными статскими советниками и увлекаться этою ерундою до забвения всего. Как ни смешна вся рассказанная Чеховым история, — не только не хочется по прочтении ее смеяться, а невольно становится на душе грустно. Этот-то своеобразный юмор, будящий в душе грустные настроения, и является весьма характерною чертою таланта Чехова» (стр. 165—166).
О «глубокой гуманности, которою проникнуты» уже ранние рассказы Чехова, писал В. А. Гольцев, приведя в пример рассказ «Устрицы» (А. П. Чехов. Опыт литературной характеристики. — «Русская мысль», 1894, № 5, стр. 39—52). Находя в раннем творчестве Чехова «некоторую случайность в выборе им тем и бесполезную иногда трату большого дарования на воспроизведение ничтожных явлений», Гольцев вместе с тем отмечал, что рассказы Чехова «иной раз только смешили, не возбуждая серьезной мысли, но никогда и нигде, ни прямо, ни косвенно, не послужил он общественной неправде» (стр. 42).
Только в 1890-х и 1900-х годах было оценено мастерство Чехова — автора рассказов 1884—1885 гг. О «филигранной работе» в таких рассказах, как «Канитель», писал П. Перцов («Изъяны творчества» — «Русское богатство», 1893, № 1, стр. 41—71). В чисто юмористических рассказах теперь отмечали острую наблюдательность Чехова, его меткую изобразительность, «которая самую мелкую подробность жизни, самый обыденный и неважный в сущности случай умеет воспроизвести в такой полноте жизненности, с такими искорками бьющего прямо в цель юмора…» («Волгарь», 1900, № 290, 23 октября). Анонимный автор приводил в качестве примера «выхваченных прямо из жизни фигур» фельдшера из рассказа «Хирургия».
Известно, что Л. Толстой отметил рассказы Чехова, особенно понравившиеся ему. Список этот дошел до нас в передаче И. Л. Толстого, который писал Чехову 25 мая 1903 г.: «Спешу исполнить свое обещание относительно рассказов, отмеченных моим отцом. Оказывается, что они, кроме того, еще разделены на два сорта, 1-й и 2-й.
1-й сорт: 1) Детвора 2) Хористка 3) Драма 4) Дома 5) Тоска 6) Беглец 7) В суде 8) Ванька 9) Дамы 10) Злоумышленник 11) Мальчики 12) Темнота 13) Спать хочется 14) Супруга 15) Душечка.
2-й сорт: 1) Беззаконие 2) Горе 3) Ведьма 4) Верочка 5) На чужбине 6) Кухарка женится 7) Канитель 8) Переполох 9) Ну, публика! 10) Маска 11) Женское счастье 12) Нервы 13) Свадьба 14) Беззащитное существо 15) Бабы.
Не могу Вам сказать, выбирал ли он эти рассказы из всех, или это только те, кот‹орые› пришли ему па память как особенно выдающиеся…» (ГБЛ; тот же список, рукой Х. Н. Абрикосова — ГМТ).
Из произведений периода с мая 1884 по май 1885 г. остаются неизвестными рассказы, о которых есть сведения в переписке Чехова:
1. «Наказанная добродетель». См. в письме Лейкина Чехову от 1 августа 1884 г.: «Уведомляю Вас, что рассказ Ваш „Наказанная добродетель“, невзирая на все мои смягчения и вымарки, не пропущен ни в первой инстанции, т. е. цензором, ни во второй, т. е. цензурным комитетом. Мотивировано так: „по цинизму и сальности“. Корректурный оттиск Вашего рассказа — „Наказанная добродетель“ — пересылаю Вам вместо рукописи» (ГБЛ). Следов этого рассказа в бумагах С.-Петербургского цензурного комитета не обнаружено; оттиск в архиве Чехова отсутствует. Возможно, что этот рассказ был передан Чеховым в редакцию московского журнала «Развлечение» под названием «Noli me tangere!» (окончательное название: Маска). Название «Наказанная добродетель» отвечает ситуации, в которую попадают читающие интеллигенты. Замечание цензора относительно «цинизма и сальности» более понятно применительно к первопечатному тексту (см. варианты). Обращает на себя внимание тот факт, что Лейкин, ревниво относившийся к участию Чехова в других журналах, на этот раз не обмолвился в письмах к нему о публикации рассказа «Noli me tangere!» в «Развлечении» (1884, юбилейный номер, 27 октября); относительно же публикации «Брака по расчету» в «Развлечении» Чехов вынужден был давать Лейкину объяснение в письме к нему от 17 ноября 1884 г.
2. Рассказ к юбилею Кирилла и Мефодия. 1 апреля 1885 г. Чехов писал: «Рассказ по части Кирилла и Мефодия пришлю к след‹ующему› №. Трактует он у меня о прошедшем, уже случившемся, и неловко печатать его в день юбилея» (день юбилея — 8 апреля). Неизвестно, был ли этот рассказ закончен и прислан Лейкину.
3. Филологическая заметка «Об октябре», посланная Чеховым Лейкину 26—27 октября 1885 г. и утерянная на почте. См. примечания, стр. 577.
