Из главного, самого высокого терема, вышла женщина лет сорока, в богатом синем платье с вышивкой и с платком на голове. Волосы убраны под платок. Она быстрым шагом направилась к Шуйскому.

– Василий Фёдорович! – раздался её голос, в котором слышалось огромное облегчение. – Слава Богу, живой!

Шуйский, опираясь на костыль, вылез из телеги. Его встретила целая толпа слуг и холопов, которые суетились вокруг.

– Живой, Анна, живой, – он обнял её одной рукой, опираясь другой на костыль. – И почти здоровый.

Она тут же отстранилась и посмотрела на его ногу с тревогой.

– Что с тобой? Ранен?

– Так, пустяк, – отмахнулся Шуйский. – Меня уже залатали, и нога почти не болит. – При этом он показал женщине на меня. – Вот тот юноша, что Ярослава от хромоты лечил. Вот он меня сам зашивал. Хотя, поверь, досталось мне неплохо.

Анна перевела взгляд на меня, и я невольно выпрямился. Её взгляд был… оценивающим. Она оглядела меня с ног до головы, задержалась на сабле, на кольчуге, которую я не снял с дороги.

– Митрий, подойди, – попросил меня Шуйский.

Я подошёл и поклонился в пояс.

– Митрий, слуга ваш, госпожа.

Анна кивнула, но не улыбнулась.

– Слыхала о тебе. Говорят, ты чудеса творишь. Раны зашиваешь так, что люди даже не умирают от горячки.

– Стараюсь, госпожа, – осторожно ответил я.

Она ещё немного помолчала, изучая меня, потом кивнула.

– Лариска, – слегка повысила голос боярыня.

– Да, хозяйка.

– Покажи юному воину его комнату на втором этаже. Поняла?

– Да, хозяйка, – поклонилась холопка.

Перед этим я забрал свои вещи с коня, после чего пошёл к женщине по имени Лариска. И краем глаза заметил, как Анна обнимала Алёну.

– Алёнушка, здравствуй, дитя, – ласково сказала она девушке. – Пойдём в терем, на женскую половину. Устала, небось, с дороги.

Алёна вылезла из повозки. Она выглядела уставшей, но держалась с достоинством. Прежде чем последовать за княгиней, она обернулась, и наши взгляды встретились. Она слегка улыбнулась, тёпло и, как мне показалось, немного грустно. На что я кивнул, не став задерживаться.

У нас были разные пути, и общение с ней ничего, кроме проблем, мне не сулило.

– Муж, пойдём, – сказала Анна Шуйскому. – Тебе нужно лечь и отдохнуть.

Шуйский послушно кивнул и, опираясь на жену и костыль, направился к терему. Я с лёгкой улыбкой провожал Шуйского, который ещё вчера, хоть и не бодрым, шагом ходил на стоянке, а теперь покряхтывая ковылял домой.

– «Вот актёр», – подумал я.

– Господин, Митрий, – обратилась ко мне Лариска. – Прошу за мной, я покажу твою комнату.

– А куда поселят моих холопов? – спросил я у женщины. Та быстро посмотрела на обоих, при этом остановила взгляд на Ратмире.

– Когда покажу комнату, узнаю, куда хозяйка скажет их определить.

– Вы всё слышали, – сказал я холопам, после чего пошёл за Лариской.

Мы поднялись по деревянной лестнице на второй этаж главного терема. Коридор был длинным, с резными перилами и небольшими окнами. Пахло воском и ладаном. Стены были обшиты деревом, кое‑где висели иконы.

Холопка остановилась у одной из дверей и толкнула её.

– Вот твоя комната. Рядом хозяйка собиралась поселить княжича Ярослава. Если что понадобится, моя комнатка находится по этому коридору в конце.

Я вошёл внутрь и невольно остановился, оглядываясь. Комната была… роскошной. По меркам этого времени, конечно. Большая, метров двадцать квадратных, с высоким потолком. Чисто выскобленный дощатый пол, на котором лежала медвежья шкура. У стены стояла широкая кровать с резными столбиками и настоящим пуховым матрасом, застеленная льняным бельём, с горой подушек. Рядом массивный дубовый сундук для вещей, стол и стул с резной спинкой, полка для книг. А главное – большое окно, заволоченное не бычьим пузырём, а настоящими, хоть и мутноватыми, кусочками слюды в свинцовом переплёте.

– Ого, – выдохнул я. – Спасибо, – сказал я женщине. – А где можно помыться с дороги?

– Я пришлю своего брата, он принесёт корыто для мытья. Хотя… – сделала она паузу. – Вроде бы хозяин собирался топить баню, так что может этого и не понадобится.

– Сообщи мне, как узнаешь. И если баню топить не будут, пусть принесут корыто. – И, совсем обнаглев, спросил. – А вещи постирать…

– Не переживай, как только всё узнаю, я приду за вещами.

После чего она поклонилась и вышла, оставив меня одного.

Я подошёл к окну и выглянул наружу. Отсюда, со второго этажа, открывался потрясающий вид. Прямо передо мной возвышались могучие белокаменные стены Кремля. Я видел сторожевые башни, крыши соборов, чувствовал дыхание этого места. Конечно, он сильно отличался от того, что был в моё время. И в принципе не мудрено, ведь Кремль не раз сгорал практически дотла.

(От авторов.)

Я опустился на стул, провёл рукой по гладкой поверхности стола. После моей скромной избы в Курмыше, эта комната казалась мне царскими покоями. Всё здесь говорило о статусе и богатстве воеводы Шуйского.

Сбросив кольчугу, положил саблю на сундук и, переодевшись в относительно чистую одежду, рухнул на кровать. Тюфяк оказался настолько мягким, что я едва не провалился в него.

– «Господи, как же я устал», – подумал я. Так долго пробыть в дороге, постоянное напряжение, бои, раны, и вот наконец тишина. Я закрыл глаза, собираясь вздремнуть, но тут дверь снова открылась.

– Дим! – не постучав влетел в комнату Ярослав. – Как тебе?

Как же в этот момент хотелось его послать в далёкое эротическое путешествие. При всех плюсах Ярослава, у него не было понимания личных границ. И в этом он не был виноват. Просто, он княжич, и этим всё сказано. Он привык, что перед ним кланяются в девяносто девяти случаях, а не наоборот.

Я приподнялся на локте.

– Роскошно. У тебя такая же? – добродушно спросил я.

– Почти, – усмехнулся он. – Ну что, отдыхать будешь или пойдёшь со мной? Хочу показать тебе Москву.

Я посмотрел на него, потом на кровать, потом снова на него.

– Ярослав, я еле ноги таскаю. Давай завтра? Да и тебе нужно давать ноге покой. Или скажешь она тебя беспокоить перестала?

Он поморщился.

– Ладно, завтра так завтра. Тогда через несколько часов за тобой зайду, в баню пойдём, а потом ужинать. Дядя хочет представить тебя семье, или ты хочешь отсидеться в спальне? – усмехнулся он.

Я вздохнул.

– На все вопросы – да.

– Ну, вот и отлично.

Он ушёл, а я снова откинулся на кровать. Закрыл глаза. Сон пришёл почти мгновенно.

Меня разбудил стук в дверь. Я очнулся не сразу, пытаясь понять, где нахожусь.

– Господин Митрий, – донёсся из‑за двери спокойный голос Лариски. – Княжич Ярослав в баню собрался. Просил позвать с собой.

– Встаю, – ответил я.

Пока я спал, Шуйский уже помылся, и в бане были только я и Ярослав. Вот только париться, как мне бы хотелось, не получилось.

– Вечерня скоро. Дядя просил по‑быстрому освежиться.

Честно, я прям расстроился. Баня топилась по белому, и полог с лавками присутствовал, и в корыте лежал березовый веник, которым, судя по всему, парился Шуйский… Баня, если не смотреть на печку, была сделана вполне по современным меркам.

В этот момент я поймал себя на мысли о Шуйском.

– «Совсем себя не бережёт. – И тут же себя успокоил. – Хотя, если он дорогу перенёс нормально, то после высоких температур с его ногой не должно быть осложнений».

Вскоре мы с Ярославом, оба розовощёкие, пошли обратно в боярский терем. Помещение на первом этаже было огромным – метров сорок, не меньше. Высокие потолки поддерживались мощными балками из морёного дуба. Стены обшиты деревянными панелями с искусной резьбой: растительные узоры, птицы, звери, переплетённые в сложный орнамент. В центре стоял длинный стол из массива дерева, за которым легко разместились бы человек тридцать. Сейчас же за ним сидело всего восемь человек. Вдоль стен висели иконы в богатых окладах, а в углу, на почётном месте, большая икона Спаса Нерукотворного, перед которой горели свечи.