Только там была зима, холод, рассвет, лёд речки, незнакомые, странно одетые люди… И отрубленная голова, разбрызгивая кровь, как новогодняя шутиха — весёлые искры, крутясь волчком, летела в мою сторону…

Нет! Не похоже! Ночь, лето, двор… А главное — я другой! Я уже чуть-чуть понимаю, ориентируюсь, узнаю…

Лицо человека на плахе было повёрнуто в мою сторону и легко узнаваемо. Его характерный оскал с половиной зубов… Как родной! Всегда узнаю — сам же зубы выбивал!

Один из чужаков, в тёмной, почти чёрной кожаной куртке, с нашитыми на плечах и по груди железными пластинками, держал Фанга за связанные за спиной руки, выворачивая вперёд и вверх. Другой, очень большой, в похожей безрукавке, с обнажёнными могучими бицепсами и в какой-то кожаной тюбетейке на голове, стоял рядом. Со здоровенным топором-секирой в руках. Этот — прямо типичный! Прям — классика Голливуда! Палачуга — as is!

Он стоял ко мне спиной, а напротив видна была высокая, богато одетая женщина. С непокрытой головой. Две толстых белых косы заплетены в высокую башню и перевиты блестящими нитями. На груди — три нитки крупного янтаря. Ниже, на уровне солнечного сплетения — здоровенная блямба в кулак. Из каких-то тёмно-красных камней. Похоже на кисть мелких ягод типа красной бузины. Сама блямба — на золотой цепочке. Добавьте какой-то… халат тёмного материала с тёмным же рисунком, широкое меховое оплечье, меховые опушки по рукавам, подолу и застёжке — как бы не из соболя. Штук 10–12 перстней на всех пальцах…

Резюме: штучка из сильно вятших.

Ещё левее, у стены дровяника, связанные, на коленях, носами в землю — имелось человек семь моих работников, баб и мужиков. Светлые, в темноте смотрящиеся белыми, нормальные славянские рубахи моих людей резко отличались от тёмных, тёмно-коричневых и тёмно-зелёных, в отсветах костра — почти чёрных, одежд пришельцев.

В свете пляшущего пламени коллекция перстней на руках «блондинки с башней» непрерывно резко вспыхивала, пускала «зайчиков» кровавого, «мясного» цвета. Дама агрессивно жестикулировала, тыкая руками в сторону пожилого мужчины, сидевшего на принесённой на порубалище лавке и поддерживаемого слугой. Рядом с лавкой стоял мальчишка, лет 12–13, очень похожий лицом на стоящую женщину.

А вокруг торчало ещё человек восемь. Здоровые бородатые светловолосые мужчины в кожаных куртках и безрукавках, с нашитыми спереди железными блямбами и с боевыми топорами и мечами в руках или за поясами.

Женщина резко спорила с сидевшим мужчиной, постепенно повышая тон.

Языка я не понимал, но когда так орут и тычут пальцами — и так всё понятно: хочет она чего-то. Будучи твёрдо уверенной, что имеет на это полное право. Мужчина же монотонно отрицательно качал головой и, досадливо морщась, потирал рукой левую часть груди.

«Она бежит — он её догоняет» — киноклассика. «Он молчит — она его извлекает» — реальность. Что и наблюдаю.

Потом мужчина вдруг начал клониться в сторону, его повело, слуга и мальчишка подхватили сползающее тело. Другие люди кинулись на помощь, укладывая падающего на лавку…

Женщина резко фыркнула, предполагаю — матерно. Если в её языке есть такое филологическое явление. Раздражённо оглядела укладываемого мужчину и сама взяла слово. Повернулась к скульптурной группе имени Фанга и рявкнула что-то типа:

— Рубинас ям!

«Рубинас» — это «руби нас»?! За что?! В «яму»?! Моего Фанга?!

— Сухан! Сулицы! Насмерть!

Но даже Сухану нужно пара-тройка мгновений. Чтобы отставить в сторону рогатину, скинуть пук связанных сулиц с плеча, вытащить, размахнуться…

Чужак в тюбетейке послушал орущую ему в лицо женщину, чуть присел, отмахивая свою мясницкую секиру в сторону, за спину, широко размахнулся и… полетел вперёд, через связанного Фанга, прямо «башенной даме» под ноги. Со штычком от меня в затылке.

Метание ножей есть, по сути своей, занятие очень… «доброжелательное»: нужно благостно расслабиться, легко двинуться — «нога свободная от бедра», несколько лениво махнуть ручкой… Только в самый последний момент идёт собственно «ха!» — швырок кистью — по-настоящему быстрое, резкое, агрессивное движение.

Вот чего у меня в тот момент не было — так это лени! Я заорал и побежал к этим людям. Вытаскивая из своего «патронташа» один за другим ножики и меча их в толпу на каждом шагу. Или правильнее — «метя»? «Помётывая»? В общем: чтобы летело туда, в ту сторону.

Короче, я попал только два раза, только в неподвижные беззащитные мишени: в чудака в тюбетейке — в самом начале, и случайно, в самом конце — в того мужика, которого на лавку положили.

Чужаки среагировали чётко: как только я заорал и кинулся на них, они мгновенно выхватили топоры и мечи, отдёрнули «башенную даму» за спины, прикрыли собой мальчишку и лежащего, отбили пару-тройку моих ножиков… И четверо легли под сулицами Сухана. С 8-10 шагов он не разбегается и не промахивается, а просто кидает хорошо. С последней палкой в руках он остановился возле меня.

Тут я обнаружил у себя в руках… пусто. И в «патронташе»… аналогично. И сразу стало как-то… безоружно.

«Летом мы с пацанами ходили в поход с ночевкой, и с собой взяли только необходимое: картошку, палатку и Марию Ивановну». Как-то я… без подходящей «марьванны» в руках…

Растерянность длилась долю мгновения — вспомнил о «мечах заспинных».

Страшно и злобно оскалившись в лицо врагу, лихо выхватил их: «Я злой и страшный лютый зверь! Загрызу-покусаю! Бойтесь меня, бледнолицые!». Заодно провентилировав несколько вспотевшие подмышки. Воздух-то уже ночной, прохладный, а я без рубахи… Как-то… свежо становится. И эти огрызки у меня в руках… против ихних топоров…

На ногах оставалось четверо бойцов. Пятый небитый, который до этого выворачивал руки Фангу, хрипел на земле у так и неопробованной плахи, придавливаемый коленом боевого волхва: тот воспользовался мгновением замешательства своего охранника и, хоть и со связанными руками, сумел сбить его на землю. Теперь неторопливо душит ногами. Последовательно, несуетливо, эффективно…

Блин! Надо выучиться этому приёму — в жизни такое умение очень даже пригодиться. В моей нынешней жизни — особенно.

Тут «башенная баба» снова ткнула в нашу сторону густо обперстнённой ручкой и агрессивно-командно заорала:

— Йвейкти йуос! Пьяустути! О-ох…

И полетела носом вперёд между спин своих бойцов. Которые дружно совершили аналогичный манёвр — «припадание к моим стопам». Так синхронно, что я даже испугался. В какой-то очередной раз. И отпрыгнул назад. И уставился в спину лежащего у моих ног.

Там торчала оперённая стрела. В его спине. А у его соседа — простой голый дротик. Воин пытался извернуться, вытащить из спины палку. Он почти дотянулся, но Сухан, подумавши, ткнул своей сулицей в открывшуюся шею бедняги, и тот забулькал. Собственной кровью.

За спинами упавших ворогов стали видны ребята из команды Фанга. Двое крайних уже снова натягивали луки, а сам этот… Авундий вытаскивал из-за пояса второй топор, потяжелее томагавка, пущенного в голову «башенной дамы». Очень аккуратно попал — обухом. «Женщин бить нельзя» — это ж все знают! Пороть, насиловать, мордовать… — пожалуйста! Но не боевым оружием! Зарубленная топором женщина — позор топорнику.

Ну, вообще-то, и всё. «Победа будет за нами». Уже — без «будет».

— Пленных — вязать, раненых — добивать, мёртвых — ободрать…

Стандартный эпилог всякого здешнего приступа героизма был прерван истерическим воплем мальчишки. Выхватив довольно приличный кинжал из ножен на поясе, он визжал и тыкал им в сторону приближавшихся парней:

— Не подходи! Зарежу!

Во какой… решительный. И говорит по-русски. А мне ж теперь с ними разговаривать… Я же знать хочу! С чего это они тут такое устроили…

— Сухан, комлём, в полсилы, в голову.

Бздынь. А — нефиг. В бою надо головой крутить, выглядывая врагов по всем азимутам. А не пялиться на самых ближних, подставляя затылок под летающие издалека предметы.

Юные голяди занялись наведением порядка и уборкой падали, а я подошёл развязать Фанга. Боевой волхв никак не мог разобраться со своими ногами и чужой шеей, чтобы слезть со своего бывшего конвоира. Уже бездыханного.