Панкрат не знал, как вести себя дальше, он ведал лишь одно, что ночхойские дети, как и стерегущие отары овец лохматые овчарки, беспредельно преданы своим родителям и хозяевам, верой и правдой отрабатывая перед ними свой кусок хлеба, но мысль о том, что у мальца вряд ли будет оружие, заставила его успокоиться и повернуться к нему лицом.

– Кто ты? – как можно мягче спросил он на татарском языке.

– Я сосед сестры джигита Мусы, наши сакли стоят рядом, – паренек вышел в просвет между кустами, расставив ноги в чувяках, сложил руки на ремне, на котором висел маленький кинжал. На вид ему было лет десять-одиннадцать. – А ты казак с русского берега Терека?

– Угадал, – не стал отпираться Панкрат и поинтересовался: – А почему о наших встречах ты не рассказал старшим?

– Айсет мне нравится. Если бы я проболтался, то вас бы убили обоих, а это мне не выгодно.

Серьезность, с которой пацан проследил последствия пока не совершенного им предательства, заставила казака посмотреть на него как на взрослого человека, но времени на то, чтобы получше узнать по-умному рассуждающего мальца, было в обрез. Панкрат переступил с ноги на ногу.

– Девушка скоро будет здесь, – сказал он. – Что ты станешь делать, если она уйдет со мной?

– Айсет уже взрослая. Хотя она женщина, ей самой нужно выбирать свою судьбу, – глубокомысленно изрек отрок. – Я жил среди русских, женщинам у них проще.

– Тебе понравилось поведение наших девок и баб?

– Не очень. В семье женщину надо держать в руках, иначе наступит бесправие, что приведет к беспорядку в доме, но выбирать свой путь и то, чем ей заниматься в жизни, она должна сама.

– Кто твой отец? – поинтересовался казак.

– Он мулла, закончил медресе, совершил хадж в Мекку, святыню всех правоверных.

– Сын муллы должен жить по законам Корана.

– Я соблюдаю законы, но имею право на собственные мысли.

– Вы из какого тейпа?

– Из тейпа Даргановых. С Айсет мы дальние родственники, если бы не это, я бы вырос и взял ее в жены, – мальчик вздохнул, пошевелил пальцами на рукоятке кинжала. – Она умная, умнее всех наших женщин в ауле.

Совсем близко раздался шум листьев потревоженной ветки, кто-то торопился к скале. В стороне испуганно вскрикнул какой-то зверек, на дереве через тропу захлопала крыльями птица. Пацан подобрался, но Панкрат оставался спокойным.

– Я тоже твой родственник, – признался он.

– Ты казак, – не согласился мальчик.

– Я из казачьего рода Даргановых. – Урядник понимал, что такому разумному ребенку можно довериться во всем. Если он сочтет нужным, то предаст, если посчитает, что взрослые поступают правильно, то признания из него не вытянешь. – Слыхал о таком?

– Даргановых?! Тогда ты тоже не имеешь права брать мою соседку в жены.

– Имею, потому что я казак, – по-доброму улыбнулся урядник.

Из зарослей выбежала Айсет, щеки у нее пылали, грудь вздымалась от запального дыхания. Увидев посреди тропы Панкрата, девушка прижала руки к щекам, отступила на полшага назад, затем испуганно оглянулась, словно только сейчас осознав, что совершает непоправимую ошибку.

– Любимая, я так долго ждал тебя, – подался вперед Панкрат.

Он моментально забыл обо всем на свете, замечая перед собой лишь точеную фигурку возлюбленной да ее широко распахнутые черные глаза.

– Разве ты не ушел еще вчера? – как во сне прошептала девушка.

– Что бы ни случилось, я все равно дождался бы твоего прихода. Каждый день я стоял бы у водопада, пока не узнал бы причину, заставившую тебя изменить свои планы, – с чувством отозвался он, все яснее осознавая, что девушка бежала к водопаду всего лишь затем, чтобы удостовериться в его отсутствии, и как бы убрать камень со своей души.

Панкрат похолодел от мысли о том, что прекрасная горянка сейчас повернется и уйдет, чтобы больше никогда не встретиться на его пути, он заторопился с признаниями:

– Для меня в целом мире нет никого дороже тебя, я люблю тебя, Айсет.

– Я… я думала, что ты ушел навсегда. – Она опустила руки, встряхнула светло-русыми волосами и, будто уступая судьбе, сделала несколько покорных шагов вперед. – Я тоже люблю тебя… Я постоянно думала о тебе. Пусть нас рассудит Аллах!

Горянка приблизилась к Панкрату, положила голову ему на грудь и замерла согласным на все живым существом. Она тоже не слышала ни шелеста листьев, ни мерно пульсирующей жизни вокруг, впитывала новые незнакомые запахи, исходящие от этого мужчины, от которых у нее кружилась голова.

Так продолжалось до тех пор, пока здоровенный кабан не решил, что влюбленные уже достаточно простояли здесь. Он пробежал так близко, что вонь от тела самца забралась в ноздри, перебив остальные запахи. Панкрат встрепенулся и пристально огляделся вокруг.

– Айсет, нам пора уходить, – с твердостью в голосе негромко сказал он.

Она молча кивнула, не поднимая глаз, вложила пальцы в его ладонь и первой пошла по тропе, ведущей к скале с водопадом. Девушка словно решила попрощаться с самым дорогим для нее местом. Казак не противился, он лишь зорко следил за тем, чтобы ветви раскачивались только от теплого весеннего ветра.

Уже на выходе из зарослей кустарника он вдруг вспомнил о чеченском мальчике, с которым говорил недавно. Но его нигде не было, скорее всего, маленький философ догадался, что и в этот раз, как и в те прошлые, когда он подглядывал за влюбленными, он оказался лишним. Но его исчезновение опасений не вызывало, на этого мальца можно было положиться полностью.

Они долго бежали по лесу, острые шипы от колючего кустарника вырывали из одежды куски ткани, превращая ее в рубище, на телах кровоточили царапины, казалось, еще немного, и сил не хватит даже на то, чтобы выкарабкаться из очередного рва с прошлогодней листвой на дне. Панкрат специально выбрал длинный путь, чтобы уменьшить вероятность встречи с сородичами Айсет, он подумал о том, что Муса и дагестанец обязательно растянут линию секрета вдоль реки.

Родственники девушки, наверное, давно хватились беглянки, и теперь погоня могла не заставить себя ждать. Сидевшие в засаде соплеменники, скорее всего, тоже были оповещены об исчезновении сестры самого Мусы. Несмотря на неторопливый на первый взгляд уклад жизни, горцы были быстры на принятие важных решений, на разбои в чужих селениях и на расправы хоть над чужаками, хоть над своими вероотступниками. И когда между ветвями заблестели струи горной реки, Панкрат украдкой смахнул со лба пот, словно одной ногой он уже успел встать на родной берег, где каждая собака протягивала ему лапу для приветствия.

– Еще немного, любимая, и нас уже никто не догонит, – поддерживая девушку под локоть, старался подбодрить он ее. – Нам осталось лишь переплыть реку.

– Я пытаюсь, мой возлюбленный, но силы мои на исходе, – и тут Айсет воскликнула с отчаянием в голосе: – Боюсь, нам с тобой не добыть свободы.

– Почему? – замедлил движение Панкрат.

– Ты не спросил, а я постеснялась признаться, – девушка подняла на казака встревоженные глаза. – Я совсем не умею плавать.

– Я перетащу тебя на себе, там не так уж глубоко, – заторопился с объяснениями Панкрат. – Что бы ни случилось, я не оставлю тебя никогда.

Она тихо засмеялась, довольная его признанием, забросила за спину копну растрепавшихся волос.

– Даже если меня схватят, я приму смерть спокойно, потому что полюбила джигита, которого выбрала сама. – Айсет гордо вскинула голову. – За это и с жизнью расстаться не страшно.

– Ты у меня единственная на всем белом свете, – только и смог произнести Панкрат.

У кромки леса казак с девушкой остановились, пристально осмотрелись вокруг, но природную тишину ничего не нарушало. Видимо, самые крайние чеченцы из засады остались за изгибом русла реки. Беглецы тенями выскочили из-за деревьев, сразу заторопились в заросли камыша и, не раздеваясь, бросились в бурные волны вечно мутного Терека. Мощными ударами тугих струй стремнина швырнула их в водоворот, попыталась оторвать друг от друга, чтобы затянуть на дно, но влюбленные сцепили пальцы намертво.