Меркурий: Тень одного и сочинителей, или, лучше сказать, из несносных вралей нынешних веков. Сей человек был на свете злоязычником, всякий час вознамеривался он поносить целый свет, но, имея весьма мелкое понятие, злословил только людей знакомых, и чье только что узнавал он имя, того уже и ругать был в состоянии.

Хар: Да имел ли он сам за собою какие-нибудь пороки?

Мер: Очень великие: он был весьма мало учен, но заносчив; глуп, но высокомерен; беден, но горд; подл, но слишком тщеславен.

Кар: А где он родился?

Мер: По мнению его, никто не знает; однако всем известно.

Хар: Как его зовут?

Мер: Многими именами, ибо при рождении каждого месяца переменял он имя свое и прозвание и от того называют его ныне Повсюдов.

Хар: Каким образом он людей злословил?

Мер: Под именем Сатиры.

Хар: А разве Сатира не служит поношением человеку?

Мер: Никак, в Сатире описываются такие пороки, которые сродны по большей части многим людям. Надобно весьма остерегаться, чтобы делая тому примеры, не указать на того человека, которого вознамеришься описать пороки. Слог ее должен быть прост, волен, короток и язвителен, и больше всего сочинитель оной должен показывать в ней всю свою кротость, иметь совершенное познание человеческих свойств, играть весьма приятно словами, исправлять человеческие нравы и научать их доброму в шутках.

Хар: Следовал ли он сему правилу?

Мер: Отнюдь нет; да он его и не смыслил.

Хар: А когда не смыслил, так извинить его можно.

Мер: Конечно я его в том извиняю, но в другом он извинения не достоин.

Хар: В чем же еще?

Мер: Все великие люди и великие стихотворцы казалися ему малы: один, по его мнению, был неискусен, другой совсем незнающ, третий не имел к тому дара, а четвертый противу сил своих упражнялся в науках; иной казался для него несносен, а другой представлялся ему вралем, некоторый неученым стихотворцем, а многие — невежами. Никого не выбирал он себе предводителем, почитая себя всех умнее, следовал пустой своей голове и испорченному мозгу. Приводил в доказательство своих бредней таких авторов, о которых целый свет никогда не слыхивал, и именовал их так дико, что и одно название довольно было удобно произвести в людях охоту плевать на их издания и на подражателя оным. На разумных и ученых людей никогда он не полагался и в примечаниях всеми силами желал их умалить, представляя их ошибки своими неясными доказательствами, их во всем порочил; но сам ничего не утверждал, потому что он не смыслил, а когда и хотел показать свое знание, то и тогда говорил: Я де думаю… А когда такой маловажный человек Думает, то я сомневаюсь, чтоб великие люди приняли то за правду.

Хар: Удивительно мне, Меркурий, откуда ты имеешь такое известие и описываешь состояние сего человека весьма основательно.

Мер: Это происходит от того, что половина города жалуется на его злоречие, старые и молодые, женатые и холостые, мужеский пол и женский, ибо он никого не щадил, злословил и лгал, ругал и поносил всех без разбору и всякого чина людей.

Хар: Когда же он таков, то я посажу его в греблю; на том свете, видно, его не унимали, и так все его злоречивые соки выдут у него потом, покамест переезжает он через озеро, а переехав туда, отдам я его прямо богиням мщения по причине той, что он суда Миноева недостоин.

Мер: Однако, Харон, переехав туда, напой ты его водою из реки забвения, чтобы он, забыв свою злость, уведомил тебя прямо, какую он имел причину ругать всякого без разбора.

Хар: Очень хорошо. Прощай, Меркурий, мы уже поехали.

Злоязычник: Я не имею жажды и не хочу пить из этой реки; на что ты меня насильно напоить хочешь?

Хар: Для того, чтобы ты пришел в забвение и рассказал мне всю правду. На том свете люди поступают не так. Когда хотят выведать истину у спящего человека, хватаются за большой у ноги палец в то время, когда он грезить начинает, и, держася за оный, спрашивают у него обо всем, а сонный без всякого коварства рассказывает свое и других похождение. А здесь пьют воду из реки забвения. Пей, а когда не так, то я веслом тебя принужу.

Злояз: Изрядно, я буду пить… Да что ж это такое, не успел я хлебнуть трех раз и захотел уже спать.

Хар: Так надобно. Ложись на этом камне. Кто ты таков?

Злояз: Я украинец и произошел от низких тамошних людей[3].

Хар: Для чего ж ты на том свете не сказывал своего происхождения?

Злояз: Оно подло, а мне хотелось слыть человеком благородным.

Хар: Желая слыть таким, на что ж ты ругал всех людей без пощады, а это не сходно со свойствами благородного человека.

Злояз: Я негодовал на весь свет за то, что почитали меня ученым дураком.

Хар: Да, может быть, ты и в самой вещи был таков.

Злояз: Никак. Я писал много и сплетал различные сочинения. Правду сказать, сперва писал я совсем не для того, чтоб почитали меня ученым человеком, а единственно для одних денег. Наконец, задумал я о себе много и записался против воли Аполлоновой в цех мастеровых Парнасских[4]; а как никто не признавал меня за Парнасского жителя, то я для такой досады предпринял ругать всех без разбору, и когда я уже привык к тому, то и на отца родного написать сатиру был уже в состоянии.

Хар: Изрядный ты детина. Я тебе сделаю услугу и попрошу Плутона[5], чтобы поставил он тебя на Танталово место.

Злояз: А где этот Тантал?[6]

Хар: Он стоит посередине озера по уши в воде, а напиться не может и всегда мучится жаждою.

Злояз: Мало сего для меня. Я на том свете не мог насытиться ругательством и что ни писал, то все состояло из поношения людям; всех почитал дураками, будучи сам всех глупее.

Впрочем, господин непригожий бог, спроси ты у меня в другое время, то я тебе расскажу о себе столько хорошего, что ты, конечно, тому не поверишь, или по крайней мере испужаешься.[7]