За спиной Артура была видна ярко освещенная сборочная линия, Кан кашлянул и потер подбородок: «Привет, Том, как ты там?» – «У меня все отлично, Артур». «Ну и хорошо. Жаль, что так получилось с этой реорганизацией…»

Но Сандерс уже не слушал – он смотрел на Кана. Тот стоял так близко к камере, что очертания его лица были размыты. Лицо занимало настолько много места, что закрывало собой большую часть конвейера.

«Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь», – говорил Кан на экране.

Его лицо закрывало конвейер!

Сандерс посидел еще несколько секунд, а затем выключил аппарат.

– Пойдемте вниз, – сказал он.

– Что, есть идея?

– Назовем это соломинкой для утопающего, – объяснил Сандерс.

Выключатель щелкнул, и слепящий свет залил столы Диагностической группы.

– Где это мы? – спросила Фернандес.

– Это место, где проверяют дисководы.

– Те самые дисководы, которые не работают?

– Те самые… Фернандес пожала плечами.

– Боюсь, что я не…

– Я тоже, – успокоил ее Сандерс. – Я не силен в чисто технических вопросах. Я разбираюсь только в людях.

– Ну и что вы здесь можете разобрать? – поинтересовалась Фернандес, обведя взглядом комнату.

– Ничего, – со вздохом признался Сандерс.

– Они закончили?

– Не знаю, – ответил было Сандерс, но тут же понял: да, они закончили – в противном случае Диагностическая группа в полном составе работала бы всю ночь, пытаясь успеть к завтрашнему совещанию, а не сбежала бы на встречу профессиональной ассоциации, прикрыв белыми тряпками столы с разобранными аппаратами.

Проблема была решена.

И все, кроме него, это знали.

Вот почему они раскурочили только три дисковода – не было нужды вскрывать остальные. Они специально просили, чтобы они были запакованы в пластик…

Потому что…

Проколы в пластике…

– Воздух! – воскликнул Сандерс.

– Что?

– Они думали, что дело в воздухе.

– Каком воздухе?

– Заводском.

– Это что, в Малайзии?

– Именно…

– Что, в Малайзии неподходящий воздух?

– Нет, дело в воздухе в цеху.

Он заглянул в раскрытый блокнот, лежавший на столе: он по-прежнему был раскрыт на страничке, на которой было написано «ЧНЕ» и дальше колонка цифр. «ЧНЕ» расшифровывалось как «частицы на единицу» и являлось стандартным параметром чистоты воздуха. Колонка чисел – от двух до одиннадцати – показывала, что дела обстояли из рук вон плохо. Ведь число частиц не должно было превышать максимум единицы. Указанные цифры были совершенно неприемлемы.

Воздух на заводе был загрязнен.

Это значило, что пыль садилась на расщепляющую оптику, на считывающие приспособления, на контакты микросхем…

Он взглянул на фотографии микросхем, закрепленные на доске, и охнул:

– О Господи…

– Что еще?

– Смотрите сами.

– Я ничего такого не вижу…

– Между чипами и платой есть зазор, чипы сидят неплотно.

– А по-моему, все нормально…

– Ничего подобного.

Сандерс повернулся к разобранным дисководам. Даже невооруженным глазом было видно, что чипы были припаяны по-разному: одни сидели плотно, а другие отставали на несколько миллиметров, так что были видны металлические контакты.

– Это никуда не годится, – пояснил Сандерс. – Такого быть не должно.

Все это значило, что чипы ставили как угодно, но только не с помощью специального автомата, как того требовала технология. Иначе один чип нельзя было бы отличить от другого. А раз они были установлены по-разному, то и происходили колебания напряжения и, соответственно, отклонения в работе памяти и прочие случайные погрешности.

Сандерс посмотрел на демонстрационную доску, на список дефектов. На этот раз его внимание привлек пункт:

Диагностики поставили напротив слова «механические» две «галочки». Это следовало понимать, что проблемы с дисководами «Мерцалка» были чисто механическими. То есть дефекты допущены на сборочной линии.

А за сборочную линию отвечал он, Сандерс.

Он ее разрабатывал, он ее монтировал. Он контролировал производство прототипов, сошедших с конвейера, от начала до конца.

А теперь линия работала плохо.

Сандерс был уверен, что его вины в этом нет. Что-то произошло уже после сдачи конвейера в эксплуатацию. Что-то было изменено, и теперь линия не работала. Но что?

Чтобы узнать это, нужно было проникнуть в базу данных.

Но у него не было доступа…

Сандерс сразу подумал о Босаке. Тот легко бы проник куда надо, как, впрочем, и любой программист из команды Черри. Все эти мальчишки были хакерами: они могли вломиться в любую систему за то время, которое понадобилось бы обыкновенному человеку, чтобы выпить чашечку кофе. Но увы, сейчас в здании не было ни одного программиста, и Сандерс понятия не имел, когда кто-нибудь из них вернется с их собрания. На этих ребят нельзя было рассчитывать. Взять хотя бы того парнишку, что заблевал всю роликовую доску – дети, сущие дети, играющие со своими изобретениями вроде этой доски, как с игрушками. Талантливые, творческие ребятишки, беззаботно дурачащиеся и…

– О Боже! – подпрыгнул он. – Луиза!

– Да?

– Есть способ!

– Чего?

– Способ проникнуть в базу данных. – Он повернулся и почти побежал из комнаты, хлопая по карманам в поисках действующего электронного пропуска.

– Нам что, нужно куда-то идти? – поинтересовалась Фернандес.

– Да.

– А не будет ли мне позволено осведомиться, куда именно?

– В Нью-Йорк, – ответил Сандерс.

…Лампы загорались одна за другой длинными рядами. Фернандес обвела взглядом комнату:

– Это что? Гимнастический зал чертей из преисподней?

– Это имитатор несуществующей действительности, – объяснил Сандерс.

Адвокатесса посмотрела на роликовые дорожки, н провода и кабели, свисавшие с потолка, и поинтересовалась:

– Таким способом вы собираетесь попасть в Нью-Йорк?

– Совершенно верно…

Сандерс прошел к стеллажам, уставленным аппаратурой, над которыми висели большие рукописные плакаты типа «Не лапай!» или «Убери грабли, неумеха!». Глядя на панель управления, он заколебался.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – предположила Фернандес, стоя у одной из роликовых досок и глядя на серебристый шлем. – Мне кажется, эта штука может и током ударить.

– Не волнуйтесь. – Сандерс начал снимать чехлы с мониторов и складывать их стопкой, стараясь делать все побыстрее. Затем он повернул главный выключатель. Аппаратура ожила и мягко загудела. Экраны мониторов один за другим засветились.

– Становитесь на роликовую доску, – сказал Сандерс.

Подойдя к Фернандес, он помог ей вскарабкаться на дорожку. Женщина подвигала ногами взад-вперед, проверяя, как вращаются ролики. Тут же вспыхнули зеленые лучи лазеров.

– Ой, что это? – воскликнула Фернандес.

– Это сканеры, снимают контуры вашего тела. Не пугайтесь. Надевайте очки. – Сандерс подтянул вниз висевший под потолком шлем и начал было пристраивать его на голову женщине.

– Погодите-ка минутку, – отстранилась она. – Что это еще такое?

– Шлем с двумя маленькими дисплеями, которые будут проецировать изображение прямо перед вашими глазами. Надевайте, надевайте, только поосторожнее – эти штуки довольно дорогие.

– Очень дорогие?

– По четверти миллиона долларов за штучку. – Сандерс подогнал шлем и надел на голову Фернандес наушники.

– Но я ничего не вижу – сплошная темень…

– Нужно еще все подсоединить, Луиза, – объяснил он, подключая к гнездам провода, тянущиеся от ее шлема.

– О, – удивленно воскликнула женщина, – смотрите-ка… Я вижу большой голубой экран, как в кино… Прямо впереди меня. А внизу две коробочки; на одной написано «вкл.», а на другой «выкл»..

– Только не трогайте ничего, держите руки на перилах, – предупредил Сандерс, прижимая руки Фернандес к поручням роликовой доски. – А я к вам сейчас присоединюсь.