Прошли втроем — Батуринский, я, и помощник в штатском товарищ Миколчук.

— Лас-Вегас — не самое спокойное место. Посольство наше далеко, Москва еще дальше. Вы должны понимать, что возможны провокации. Вплоть до самых серьезных.

— Я понимаю Политика. Ну, раз нет, то и нет. Тогда я пойду. Вечером поезд, пора возвращаться в Черноземск, а у меня ещё кое-какие дела. В книжный зайти, другое, третье… — включил я Фуксика. — С добрыми друзьями повидаться хочу.

— Почему же нет, Михаил. Ехать можно. Даже нужно. Но только приняв меры предосторожности.

— И это я понимаю. Я уже побывал в Финляндии, Австрии и Германии. Проходил инструктаж. И, думаю, не осрамился. Австрийские коммунисты даже благодарственное письмо написали.

— Письмо, да… Но Америка — не Австрия. В Америке всё сложнее.

— Будем иметь в виду.

— Вам нужен опытный, подготовленный руководитель делегации.

— Нам?

— Вам, Михаил Чижик. Вы сможете сосредоточиться на собственно шахматных проблемах, а руководитель будет обеспечивать безопасность, решать возникшие вопросы.

— Ага… — протянул я.

— Теперь о тренере. Антон Кудрявцев…

— Кудряшов, — поправил я.

— Да, Кудряшов. Он, конечно, парень способный, но матч с Фишером — это большая ответственность, а у Кудряв… у Кудряшова опыт, прямо скажем, невелик. Мы подберем вам тренера гораздо более квалифицированного, способного оказать реальную поддержку в матче с таким грозным соперником, как Фишер.

— Ага… — опять протянул я.

— И, наконец, третьим человеком в вашей команде будет переводчик. Да, я знаю, что вы окончили школу с углубленным изучением языков, но практика — это совсем другое дело.

— Ага… — в третий раз сказал я.

— А ваших друзей… вашу команду мы сможем отправить на какой-нибудь другой турнир. В Болгарию, например. Или в Чехословакию.

— Ага… Значит, вы мне назначите руководителя, тренера и переводчика?

— Ну да. Вы и три человека, как запланировано. Поверьте, всё получится очень хорошо.

— Возможно. Возможно, что и хорошо. Только знаете, пусть они — руководитель, тренер и переводчик, — едут в Лас-Вегас с кем-нибудь другим. Идти на матч с людьми, которых я не знаю, это неоправданный риск. Идти на матч без людей, которых я знаю, на которых я рассчитываю — это тоже неоправданный риск. Я не могу рисковать. Я не хочу рисковать. Я не буду рисковать. Я очень ценю доверие Леонида Ильича, других коммунистов-фронтовиков, чтобы пустить под откос всю мою подготовку, работу научно-спортивной группы, ради… даже не знаю ради чего. Нет, нет, и нет — я порывисто встал и, не слушая слов Батуринского, вышел из кабинета.

Дверью не хлопал — аккуратно прикрыл.

И ушёл.

Глава 2

По-прежнему 11 июля 1974 года, четверг

ВСЁ ПО ПЛАНУ

В часы сомнений, в часы тягостных раздумий я хожу в цирк. Но представление начинается вечером, а сейчас не вечер. Далеко не вечер. И я пошел в «Метрополь».

Сначала пообедать: вкусная и здоровая пища в умеренном количестве необходима для процесса эффективного мышления. А в эффективном мышлении я нуждался, без эффективного мышления мне никуда. И, обедая (итальянский луковый суп, итальянская лазанья и чай с лимоном), я размышлял над тактикой и стратегией летнего наступления.

Итак, молодой провинциальный гроссмейстер, которого посылают за границу, да не куда-нибудь, а в Соединенные Штаты Америки, на матч с самим Фишером, вместо того чтобы выражать признательность всеми доступными способами, разворачивается и уходит. Он, видите ли, желает ехать с командой. Так ему дают команду, ан нет, ему нужна своя.

Да кем он себя возомнил? Бери, что предлагают, и радуйся! Не радуется. Капризничает. Много о себе понимает. Считает, что ухватил бога за бороду. Другого бы пинком под зад, и пусть до пенсии играет на первенстве водокачки. Сражается за почетную грамоту. Незаменимых нет.

Однако сейчас, в данном конкретном случае Чижик незаменим. Фишеру нужен именно Чижик. И пропади бы он пропадом, Фишер, но руководство на самом верху приняло решение: матчу быть. На самом верху! А если этот Чижик наябедничает, что ему навязывали каких-то руководителей и переводчиков, что тогда? Тогда ему, Батуринскому, а не Чижику, скажут, что пора, пора, Виктор Давидович, на пенсию. Вам, кажется, шестьдесят исполнилось? Так давайте на выход, с вещами.

И хорошо, если пенсия персональная будет. А могут ведь и вообще… Сорвать ответственное задание — не шутка. Сразу и Либерзона припомнят, а тут ещё Алла на чемоданах…

Что делать? Бежать, извиняться. Не так поняли, я хотел как лучше. Ничего, утрёмся и переморгаем. Жизнь, она длинная. Будет время отыграться.

Это я опять воссоздавал, домысливал, реконструировал. Может, Батуринский совсем иначе думал. Батуринский — это вам не управдом. Матерый человечище. Привык играть людьми, как пешками. Опыт работы в СМЕРШе, решительность, властность, привычка делить мир на чужих и своих. Я, видно, в свои не попал. Ну, и не нужно. Не пешка.

Ну да, формирует и утверждает команду Спорткомитет. Но не в нашем случае. Батуринскому хочется послать своих. Во-первых, в случае победы он — организатор и вдохновитель. Во-вторых, загранкомандировка, да не куда-нибудь, а в США — это очень большой пряник. Получивший его становится должником. Вот и решил Виктор Давидович, дай-ка организую Чижику командировку по примеру работников торговли. Хочешь купить баночку растворимого кофе — купи в комплект три килограмма комбижира «Рассвет». Хочешь купить альманах «Мир Приключений» — купи «Кролиководство в условиях Крайнего Севера» и ещё полдюжины подобных творений. Хочешь полететь в США — возьми троих в нагрузку.

А я не взял.

И как ему теперь быть? Гадать, что я буду делать.

Что матч с Фишером — дело политическое, было ясно сразу. А вот что на самом верху на матч дали добро, я понял после того, как мне позвонил Фишер. Запросто Нью-Йорк с Сосновкой не соединяют.

Если соединили, значит, часы пущены.

Насчет же команды — обговорено с Тяжельниковым. Идея комсомольского десанта в сердце Америки захватила всесоюзного вожака. Комсомольцы, студенты, будущие врачи и учитель дают бой капитализму в его капиталистической крепости, Лас-Вегасе. Мирный бой, как и полагается посланцам самой миролюбивой страны на свете. Каждый день в «Комсомолке» репортажи, которые будут читать все, от мала до велика. Кто будет писать? А сами комсомольцы и будут. Такие это комсомольцы — писатели, композиторы, активисты. Как начнут — мало не покажется!

Переводчика они нам дадут… Ага, так они, переводчики, нас и дожидаются.

Мало у нас переводчиков в стране. И все при деле. Так что мы уж сами будем стараться.

Английский язык мы знаем. Правда, знаем язык образцовый, культурный, литературный. Язык дикторов Би-Би-Си и Голоса Америки, язык Голсуорси и Хемингуэя, Чэндлера и Агаты Кристи. А вот уличного английского, уличного американского мы не знаем. Откуда? Это нужно пожить в Лондоне или Нью-Йорке год, другой, третий. Всегда веселит, когда встречаю в приключенческой повести какого-нибудь сельского паренька, знающего немецкий язык «в совершенстве». Мол, рядом с его деревней жили немцы-колонисты, он от них язык и перенял. Ну-ну. Русские эмигранты третьего поколения как говорят? С чудовищным акцентом, с устаревшим словарным запасом, с пещерными выражениями. Вот и колонисты, поселившиеся у нас во времена Екатерины, тем более селяне… В совершенстве!

Матушка Владимира Ильича Ленина требовала, чтобы дети дома день говорили между собой по-немецки, день — по-французски, и только день по-русски. Так в воспоминаниях Анны Елизаровой, сестры Ленина. А когда Ленин впервые попал в Германию, то ничего не понимал — и его никто не понимал. Вот вам и домашнее обучение. Я специально смотрел, в собрании сочинений Ильича. В письмах домой. Потом-то да, потом он навострился. При его-то при уме, да за пятнадцать лет жизни в Европе как не навостриться. Хотя уже после революции он писал в анкете, что языки знает плохо. Не из ложной скромности, а просто любил точность.