Кстати, что имеет в виду автор «Разысканий истины» под сущностью и природой души, каковые, по его мнению, узнать нелегко? Оказывается, совокупность душевных функций. Декарт в

'ч Там же. С.268—269. ;" Там же. С.269. 2' Там же. С.369.

604

Я. А. СЛИНИН

«Размышлениях о Первой философии» уже дал соответствующее определение: «Итак, что же я семь? Мыслящая вещь. А что это такое — вещь мыслящая? Это нечто сомневающееся, понимающее, утверждающее, отрицающее, желающее, не желающее, а также обладающее воображением и чувствами».22 Мальбранш не отступает от этого определения: «Если мы видим в себе сомнение, желание, рассуждение, мы должны думать, что душа есть нечто сомневающееся, желающее, рассуждающее, и только, пока мы не испытали в ней каких-нибудь других свойств, ибо свою душу мы познаем только посредством внутреннего чувства, которое имеем о ней. Душу свою не следует принимать ни за свое тело, ни за кровь, ни за жизненные духи, ни за огонь, ни за иные вещи, за которые принимали ее философы. О душе следует думать лишь то, чего мы не можем не думать о ней и в чем мы вполне убеждены тем внутренним чувством, которое имеем о самих себе; иначе мы ошибемся».23 Другими словами, при исследовании душевных свойств и функций мы должны принимать во внимание только те данные, которые внутреннее чувство (рефлексия) дает нам о них с очевидностью, т. е. так, что мы станем в них вполне убеждены и не сможем о них думать иначе.

Снова на авансцену выходит принцип очевидности. Надо сказать, что с ним Мальбранш имеет дело постоянно. На протяжении всего своего сочинения он находит ему практическое применение, ссылаясь на него как на последний аргумент в подтверждение тех или иных своих идей. В нескольких местах мы находим и формулировки этого принципа, выдержанные всецело в картезианском духе. Такую формулировку можно обнаружить, например, в самом начале трактата, во второй главе его первой книги. Ее Мальбранш повторяет и в первой главе первой части шестой книги. Он пишет, что «полное утверждение следует всегда давать только таким положениям, которые представляются столь очевидно истинными, что невозможно отвергнуть их истинность, не чувствуя внутренне страдания и тайных укоров разума, т. е. не сознавая ясно, что злоупотребишь своею свободою, если не дашь им своего утверждения».24 В первой главе второй части шестой книги дается вольный пересказ знаменитых четырех правил из «Рассуждения о методе» Декарта. В эти правила (не принимать за истинное ничего неочевидного, делить всякую проблему на необходимое число частей, вести исследование от простого к сложному и составлять исчерпывающие перечни) Мальбранш вносит некоторые дополнения и незначительные изменения. Так, первое правило Декарта он переделывает в общий «принцип всех этих правил»: «Принцип всех этих правил таков: чтобы открыть истину, не опасаясь ошибиться, должно всегда сохранять очевид-

22 Декарт Р. Указ. соч. Т. 2. С. 24.

" Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 2. С. 369,

24 Там же. С.269.

ФИЛОСОФИЯ Н. МАЛЬБРАНША

60S

ность в своих умозаключениях».25 Данное высказывание является, если угодно, еще одной формулировкой принципа очевидности.

Вспомним, кстати, как сам Декарт формулирует свое первое правило: «Первое — никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению».26 То, что здесь сказано Декартом, дает повод задать вопрос: а не являются ли для него выражения «очевидно», «ясно и отчетливо» и «несомненно» синонимами, не означают ли они одно и то же? Если понимать сказанное здесь буквально, то да. Перед нами один из тех текстов Декарта, который провоцирует на то, чтобы считать очевидное и то, в чем невозможно усомниться, одним и тем же. Так считает Мальбранш; то же самое можно, пожалуй, сказать и о Спинозе, Лейбнице, Локке и других мыслителях XVII в. не столь крупного калибра. Но с самим Декартом дело обстоит не так просто. То, что выражения «очевидно» и «ясно и отчетливо» для него синонимы, подтверждается всеми текстами Картезия. То, что все, в чем невозможно усомниться, для него очевидно, — тоже верно. Но обратное не всегда верно: в его текстах можно обнаружить такое очевидное, в котором все-таки можно усомниться.

Рассмотрим вопрос подробнее. Завершив процедуру методического сомнения, Декарт в «Рассуждении о методе» пишет: «Затем я рассмотрел, что вообще требуется для того, чтобы то или иное положение было истинно и достоверно; ибо, найдя одно положение достоверно истинным, я должен был также знать, в чем заключается эта достоверность. И заметив, что в истине положения Я мыслю, следовательно, я существую меня убеждает единственно ясное представление, что для мышления надо существовать, я заключил, что можно взять за общее правило следующее: все представляемое нами вполне ясно и отчетливо — истинно».27 Данный текст провоцирует на то, чтобы выдвинуть на первый план принцип очевидности, его, так сказать, «абсолютизировать», на что пошли Мальбранш и, по-видимому, все другие картезианцы XVII в. Эта «абсолютизация» состоит в том, чтобы, оставив в стороне всякий метод вообще и метод сомнения в частности, сделать универсальным критерием истины очевидность, понимаемую как непосредственную внутреннюю убежденность в чем-либо, выражающуюся в невозможности отвергнуть его истинность, «не чувствуя внутреннего страдания и тайных укоров разума». Мальбранш и другие картезианцы не почувствовали ненадежности и неопределенности подобной непосредственной внутренней убежденности, не обратили внимания на то, что одни люди

25 Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 2. С. 306.

26 Декарт Р. Указ. соч. Т. 1. С. 260.

27 Там же. С.269.

606

Я. А. СЛИНИН

могут иметь ее по отношению к той или иной истине, а другие — нет, что даже один и тот же человек в один период времени может иметь ее, а в другой — не иметь. История картезианства показала, что попытка сделать так понимаемую очевидность единственным критерием истины немедленно приводит к возрождению релятивизма и скептицизма, тех неприятностей, с которыми надеялся справиться Декарт, применяя свой метод сомнения. Сам Декарт более проницателен, чем его последователи: он отдавал себе отчет в «коварстве» очевидности, взятой как критерий истины. Сразу после только что процитированного текста у него сказано: «Однако некоторая трудность заключается в правильном различении того, что именно мы способны представлять себе вполне отчетливо».28 Впрочем, несмотря на отмеченную неопределенность «правила очевидности», Декарт продолжает им пользоваться, не совсем, правда, тривиальным и прямолинейным образом.

Установив применением метода сомнения очевидную истинность положения «cogito ergo sum», Декарт хочет пополнить запас очевидных истин. Следующей очевидной истиной, к которой он приходит, является положение «Бог есть». Однако надо заметить, что очевидность этой второй истины не вполне адекватна очевидности первой истины, т. е. «cogito ergo sum». Во-первых, вторая истина не является независимой, а существенным образом следует из первой; она является истиной только при том условии, что истиной является «cogito ergo sum». Во-вторых, хотя она и очевидна, в ней можно усомниться, в то время как в истине «cogito ergo sum» усомниться не удается. Подтверждением того, что, с точки зрения Декарта, положение «Бог есть» не является несомненным, может служить следующая цитата из его «Первоначал философии»: «Итак, отбросив все то, относительно чего мы можем каким-то образом сомневаться, и, более того, воображая все эти вещи ложными, мы с легкостью предполагаем, что никакого Бога нет и нет ни неба, ни каких-либо тел, что сами мы не имеем ни рук, ни ног, ни какого бы то ни было тела; однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие таким образом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием. А посему положение Я мыслю, следовательно, я существую — первичное и достовернейшее из всех, какие могут представиться кому-нибудь в ходе философствования».29 Таким образом, в том, что Бог есть, вполне можно сомневаться. Декарт это вначале и делает. Лишь потом, в результате ряда довольно сложных и нетривиальных усмотрений и умозаключений, он приходит к выводу, что Бог существует и что истина эта очевидна.