Мы не отделяем здесь света от цветов, потому что мы не видим между ними большого различия и потому что их нельзя рассматривать порознь. Даже разбирая эти два качества, мы будем вынуждены говорить о всех чувственных качествах вообще, потому что они объясняются на основании тех же начал. То, о чем мы скажем ниже, заслуживает особенного внимания, ибо эти вещи в высшей степени важны и по своей пользе весьма отличаются от предшествовавших.

I. Прежде всего я предполагаю, что мы вполне сумеем различить душу от тела по тем положительным атрибутам и свойствам, которые присущи этим двум субстанциям. Тело есть не что иное, как протяженность в длину, ширину и глубину, и все его свойства сводятся лишь к движению и покою и к бесчисленному множеству различных фигур; ибо ясно, во-первых, что идея протяженности есть субстанция, потому что можно мыслить о протяженности, не мысля ничего другого; во-вторых, эта идея может представлять только пространственные отношения, сменяющиеся или постоянные, т. е. движения и фигуры. Так как мы не впадаем в заблуждения, когда допускаем лишь то, что для нас безусловно очевидно, то и не должно приписывать телу других свойств, помимо тех, о которых я сказал. Душа, напротив, есть «я» мыслящее, чувствующее, желающее; это субстанция, в которой имеют место все модификации, познаваемые мною посредством внутреннего чувства и могущие существовать лишь в душе, испытывающей их. Следовательно, душе нельзя приписывать никакого иного свойства, кроме различных состояний мышления. Итак, я предполагаю, что нам хорошо известно различие между душою и телом; если же сказанного мною недостаточно, чтобы дать понятие о различии этих двух субстанций, то пусть читатель прочтет и продумает некоторые места из блаженного Августина, как-то: главу 10-ю 10-й книги о Троице, главы 4-ю и 14-ю книги «Множественность души» или «Размышления» г-на Декарта, главным образом то, что относится к различию между душою и телом, или, наконец, шестую беседу в сочинении г-на Де Кордемуа (de Cordemoy) «Различие души и тела».

II. Я предполагаю также, что читателю известна анатомия органов чувств, известно, что они состоят из маленьких волокон, которые

' См. Пояснения. — Беседы о метафизике. — Беседы 1, 2.

97

начинаются в мозгу; что эти волокна разветвляются во всех наших членах, обладающих чувствительностью, и, наконец, достигают, нигде не прерываясь, до внешних частей тела; что, когда мы здоровы и бодрствуем, мы не можем шевельнуть одним концом этих волокон без того, чтобы одновременно не шевельнуть другим, потому что они всегда несколько натянуты; подобно тому как это бывает с натянутой веревкой: если тронуть один конец ее, то другой также придет в колебание.

Нужно также знать, что эти волокна могут быть приведены в движение двумя способами, т. е. движение начнется или с того конца, который лежит вне мозга, или с того, который находится в мозгу. Если эти волокна приводятся в колебание извне в силу воздействия предметов и если их колебание не передается мозгу, как это случается во время сна, то душа не воспринимает никакого нового ощущения. Но если эти маленькие волокна приводятся в колебание в мозгу в силу движения жизненных духов или какой-либо иной причины, тогда душа воспринимает нечто, хотя бы части этих волокон, лежащие вне мозга и разветвляющиеся во всех частях нашего тела, и находились в совершенном покое, как это бывает также во время сна.

III. Здесь уместно будет мимоходом упомянуть, что, как известно из опыта, мы иногда чувствуем боль в тех частях тела, которые у нас отняты, ибо если соответствующие им волокна в мозгу испытывают то же колебание, как при действительном повреждении этих членов, то душа чувствует в этих воображаемых членах весьма действительную боль. Все это ясно показывает, что душа непосредственно пребывает в той части мозга, в которой собираются все нервы, идущие от органов чувств; я хочу сказать, что здесь она ощущает все изменения, происходящие в этой части мозга соответственно предметам, которые их причинили или обыкновенно причиняют их;

и то, что происходит вне этой части мозга, душа замечает лишь через посредство фибр, которые сходятся в ней, или, если угодно, через различные колебания (secousses) духов, находящихся в этих фибрах. Раз это установлено и усвоено, то не трудно будет понять, как совершается ощущение. Это следует пояснить каким-нибудь примером.

IV. Если дотронуться кончиком иглы до руки, то острие ее задевает и разъединяет фибры мяса. От этого места данные фибры тянутся до мозга, и, когда мы бодрствуем, они настолько натянуты, что не могут колебаться, не приводя в колебания тех фибр, которые находятся в мозгу. Поэтому те концы фибр, которые находятся в мозгу, также испытывают колебание. Если движение фибр в руке не сильно, то таково же будет движение мозговых фибр; а если это движение будет настолько сильно, что порвет что-нибудь в руке, то оно будет также сильнее и ощутительнее и в мозгу.

Точно так же, если приблизить свою руку к огню, то маленькие частички дерева, постоянно в весьма большом количестве и с

7 Разыскания истины

98

большою силою отбрасываемые огнем, как это доказывает рассудок, а не зрение, ударяются об эти фибры и сообщают им отчасти свое движение. Если это воздействие не сильно, то и колебание концов мозговых фибр, соответствующих руке, также будет умеренно; но если это колебание в руке будет настолько сильно, что отделит от нее некоторые частицы, как это случается при ожоге, то движение внутренних мозговых фибр будет соразмерно сильнее и ощутительнее. Вот что происходит, как можно думать, с нашим телом, когда на нас воздействуют предметы. Теперь нужно посмотреть, что происходит с нашею душою.

V. Она пребывает главным образом, если можно так выразиться, в той части мозга, где сходятся все волокна наших нервов; она находится там для того, чтобы поддерживать и охранять все части нашего тела, а следовательно, она должна быть предупреждаема о всех изменениях, которые происходят в них, и иметь возможность различать те изменения, которые соответствуют устройству ее тела, от других, потому что ей бесполезно различать их все безусловно и независимо от отношения их к ее телу. Так что хотя все эти изменения в наших фибрах состоят, в сущности, лишь в движениях, которые обыкновенно разнятся только по степени, но душе необходимо смотреть на них как на существенно различные изменения;

ибо, хотя бы они сами по себе разнились весьма немного, тем не менее по отношению к поддержанию тела их следует рассматривать как имеющие существенное различие.

Движение, например, причиняющее боль, довольно часто разнится очень немного от того движения, которое вызывает щекотание.

Нет необходимости в том, чтобы эти два движения существенно разнились друг от друга, но необходимо должно существовать существенное различие между ощущением приятности и болью, вызываемыми этими двумя движениями в душе; ибо колебание фибр, сопровождающее ощущение приятности, указывает душе на хорошее состояние ее тела, свидетельствует, что оно обладает достаточною силою, чтобы противостоять воздействию предмета, и что ей нечего опасаться, что тело будет повреждено предметом. Но движение, сопровождающее боль, будучи несколько сильнее, способно порвать какую-нибудь фибру в теле, и душа должна быть предупреждена о том каким-нибудь неприятным ощущением, чтобы остеречься. Итак, хотя движения, происходящие в теле, сами по себе отличаются друг от друга только по степени, тем не менее если их рассматривать по отношению к поддержанию нашей жизни, то можно сказать, что они существенно разнятся друг от друга.'

Вот почему душа не замечает колебаний, вызванных предметами в фибрах нашего тела. Ей было бы довольно бесполезно знать о

1 Это смутное умозаключение или это природное суждение, которое относит к телу то, что чувствует душа, есть не что иное, как сложное ощущение. Смотри то, что было мною раньше сказано о природных суждениях, и первую главу третьей книги.