159

Ибо всякое предположение, пригодное к разрешению всех трудностей, которые могут представиться, должно считать положением неоспоримым.

II. Невидимые узы, какими Творец природы связывает все свои творения, достойны Божественной мудрости и заслуживают изумления людей; ничто, вместе взятое, не будет так поразительно и поучительно; но мы не думаем об этом. Мы позволяем вести себя, не обращая внимания ни на Того, Кто нас ведет, ни на то, как Он нас ведет: природа так же сокрыта от нас, как и Творец ее, и мы чувствуем движения, какие происходят в нас, и не обращаем внимания на двигателей их. А между тем мало есть того, что нужнее нам было бы знать, чем это, ибо от познания этих вещей зависит понимание всего, что имеет отношение к человеку.

Вследствие самого устройства нашего мозга мы, естественно, склонны к подражанию, ибо это необходимо для гражданского общества. Не только необходимо, чтобы дети верили своим родителям, ученики — учителям, низшие — тем, кто стоит выше их, но всем людям нужно еще иметь некоторое расположение усваивать то же обращение и совершать те же действия, как те люди, с которыми они хотят жить. Ибо для того, чтобы люди сближались, им необходимо походить друг на друга телом и духом. Это служит основанием множества вещей, о которых мы будем говорить дальше. Но для того, что нужно нам сказать в этой главе, необходимо еще знать, что в мозгу существуют естественные предрасположения, побуждающие нас как к состраданию, так и к подражанию.

Итак, не нужно упускать из виду, что жизненные духи стремятся, естественно, в части нашего тела не только для того, чтобы произвести в них те же действия и те же движения, какие, как мы видим, происходят у других людей, но также для того, чтобы дать возможность почувствовать некоторым образом их страдания и разделить их бедствия. Ибо опыт говорит нам, что, когда мы смотрим с большим вниманием на того, кого жестоко бьют или кто получил рану, то жизненные духи с силою переносятся в части нашего тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, были повреждены у другого, если только мы не направим в другое место течения этих духов по своему желанию, раздражая сильно какую-нибудь часть тела, не ту, какая у другого, как мы видели, была повреждена; или если естественное стремление жизненных духов к сердцу и внутренностям, обыкновенно возникающее при внезапных эмоциях, не увлечет и не изменит того течения, о котором мы говорим; или если, наконец, какая-нибудь необычайная связь отпечатков в мозгу с движениями жизненных духов не произведет того же действия.

Это стремление жизненных духов в части нашего тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, были повреждены у других, очень заметно у людей деликатных, обладающих живым воображением и весьма слабым и изнеженным телом. Весьма нередко эти

160

люди чувствуют своего рода дрожание в ногах, когда, например, смотрят внимательно на кого-нибудь, у кого есть язва или кому в эту минуту наносят удар. Вот что пишет мне один из моих друзей (привожу это для подтверждения моей мысли): «Когда один немолодой уже человек, живущий у одной из моих сестер, заболел, то молоденькая служанка дома держала свечу в то время, как ему пускали кровь из ноги. При виде того, как вонзили ланцет, ею овладел такой страх, что в течение трех или четырех дней потом она в том же месте в ноге чувствовала такую сильную боль, что принуждена была лежать в постели это время». Причина же этого случая, согласно моему принципу, та, что жизненные духи с силою разливаются в частях нашего тела, соответствующих тем, которые, как мы видим, повреждены у других, и, следовательно, держат их в большем напряжении и делают их более ощутимыми для нашей души с тою целью, чтобы она была настороже и избегала беды, которая, как мы видим, приключилась с другими.

Это сострадание в телах производит сострадание в душах. Оно побуждает нас помогать другим, потому что этим мы помогаем самим себе. Наконец, оно удерживает нашу злобу и жестокость. Ибо отвращение к крови, страх смерти — словом, чувственное впечатление сострадания часто препятствует убивать животных даже тем людям, которые вполне убеждены, что животные просто машины:

большинство людей не может убивать их, не раня себя, в силу возвратного действия сострадания.

Особенно следует заметить здесь, что вид раны, полученной кем-нибудь, вызывает в тех, кто видит ее, повреждение тем большее, чем слабее и нежнее будут эти лица, потому что это зрительное впечатление с силою направляет жизненные духи в части тела, соответствующие тем, которые, как мы видим, повреждены, -и они производят на фибры тела слабого человека впечатление более сильное, чем на фибры тела сильного и крепкого.

Поэтому на сильных и здоровых людей не действует вид какого-нибудь убийства, к состраданию побуждает их не столько то неприятное действие, какое оно производит на тела, сколько то, что оно неприятно их рассудку. Эти люди не имеют сострадания к преступным действиям, они непреклонны и неумолимы. Что же касается женщин и детей, то они испытывают большие страдания при виде повреждений, какие на их глазах наносят другим. Невольно сильно сострадают они несчастным и не могут спокойно ни видеть, как бьют животное, ни слышать его крика.

Что касается младенцев, находящихся еще в утробе матери, то так как фибры их тела несравненно нежнее фибр женщин и детей, то и движение духов должно производить в них изменения гораздо значительнее, как это будет видно далее.

Опять-таки пусть сказанное мною сейчас рассматривается, если желательно, как простое предположение; но, если читатель хочет ясно представить то, что я намерен изложить в этой главе, он должен

161

постараться хорошенько понять его. Ибо оба предположения, сделанные мною, суть принципы множества вещей, которые, обыкновенно, считаются очень трудными и даже непостижимыми и которых действительно, как мне кажется, невозможно уяснить, не принимая этих предположений. Следующие примеры могут служить объяснением и даже доказательством этих двух сделанных мною предположений.

III. Приблизительно лет семь или восемь тому назад в больнице для неизлечимо больных можно было видеть молодого человека, родившегося умалишенным, тело которого было искалечено в тех самых местах, в которых обычно бывает искалечено тело колесуемых преступников. Он прожил почти двадцать лет в таком состоянии; многие лица видели его, и покойная королева-мать, посетив эту больницу, полюбопытствовала взглянуть на него и даже дотронуться до рук и ног этого молодого человека в тех местах, где они были искалечены.

Согласно положениям, установленным мною, причина этого несчастного случая та, что мать этого калеки, узнав, что будут колесовать преступника, отправилась смотреть на казнь. Каждый удар, наносимый этому несчастному, производил потрясающее впечатление на воображение этой матери, а чрез своего рода отражение' — и на нежный и слабый мозг ее ребенка. Мозговые фибры этой женщины были приведены в чрезвычайное движение и, может быть, порвались в некоторых местах вследствие сильного течения жизненных духов, вызванного при виде столь ужасного дела; но ее фибры были достаточно плотны и поэтому вполне не порвались. Мозговые же фибры ребенка, не будучи в состоянии противостоять стремительному потоку жизненных духов, совершенно порвались, и повреждение было настолько сильно, что ребенок навсегда потерял разум. Вот причина, почему он явился на свет лишенным рассудка. Причина же, почему у него члены были искалечены в тех же местах, как у преступника, казнь которого видела его мать, следующая.

При виде этой казни, действительно способной привести в ужас женщину, жизненные духи у матери направились с силою от ее мозга ко всем тем частям ее тела, которые соответствовали частям тела преступника,2 и то же самое произошло в ребенке. Но так как кости. матери имели возможность противостоять действию этих жизненных духов, то они и не были повреждены ими. Быть может, она даже не чувствовала ни малейшей боли, ни малейшего содрогания ни в руках, ни в ногах, когда раздробляли их у преступника. Но это быстрое движение жизненных духов могло унести мягкие и слабые частицы костей ребенка, ибо кости принадлежат к тем частям тела, которые образуются последними, и они обладают слишком небольшою крепостью у детей, еще находящихся в утробе