VI. Это преимущество состоит в способности выражаться сильно и ярко, хотя и неестественно. Люди, обладающие живым воображением, выражают свои мысли с большою силою и убеждают всех, на кого действует больше внешность и чувственное впечатление, чем сила доводов; ибо мозг этих людей, получает, как было сказано, глубокие впечатления от предметов, которые они воображают, эти же впечатления, естественно, сопровождаются сильною эмоцией жизненных духов, располагающею все их тело к выражению их мыслей. Таким образом, выражение их лица, интонация голоса, оборот фраз, воодушевляя их речь, подготовляют тех, кто слушает и смотрит на них, к вниманию и к механическому восприятию впечатления от образа, волнующего их. Ибо человек, проникнутый тем, что он говорит, заставляет, обыкновенно, проникаться этим других: охваченный страстью способен всегда взволновать других, и хотя бы риторика его была часто неправильна, но это не мешает ей быть очень убедительной, потому что внешность и способ обращения действуют на воображения людей сильнее самых убедительных речей, которые произнесены хладнокровно, ибо эти речи не тешат чувств и не поражают воображения.

Итак, люди, обладающие сильным воображением, имеют преимущество нравиться, трогать и убеждать, благодаря тому что облекают свои мысли в яркие и живые образы. Однако есть еще и другие причины той легкости, с какою они подкупают ум: они говорят по большей части лишь о предметах, доступных заурядным умам;

употребляют только те выражения и слова, которые вызывают лишь смутные понятия чувств, производящие сильное впечатление на воображение людей; о предметах же великих и трудных они говорят лишь неопределенно, общими местами, не дерзая входить в детали и не выдерживая строго принципа, или потому, что они не понимают этих предметов, или же потому, что опасаются, что им не хватит слов, что они запутаются и утомят умы людей, не способных к усиленному вниманию.

Из только что сказанного легко сделать вывод, что ненормальность воображения очень заразительна, что она передается большин-

215

ству умов и распространяется с большою легкостью. Притом, люди с сильным воображением большею частью враги рассудка и здравого смысла, вследствие ограниченности своего ума и склонности к мечтаниям; ясно также, что мало найдется более общих причин наших заблуждений и что эта передача ненормальностей и болезней воображения заразительна. Однако следует еще подтвердить эти истины примерами и общеизвестными опытами.

ГЛАВА II

Общие примеры силы воображения.

Весьма часто мы встречаем примеры влияния воображения отцов на воображение их детей, особенно же влияния матерей на дочерей, господ на слуг и служанок, учителей на учеников, государей на придворных — вообще всех высших на подчиненных им; разумеется, в том случае, если родители, господа и эти высшие лица обладают некоторою силою воображения, ибо слабое воображение родителей и господ может не оказать никакого заметного влияния на детей и слуг.

Встречаются * также примеры подобного влияния воображения между лицами равного положения, но, конечно, реже, так как их, обыкновенно, не связывает то почтение, которое располагает умы, без рассуждения, подчиняться влиянию сильного воображения. Наконец, встречаются также примеры подобного влияния людей низших на лиц, которым они подчинены, и иногда эти люди обладают таким живым и властным воображением, что вертят умом своих господ и начальников, как им угодно.

Нетрудно понять, каким образом отцы и матери могут сильно влиять на воображение своих детей, если принять во внимание, что благодаря" устройству нашего мозга мы склонны подражать тем, с кем мы живем, и проникаться их чувствами и страстями. Эта склонность гораздо сильнее сказывается в детях по отношению к родителям, чем к другим людям. Можно указать несколько причин этого. Во-первых, дети одной крови с родителями, ибо, подобно тому как родители очень часто передают своим детям расположение к известным наследственным болезням, например: подагре, каменной болезни, сумасшествию и, вообще, ко всем болезням, за исключением случайных или имевших своею единственною и исключительною причиною какое-нибудь необычайное брожение соков (горячек и некоторых других), ибо, очевидно, подобного рода болезни не могут передаться; — так точно они передают свойства своего мозга мозгу своих детей и сообщают их воображению известный характер, в -силу которого последние становятся восприимчивы к тем же ощущениям, к которым восприимчивы их родители.

216

Другая причина та, что дети по большей части слишком мало вращаются в обществе других людей, которые могли бы запечатлеть другие отпечатки в их мозгу и отчасти ослабить постоянное влияние воображения родителей. Как человек, никогда не выезжавший из своей страны, обыкновенно воображает, что нравы и обычаи иностранцев идут совершенно вразрез с разумом, потому что они идут вразрез с обычаями его родного города и с течением, по которому он плывет, — так точно и ребенок, никогда не покидавший родительского дома, считает мнения и поступки родителей безусловно разумными или, вернее, ему не приходит в голову, что могут быть иные принципы рассуждения или добродетели, помимо подражания им. Итак, он верит всему, что он слышит от них, и делает все, что они делают.

Это влияние родителей настолько сильно, что оно действует не только на воображение детей, но даже и на другие части их тела. Юноша ходит, говорит, жестикулирует, как и отец его. Дочь одевается так же, как мать, ходит, как она, говорит, как она; если мать картавит — дочь картавит; если у матери неправильный поворот головы — дочь перенимает его. Словом, дети подражают родителям во всем, как в их недостатках и гримасах, так и в их заблуждениях и пороках.

Есть еще несколько других причин, усиливающих это влияние. Главные из них — авторитет родителей, зависимость детей, взаимная любовь их друг к другу; но эти причины общи не только детям, но и придворным, слугам и вообще всем подчиненным. Мы объясним их сейчас на примере придворных.

Есть люди, которые судят о внутренних качествах по внешности;

о величии, силе и способности ума, которые скрыты от них, — по благородству происхождения, богатству и сану, которые им известны. Одно часто измеряют другим; зависимость же от знатных людей, желание разделить их величие и тот наружный блеск, который окружает их, часто заставляют их воздавать этим людям божеские почести, если можно так выразиться. Ибо если Бог дает государям власть, то люди дают им непогрешимость, но такую непогрешимость, которая не ограничена никаким предметом, никаким случаем, не связана ни с какою церемонией. Вельможи, естественно, знают все, они всегда правы, хотя бы брались решать вопросы, которые им совсем незнакомы. Подвергать обсуждению то, что они утверждают, значит не уметь жить; сомневаться в них — утратить уважение. Осуждать же их значит возмущаться или, по крайней мере, показать себя глупцом, чудаком и смешным,

Если же притом вельможи окажут нам такую честь — полюбят нас, то не разделять слепо всех их взглядов будет не только упорством, упрямством, возмущением, но неблагодарностью и низостью, непоправимою ошибкою, которая навсегда лишит нас их расположения; вот почему придворные, а вслед за ними неизбежно весь народ, разделяют без всякого обсуждения все мнения своих

217

государей, даже до такой степени, что очень часто в истинах религии предаются совершенно на произвол их фантазии и прихоти.

В Англии и Германии мы не найдем недостатка в примерах этого не знающего меры подчинения народов нечестивой воле их государей. История последнего времени полна ими; были иногда и такие лица, уже далеко не молодые, которые меняли религию по четыре, по пяти раз, сообразно перемене своих государей.

В Англии короли и даже королевы ведают всеми делами своих государств, как духовными, так и гражданскими, во всех отношениях. Они утверждают чин литургии, праздничные службы, они устанавливают, каким образом следует причащать и причащаться. Так, например, они приказывают не кланяться Иисусу Христу при принятии Святых Тайн, хотя все-таки обязывают принимать причастие, преклонив колени, согласно старому обычаю. Словом, они изменяют что угодно в своих церковных службах, чтобы согласовать их с новыми постановлениями своей веры, и имеют также право обсуждать эти постановления со своим парламентом, как папа с собором, как это можно видеть в статутах Англии и Ирландии, составленных в начале царствования королевы Елизаветы. Наконец, можно сказать, королям английским более подчинена духовная сторона жизни их подданных, чем материальная, потому что несчастные народы, эти сыны мира, гораздо ^еньше заботясь о сохранении веры, чем о сохранении своего имущества, легко примыкают к каким угодно взглядам своих государей, лишь бы это не шло вразрез с их житейскими выгодами.'