- Вот. Здесь он. Усатый и в папахе, который…

- Дай, посмотрю.

Я взял фотографию, сделанную в какой-то студии. На фоне фанерных декораций, изображавших стены римского Колизея, стояли трое: двое взрослых мужчин в офицерской форме и мальчик в тужурке гимназиста.

На одном была фуражка, на втором — папаха.

- Точно он? — Я показал снимок жёлтому.

- Он это, не сомневайтесь!

Я снова посмотрел на карточку.

- Верю.

Странное чувство охватило меня, только я не мог понять, чем оно вызвано.

На обратной стороне находилась полустёртая карандашная надпись. Пришлось порядком напрячь зрение, чтобы прочитать.

- «Я, Котя и Руслан. 1915 год»… Хм, Котя — это наверное, мальчик-гимназист, сокращённое от Константина, — проговорил я.

Меня вдруг пронзила догадка. Неужели…

Я снова перевернул снимок, всмотрелся в лицо мальчишки. На фотографии ему лет четырнадцать-пятнадцать, накину семь лет, прошедших с той поры. Выходит, он мой ровесник, если быть точнее — ровесник настоящего Георгия Быстрова.

Сомнений не осталось: я знал этого Котю-Костю как человека, которого когда-то считал своим другом — агента губрозыска Михаила Баштанова.

Потом лже-Михаил показал свою настоящую сущность врага, стрелял в меня, пытался убить. Смушко хотел выяснить, кем же он был на самом деле, но не смог.

Зато я, совершенно случайно, оказался на пороге открытия.

- Ну вот, Котя… Теперь я знаю, как тебя по-настоящему зовут, — вздохнул я. — Осталось только выяснить твою фамилию.

Глава 16

Ну вот, одной тайной стало меньше. Заодно покрыл один из козырей Кравченко. «Телега», которую на меня накатал этот… Котя, теперь годится только для мусорной корзины.

Ладно, спустимся с небес на землю и вернёмся к делам нашим грешным.

Пока я размышлял, гопники переминались с ноги на ногу, терпеливо ожидая своей участи. В доме их оказалось чуть более десятка, понятно, что это не вся шайка-лейка, а только самые близкие к главарю.

Более многочисленные сявки паслись где-то в другом месте, однако сейчас они интересовали постольку-поскольку.

Надо крутить ближний круг Мамая. При должном подходе из них можно вытрясти кучу полезной информации. Эта шушера, несмотря на возраст, обычно знает все расклады, а порой даже то, что не имеет к ним никакого отношения.

И теперь они с надеждой и испугом смотрели на меня, понимая, от кого теперь зависит их судьба.

- Леонов, всех задержанных доставить к нам. Допрашивать строго по одному. Думаю, за плечами у этой братвы куча подвигов, не все из которых мы знаем. Может, удастся заодно раскрыть что-то из старых дел, — распорядился я.

Затем переключился на мамаевских. Те, навострив уши, жадно вслушивались в каждое моё слово.

- И чтобы не вздумали удрать по дороге! — предупредил я. — Шутить с вами никто не будет. Вы уже достаточно взрослые и должны понимать, что натворили…

- Но вы обещали… — вскинулся жёлтый.

- Я обещал, что ваше добровольное признание обязательно учтут во время следствия. И своё слово сдержу.

- На выход, — скомандовал Леонов.

Бывшие участники ЦКШ понуро поплелись к выходу, сопровождаемые подоспевшими Бекешиным и Юхтиным.

- Пантелей, постой, — задержал я Леонова.

Он развернулся.

- Слушаю, товарищ начальник.

Я передал ему фотографию.

- Постарайся узнать как можно больше об этом Руслане. Карточка должна в этом помочь. Скорее всего, он кто-то из местных.

- Сделаем, товарищ Быстров. Уж больно задник на фотографии приметный. Это ведь Рим, да?

- Рим, — подтвердил я. — Знаменитые развалины Колизея.

- Должно быть на нём сражался товарищ Спартак с римскими капиталистами, — задумчиво произнёс Леонов.

- Может и на нём. Я не в курсе.

- Красиво, — вздохнул он.

- Фотокарточку беречь как зеницу ока. На всякий случай сделайте несколько дубликатов.

- Обязательно, товарищ Быстров. Вы не волнуйтесь — ничего с этой карточкой не станется, — заверил Пантелей.

- Попробуйте по заднику снимка выйти на салон, где сделали карточку. Понятно, что прошло семь лет, но вдруг удастся установить личности всех, кто изображён на снимке?

- С тем, что в фуражке, вопросов не возникнет. Он тут фигура известная. Капитан Рысин, чтоб на том свете ему ни дна, ни покрышки! В Рудановске его прозвали Вешателем, догадываетесь почему?

- Трудно не догадаться…

- А по поводу остальных… Разрешите действовать через ГПУ?

Я озабочено нахмурил брови. По гамбургскому счёту дело действительно скорее по линии чекистов, однако вмешивать их сейчас, пока у меня недостаточно информации, я не хотел. Скорее всего, они сразу наложат лапу и на моих арестованных, и на снимок. Нам в итоге ничего не достанется.

Да и Кравченко скидывать с весов нельзя. Непонятно, как он распорядится нашими материалами.

- До моего особого распоряжения ГПУ не привлекать.

- Так ведь тут, кажется, пахнет не просто хулиганством. Усатый, который платил за диверсию, явно контрик, — заметил Пантелей.

- Вот снимем все показания, проверим — тогда и определимся насчёт ГПУ. Городские власти поручили нам расследовать это дело, — сослался я на распоряжение Камагина.

И, похоже, мне в обязательном порядке нужно нанести ему визит. Поскольку новости у меня хорошие, есть надежда на этой волне переговорить насчёт нескольких моих задумок. Конечно, далеко не все они решаются на уровне уезда и даже губернии, однако с чего-то начинать нужно.

Я вернулся в отделение, заперся в кабинете, приказал не трогать меня пару часов и сел за письменный стол.

Чернила ещё не высохли, перо и несколько листов чистой писчей бумаги покорно ждали своего часа. Он настал.

Я макнул перо в чернильницу и начал писать.

Прошлая жизнь приучила меня к чёткому изложению мыслей на бумаге. Умение подать вещи в правильном ракурсе у каждого опера в крови. Иначе в органах долго не задержишься. В лучшем случае вылетишь, в худшем — закроют.

Оперативник должен прикрыться со всех сторон так, чтобы ни одна сволочь не подкопалась. И тут ничего лучше бумаги не придумаешь. Она регистрируется, на ней ставится входящий номер, на который всегда можно сослаться, если кто-то наверху решит вдруг подтереться твоим рапортом. Правильно составленный документ способен отвести грозу от тебя и твоих товарищей и является отличным аргументом в любой тяжбе. Мне довелось испытать это на собственной шкуре.

Вот только сейчас я не занимался её спасением.

В поту и чернильных кляксах рождались два проекта, которые я собирался обсудить с Камагиным.

Поскольку эти идеи давно вертелись у меня в голове, изложить их удалось гораздо быстрее назначенного самому себе срока. Как только бумага просохла, я по телефону позвонил Камагину, чтобы договориться о встрече.

- Через полчаса успеешь? — спросил тот.

- Так точно, успею.

- Тогда жду.

В назначенный срок я был у него в кабинете. Холодное солнце тускло просвечивало через замутнённое окно. Начальник городского управления административных органов находился в хорошем настроении.

- Мне доложили, что ты уже отыскал этих ублюдков из ЦКШ. Молодец, Быстров. Продолжай в том же духе, — похвалил он.

- Спасибо, товарищ Камагин. Желаете узнать подробности?

- Конечно. Сгораю от любопытства. Только давай для начала выпьем чайку. В прошлый раз не получилось. Может, сегодня тебя не дёрнут по срочному делу…

- Загадывать не могу, товарищ Камагин. А вот чайку выпью с огромным удовольствием. Разговор предстоит долгий.

Чтобы не ходить вокруг да около я положил перед собеседником папку с документами.

Камагин покосился на неё с подозрением:

- Это что?

- Тема для разговора, товарищ Камагин.

Он посмотрел на меня, как на больного.

- С тобой всё в порядке, Быстров? Мы и твой прошлый список ещё не до конца удовлетворили, а ты уже с новым заявился.