На какое-то мгновение я растерялся, потом понял, что Соренсон, должно быть, уже рассказал Рейчел о сделанном мне предложении.
— И зачем ты его сюда притащила? — Судя по всему, Дуги мне совсем не обрадовался.
— Он хочет с тобой поговорить.
— А я с ним говорить не хочу, — отрезал Дуги. — Устал я от вашей болтовни. Вчера в полиции битых два часа языком трепал.
— Я искал вас для того, чтобы расспросить о записке, которую вы послали моему брату, — решил я идти напролом.
— А чего расспрашивать, вы ведь ее читали?
— Дуги, я знаю, что вы состоите в лиге. Мне также известно, что у вас свои взгляды на виртуальную реальность. Хотелось бы познакомиться с ними поподробнее.
Дуги окинул меня подозрительным взглядом.
— Ну так что, поговорим? — настаивал я.
Дуги продолжал колебаться, потом кивнул. Видимо, понял, что речь идет о вещах, для меня очень важных.
— Ладно, присаживайтесь, — указал он на вытертую коричневую софу.
Обстановка в комнате была самая что ни на есть спартанская. Незатейливая дешевая мебель. Стены увешаны плакатами «Нет подушному налогу!», «Спасем сталь Шотландии!», «Долой фашистов!». На полке над никогда не разжигавшимся, судя по всему, камином — единственная фотография, запечатлевшая грузного пожилого джентльмена с тростью и его супругу с навечно застывшим на лице выражением испуга. Вплотную придвинутый к стене стол, на нем компьютер, бумаги, две кружки. Единственный уголок, который выглядел обитаемым.
— А я думал, вы их на дух не переносите, — кивнул я в сторону компьютера.
— Не переношу, — подтвердил он. — Но на войне как на войне. Врага мало знать, надо уметь пользоваться его оружием. И нам этот ящик сослужил неплохую службу.
В комнате, топоча крепкими лапами по линолеуму, появился приземистый могучий пес неопределенной пятнисто-полосатой масти. Дворняга, что ли. Мощные челюсти, непропорционально большие по сравнению с туловищем. Пес затрусил к нам, я замер. Тот вдумчиво обнюхал щиколотки Рейчел, потом взялся за мои.
— Ко мне, Ганнибал! — рявкнул Дуги.
Пес, сопя, послушно улегся у его ног. Я слегка успокоился, но глаз с него не сводил. Так, на всякий случай.
— Объясните, почему вы столь настойчиво требуете не допускать устройства «Фэрсистемс» к общему пользованию?
Дуги бросил на меня быстрый взгляд, словно ждал какого-то подвоха. Это он напрасно. Я действительно искренне хотел выяснить точку зрения лиги. Хотя бы для того, чтобы понять, почему Дуги так кипятится.
— Да потому что виртуальная реальность смертельно опасна, — возмутился он. — Вроде ядерной реакции. Да, это великий научный прорыв, который осуществили люди, верившие в то, что она станет благом для всего человечества. Но она же может нанести ему и непоправимый вред. Отказаться от атомной энергии мы не можем, однако и управлять ею должным образом не научились. Значит, над виртуальной реальностью, пока не поздно, необходимо наладить надежный контроль.
— Да что в ней плохого? Виртуальная реальность никого не убивает. А пользу может принести в самых различных сферах.
— Не убивает? Никого? А как насчет того пацана на мотоцикле?
— Бросьте, Дуги, вы же прекрасно понимаете, о чем я говорю.
— Ладно, допустим, сегодняшние громоздкие и неуклюжие устройства не представляют собой большой угрозы. Однако они и не создают подлинную виртуальную реальность. Вы не заблуждаетесь относительно того, что бродите по рисованному миру. Но очень скоро виртуальная реальность практически ничем не будет отличаться от реальной действительности, и тогда она станет по-настоящему опасной. Люди начнут предпочитать виртуальную реальность реальной действительности. Достаточно посмотреть, с какой скоростью распространяется порнография в Интернете, чтобы предсказать, что нас ждет. Я не ханжа, но сейчас мы ведем речь не об искусстве и не о свободе информации. Мы говорим о психопатах и извращенцах, которые за полчаса до отхода ко сну вдоволь тешат себя, насилуя и пытая свои жертвы. А быстро пресытившись виртуальной реальностью, начнут делать то же самое в реальном мире.
— Но вы же сами понимаете, что таких ничтожное меньшинство?
— Неужели? Вы будете очень удивлены, узнав, какое множество вроде бы нормальных на вид людей станет с наслаждением пытать и насиловать при первом же удобном случае, особенно если общество не будет им в этом препятствовать. У гестаповцев тоже были жены и дети. Подобные наклонности долгие годы прячутся глубоко в душе у каждого человека. Раньше наружу их выплескивали войны, теперь это будет делать виртуальная реальность.
— Хорошо, согласен, виртуальную порнографию и насилие следует запретить, — сказал я. — Но при чем же тут другие области применения виртуальной реальности, там, где она может быть использована во благо всем нам?
— Когда проводишь большую часть жизни в виртуальном мире, перестаешь ощущать себя человеческим существом. Ты выдернут из естественного мироздания, из привычной окружающей среды, из экологической системы, из семьи и общества и оказываешься в полностью искусственном мире. А когда мы перестанем быть людьми и превратимся в потребляющие удовольствия придатки компьютера, рухнут все общественные устои, — в ярости выпалил Дуги на одном дыхании. — Но знаете, что меня больше всего убивает?
— Что?
— Кому, по-вашему, достанутся все эти виртуальные миры? Нет, не простому пользователю. Отнюдь! Это будут гигантские корпорации вроде «Майкрософт» или «Ньюс интернэшнл». Либо государство. Так что промывка мозгов всем нам обеспечена. О, все будет делаться, конечно, тайком, исподволь... Но нам станут диктовать, чего желать, как думать и как себя вести. Мы все будем жить в сотворенном Силиконовой долиной и Голливудом мире слащавых чувств и слезливой псевдолиберальной сентиментальности. Это сегодня. А через тридцать лет какой-нибудь диктатор будет дрессировать наш разум такими способами, что Геббельсу и не снились. — Дуги просто захлебывался от злости. — Боже милосердный! Только представьте, как Тэтчер с помощью виртуальной реальности копается в наших мозгах!
Глаза Дуги горели фанатичной ненавистью, а фамилию премьера он произнес со всем презрением и отвращением, что накопилось в нем за добрый десяток лет борьбы против государственной власти. Тем не менее говорил он вполне грамотно и связно, было очевидно, что много думал над этим и свято верил в неопровержимость своих доводов. Самое же страшное заключалось в том, что мне и самому его аргументы отнюдь не казались столь уж несостоятельными. На мгновение я даже растерялся, не зная, как ему возразить.
— Ладно, вижу, виртуальная реальность вам не по нраву. Но для чего добиваться ее изъятия из общего пользования?
— Я бы лично уничтожил все до последнего устройства виртуальной реальности и запретил производство новых по всему миру, — отрезал Дуги. — Знаю, что это невозможно. Виртуальная реальность уже существует, и полностью нам от нее не избавиться. Однако если мы ограничим доступ к ней узким кругом профессионалов, то тем самым не позволим калечить умы и души множеству людей. В этом и состоит первостепенная задача лиги.
— Понятно... И что представляет собой ваша лига?
— Это группа людей, способных видеть будущее и осознающих, что ничего хорошего оно не сулит, — подумав секунду, заявил Дуги.
— То есть у вас существует организация, есть свой лидер?
— Нет, ничего подобного. Просто мы поддерживаем связь друг с другом.
— С помощью ненавистных вам устройств, надо думать, — вновь кивнул я на компьютер.
В ответ Дуги только раздраженно дернул плечом.
— И для достижения своих целей лига не остановится перед насильственными действиями? — Я пристально смотрел Дуги прямо в глаза, он мой взгляд выдержал.
— А вот это каждый ее отдельный член решает для себя сам.
— Ну, скажем, вот вы лично? Вы сами станете прибегать к насилию в борьбе против виртуальной реальности?
Дуги молчал. Он медленно повернулся к фотографии на каминной полке.