Я надеюсь, мальчик не понимал, что панихида — это прощание с близкими, которые ушли от него навсегда. Херб в этом уверен (“Ребенок понятия не имеет, что с его родными”, — говорит он), а меня гложут сомнения. Очень уж глубокий аутизм note 21, не так ли? Мне кажется (конечно, точно этого не знает никто), что они хотят общаться с нами, но Бог вставил в их передатчик скрамблер, и поэтому в приемнике слышится какая-то белиберда.

И вот что я тебе скажу, в последнюю пару недель я по-новому зауважала Херба Уайлера. Он позаботился ОБО ВСЕМ, начиная от билетов на самолет и кончая некрологами в “Колумбус диспетч” и “Толидо блейд”. К тому же, не сказав ни слова, он согласился взять Сета, не просто сироту, а умственно отсталого сироту, это потрясающе. Или он это сделал из-за меня? Знаешь, бедняжка ему действительно небезразличен. Иногда, когда Херб смотрит на мальчика, в его лице, в глазах читается любовь. Или зарождение любви.

Это тем более удивительно, когда осознаешь, как мало Сет может дать в ответ. Большую часть времени он сидит в песочнице, которую Херб сколотил для него, как только мы вернулись из Толидо, в плавках а-ля мотокопы, бормочет по-своему и играет с фургонами и куклами, особенно с сексуальной девчушкой в синих шортах. Эти игрушки немного тревожат меня, потому что (если ты еще не уверена, что я ку-ку, следующий пассаж должен тебя в этом убедить) я не знаю, откуда они взялись, Джэн! У Сета точно не было таких дорогих игрушек, когда я в прошлый раз приезжала к Биллу и Джун в Толидо (я заходила в магазин и знаю, что иены на игрушечных мотокопов кусаются), и вот что я тебе скажу: Билл и Джун не из тех, кто одобрил бы покупку подобных игрушек. Их фантазия не простиралась дальше Барни из “Звездных войн” (к большому неудовольствию их детей). Бедняжка Сет не может сказать мне, откуда взялись игрушки, да это, я думаю, и не важно. Названия фургонов и кукол мне известны только потому, что я вместе с Сетом смотрю эти мультфильмы, которые показывают по утрам каждую субботу. От главного плохиша, Безлицего, мурашки бегут по коже.

Он такой странный, Джэн (Сет, разумеется, а не Безлицый). Я не думаю, что Херб чувствует то же, что и я, но знаю, что-то он чувствует. Иногда, когда я поднимаю голову и ловлю на себе взгляд Сета (глаза у него темно-карие, а время от времени они кажутся совсем черными), мою спину обдает холодом, а по коже бегут мурашки. Нужно тебе сказать, что после появления Сета в нашем доме там стали замечаться всякие странности. Не смейся, но некоторые случаи иначе как феноменом полтергейста не объяснить. Стаканы падали с полок, пару раз непонятно почему разбивались стекла, в песочнице по ночам возникают песчаные картины, изображающие каких-то крылатых тварей. В следующий раз пришлю тебе фотографию одной из них. Кроме тебя, я никому не могу рассказать об этом, поверь мне, Джейнис. Слава Богу, я знаю, что могу полностью тебе доверять!

В принципе забот с Сетом никаких. А вот что очень раздражает, так это его дыхание! Он буквально всасывает воздух, дышит только через рот, который всегда открыт, а подбородок чуть ли не свисает на грудь. Поэтому выглядит мальчик, как деревенский идиот, хотя на самом деле это не так, пусть у него и есть проблемы с развитием. Мистер Маринвилл недавно заглянул к нам с банановым тортом, который он сам и испек (он такой душка, особенно если иметь в виду то, что однажды он написал книгу о мужчине, у которого был роман с собственной дочерью.., и назвал ее “Радость”). Мистер Маринвилл провел какое-то время с Сетом, который оторвался от песочницы, чтобы посмотреть “Золотое дно”. Помнишь этот сериал note 22? Его повторяют по будним дням под названием “Возвращение на ранчо Пондероза”, и Сет от этого сериала в восторге. “Вессен, вессен”, — говорит он, как только на экране появляется заставка. Мистер Маринвилл, который предпочитает, чтобы его звали Джонни, посидел с нами, мы съели банановый торт, запили его шоколадным молоком, а когда я извинилась за шумное дыхание Сета, Маринвилл рассмеялся и сказал, что Сет в этом не виноват, раз у него такие аденоиды. Что такое аденоиды, я, честно говоря, не знаю, но, похоже, нам придется показать мальчика врачу.

И еще один момент тревожит меня, поэтому я и посылаю тебе ксерокс открытки, которую брат прислал мне из Карсон-Сити незадолго до смерти. Он пишет, что Сет изменился. Не просто изменился — разительно. Причем пишет большими буквами, да еще с восклицательными знаками. Посмотри сама. Меня разобрало любопытство, поэтому я спросила об этом Билла, когда он мне позвонил. 27 или 28 июля, это был последний наш разговор. Билл отреагировал в высшей степени странно. Долго молчал, потом последовал вымученный смешок: “Ха-ха-ха”. Я никогда не слышала, чтобы мой брат так смеялся. “Знаешь, Од, — наконец выдавил он из себя, — я, пожалуй, принял желаемое за действительное. Перегнул палку”.

Ему определенно не хотелось продолжать эту тему, но я настаивала и услышала от него, что Сет вроде бы стал лучше соображать, начал более адекватно реагировать на происходящее вокруг, как только они въехали на территорию штата Колорадо и на горизонте появились Скалистые горы. “Ты же знаешь, что ему всегда нравились вестерны”, — сказал мне брат. Тогда я этого не знала, но теперь вижу, что он был прав. Сет сходит с ума по ковбоям. Билл предположил, что Сет скорее всего понимал, что это не настоящий Дальний Запад, потому что вокруг полно автомобилей и кемперов, но, по словам брата, “ландшафт показался мальчику знакомым, и он заметно оживился”.

Я бы на этом и успокоилась, но очень уж странно звучал его голос, так не похоже на него. Своих родственников-то знаешь. Или думаешь, что знаешь. Билл мог быть открытым и веселым или надутым и замкнутым. Безо всякой середины. А вот во время того телефонного разговора я почувствовала, что Билл на этой самой середине. Поэтому я и продолжала наседать на него, тогда как в обычной ситуации давно бы отстала. Я сказала, что “РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ” свидетельствует о чем-то из ряда вон выходящем. Билл ответил, что да, кое-что случилось, неподалеку от Эли, одного из немногочисленных больших городов к северу от Лас-Вегаса. Как раз после того, как они миновали указатель поворота к городку Безнадега (очаровательные там дают названия своим поселениям, так и хочется поехать туда). Сет “начал испытывать беспокойство”. Билл определил его состояние именно такими словами. Ехали они по шоссе номер 50, прямому как стрела, и слева, к югу от дороги, увидели громадный вал.

Билла это творение рук человеческих заинтересовало, но не более того, а вот Сет, когда повернулся и увидел его, сразу же возбудился. Начал размахивать руками, выкрикивать что-то нечленораздельное на своем языке. Знаешь, когда он говорит, у меня возникает ощущение, что кто-то прокручивает магнитофонную ленту задом наперед.

Билл, Джун и двое старших детей постарались подыграть ему, так они поступали всегда, когда малыш впадал в такое состояние. “Да, Сет, — принялись твердить они, — конечно. Сет, потрясающе. Сет”. А за этими разговорами вал уходил назад и уменьшался в размерах. Пока Сет не заговорил. Не на своем, птичьем, а на английском языке. “Остановись, папа, — сказал он. — Поедем назад, Сет хочет посмотреть на гору. Сет хочет увидеть Хосса и Маленького Джо”. Хосс и Маленький Джо, на тот случай, если ты не помнишь, — главные герои “Золотого дна”.

Билл сказал, что за всю свою жизнь Сет не произнес столько нормальных слов. И мое общение с ребенком подтверждает правоту Билла. Но… РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ? Я, конечно, ничего не хочу сказать, но слова эти — не Геттисбергское послание note 23, не так ли? Я не могла понять, что Сет говорил тогда, не могу понять его и сейчас. А по открытке Билла чувствовалось, что он вне себя от счастья. В телефонном же разговоре от этого счастья не осталось и следа. Опять же в открытке Билл обещал обо всем рассказать позже. Однако когда дошло до дела, мне пришлось клешами вытягивать из него каждое слово. Мягко говоря, это странно!