Времени на раздумья нет. Одри, уже в ванной. Одри рвется к маленькому мальчику, который сидит на унитазе, спустив вниз грязные плавки, маленькому мальчику, который сейчас не более чем восковая кукла с дышащими легкими, бьющимся сердцем, кукла, покинутая обеими душами, Одри опускается перед мальчиком на колени, обнимает его, покрывает его лицо поцелуями, забыв обо всем: ванной, ситуации, Маринвилле, стоящем у двери.
И теперь Сет чувствует красный рой, это Тэк, летящий через кухню. Час пробил, да, пора.
Рука Сета достигает пульта и начинает один за другим опускать рычажки. Зеленые лампочки над ними гаснут, загораются красные, расположенные внизу. С каждым опущенным рычажком поток информации о том, что творится наверху, мелеет Сет блокирует органы чувств восковой куклы, которую его тетя все еще покрывает поцелуями.
Наконец не остается ничего, кроме мозга. Этого вполне достаточно. Оставив руки на рычажках, чтобы те не смогли подняться. Сет пытается установить контакт с тетей Одри, надеясь, что он сумеет отыскать ее во тьме.
В то мгновение, когда Одри срывает мальчика с унитаза и заключает в свои объятия, что-то проносится мимо Джонни Маринвилла. Это что-то обжигающее, как жар лихорадки, и одновременно холодное, словно лягушка. В голове у Джонни вспыхивает красный свет. А когда он исчезает, к Джонни возвращается способность все видеть и определять последовательность наложившихся друг на друга событий. Словно нечто, промчавшись мимо, сняло у него в голове какой-то блок.
Когда Одри поднимает Сета на руки (плавки соскальзывают вниз, и теперь он совсем голый), Джонни видит, что красные искры вращаются вокруг головы мальчика, образуя нимб, с каким в древности рисовали младенца Иисуса. Потом, словно рой термитов, искры впиваются в его щеки, уши, слипшиеся от пота волосы. Лезут в открытые глаза, в их свете зубы Сета становятся алыми.
— Нет! — кричит Одри. — Прочь от него! ПРОЧЬ ОТ НЕГО, мерзавец!
Она бросается к двери, голова Сета словно в огне. Джонни протягивает руку… К ней? К Сету? К обоим? Он не знает. Да и что может сделать его рука? Одри выскакивает в грязную кухню, истерично вопя и одной рукой разгоняя рой искр, облепивших голову Сета. Но ее рука свободно проходит сквозь искры. Когда Одри проносит мальчика мимо Джонни, голову его наполняет громкое гудение. Джонни вскрикивает и зажимает руками уши. Гудит лишь мгновение, когда расстояние между ним и Одри минимально, но мгновение это кажется Джонни вечностью. Каково сейчас мальчику под действием этого звука, думает он. Кто вообще может выдержать этот звук?
— Отстань от него! — вопит Одри. — Отстань от него, членосос! Отстань от него!
А в дверном проеме, ведущем из кухни в прихожую, уже стоит Кэмми Рид с винтовкой в руках.
Когда Тэк достигает Сета и обнаруживает, что привычные пути блокированы, его уважение к удивительным способностям мальчика впервые с того момента, как он нащупал этот неординарный мозг и воззвал к нему, уступает место другим чувствам. Сначала недоумению, потом злобе.
Тэку приходится признать, что он ошибался: выходит. Сету было известно, что Тэк может войти в него, даже когда он справляет большую нужду. Сет знал об этом и скрывал от Тэка это знание, как ловкий шулер скрывает туза в рукаве. Конечно, все это не так уж и важно. Тэк все равно войдет в Сета. Мальчику его не удержать. Это даже нельзя назвать осадой. Сет Гейрин — это сейчас дом Тэка. И он не потерпит, чтобы его не пускали в дом.
Когда женщина проносит тело мальчика мимо писателя на кухню. Тэк атакует глаза Сета, входные ворота, максимально приближенные к этому чудесному мозгу, и начинает ломиться в них, как дюжий коп ломится в дверь, которую пытается удержать щуплый мужичонка. На мгновение Тэка охватывает паника: поначалу у него ничего не получается, он словно бьется о каменную стену. Но потом кирпичи становятся мягче, они понемногу поддаются. Тэк торжествует.
Скоро.., еще мгновение.., максимум два…
Лоб его рукой два рычажка ползут вверх. Даже когда Сет удваивает усилия, чтобы удержать их внизу, он чувствует, как они напрягаются у него под рукой, словно живые. Еще горят красные лампочки, но скоро они погаснут и вспыхнут зеленые. В одном Тэк прав: если разумом они еще могут потягаться, то в силе Сет Тэку не соперник. Возможно, был соперником. Вначале. Но не теперь. Однако если он прав, сила Тэку не поможет. Если он прав и если ему повезет.
Сет бросает взгляд на игрушечный телефон, который тетя Одри зовет телефоном Тэка — Тэк-фон. Разумеется, телефон ему не нужен, совсем не нужен. Это всего лишь символ, облегчающий телепатический контакт, точно так же, кок рычажки и красные и зеленые лампочки помогают Сету концентрировать волю. И не телепатия сейчас заботит Сета. Если телепатия — это все, что есть у них общего, итог будет фатальным.
Под его рукой рычажки упрямо ползут вверх, движимые первобытной силой Тэка, его первобытной волей. На мгновение красные лампочки под ними гаснут, а зеленые загораются. В голове Сета возникает гудение, призванное спутать его мысли, вспыхивает розовый свет.
Сет изо всех сил давит на рычажки. Зеленые лампочки гаснут Вновь загораются красные. На мгновение.
Пора, в игре осталась только одна неперевернутая карта, и Сет ее переворачивает.
Джонни словно вновь попал под обстрел, только на этот раз мимо него проносятся не пули регуляторов, а мысли. Но разве пули регуляторов не те же мысли?
Первая обращена к Кэмми Рид, которая стоит на пороге кухни с винтовкой в руках.
— Пора! Час пробил!
Вторая — к Одри Уайлер, которая отшатывается, как от пощечины, и перестает разгонять красных пчел, жалящих голову Сета.
— Пора, тетя Одри! Час пробил!
Затем голову Джонни заполняет нечеловеческий рев, заглушающий все остальное:
— НЕТ, МАЛЕНЬКИЙ УБЛЮДОК! НЕТ, ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ!
“Нет, — думает Джонни, — он не посмеет. Никогда не посмел бы”. Потом он переводит взгляд на Кэмми Рид. Ее глаза вылезают из орбит, а губы кривятся в жуткой улыбке.
Но она смеет.
За те три секунды, когда женщина получила приказ, Тэк понял, что его переиграли. Как его могли переиграть? Как такое могло случиться после целого тысячелетия, которое он провел в темноте, готовя побег? А когда Тэк начинает понимать, что Сета нет в теле, куда он пытается вернуться, стоящая на пороге женщина открывает огонь.
Кэмми Рид уже не уверена, что действует по своей воле, но ее это не волнует: будь ее воля свободна, она поступила бы точно так же. Эта Уайлер держит на руках мальчишку-чудовище. Он голый, свернулся, словно младенец-переросток, только задница у него измазана не в крови и последе, а в дерьме. Эта женщина держит его, словно щит. От этой мысли Кэмми чуть не расхохоталась.
— Опусти его! — кричит Кэмми, но вместо того чтобы опустить Сета, Одри поднимает его выше. Все еще улыбаясь, с вылезающими из орбит глазами (потом Джонни будет убеждать себя, что это оптический обман, что на самом деле ничего такого не было), Кэмми целится в ребенка.
— Нет, Кэмми, нет! — кричит Джонни, и в это мгновение она стреляет. Первая пуля попадает Сету Гейрину, которого все еще сотрясают спазмы кишечника, в висок, и верхняя часть его головы разлетается, обдавая бледное лицо Одри кровью, волосами, кусочками кости. Пуля пробивает череп насквозь и входит в левую грудь Одри. Но эта пуля не может причинить серьезного вреда, потому что скорость ее уже невелика. А вот вторая пуля впивается Одри в горло. Женщину отбрасывает назад, ягодицами она ударяется о кухонный столик. Грязные тарелки летят на пол и разбиваются.
Одри поворачивается к Джонни с окровавленным ребенком на руках, и глазам Джонни предстает удивительное зрелище: на ее лице — выражение счастья. Когда Одри валится на пол, Кэмми кричит, возможно, торжествуя, возможно, в ужасе от содеянного.
