И теперь он стоял посреди своего двора. Трава щекотала лодыжки; после урагана, бушевавшего прошлой ночью, на земле повсюду валялись обломанные ветки. По пути обратно к дому Рэй подбирал ветки, а потом свалил в кучу возле дорожки. Он прошел к холодильнику, достал пиво и стал пить с трусливо бьющимся сердцем. Почему в отсутствие жены у него мгновенно возникало желание пуститься во все тяжкие? Он никогда не пил пиво до полудня, но сейчас такой поступок казался уместным и правильным, пусть и ребяческим – но именно в ребячестве и заключался весь смысл. Он бросил банку в мусорное ведро и рассмеялся, вспомнив шутку, которую рассказал один из покупателей, пока примерял пиджак:

«– Сколько человек требуется, чтобы открыть пиво?

– Нисколько. Она должна принести его вам уже открытым».

Дженни сочтет шутку совсем не смешной, а следовательно, он непременно расскажет ей. Еще один повод с нетерпением ждать возвращения жены.

Солнце светило ярко. Рэй нашел старые черные очки, надел и сразу почувствовал себя крутым парнем, таинственным незнакомцем. Он решил пока не заниматься передним двором и вышел прямо на задний. Задний двор представлял собой крохотную лужайку, окаймленную соснами; Рэй мог убрать здесь ветки гораздо быстрее и уже к ланчу достичь приятного чувства удовлетворения от добросовестно выполненной работы. Наклонившись за первой веткой, он увидел в нескольких футах от себя синешейку, почти сверкающую на солнце. Она держала в клюве комочек шерстинок, вероятно из сушильной машины: у нее барахлила вытяжка. Птичка посмотрела на Рэя с некоторым подозрением, а потом вспорхнула на ветку. Рэй двинулся к ней. Она перелетела на другую ветку. Рэй последовал за ней. Она перелетела дальше. Рэй последовал за ней. И так далее. Синешейка (более яркая из двух; должно быть, мистер С.) держала дистанцию, не подпуская Рэя ни на шаг ближе, и перелетала с дерева на дерево, покуда он не остановился и не стал смотреть, как она относит комочек ниток к скворечнику, скрывается в темном отверстии, а через несколько секунд осторожно высовывается оттуда, проверяя, нет ли рядом какой опасности, и потом улетает за следующей порцией строительного материала. Он подумал о своей жене, обладающей столь острым чувством предательства, что даже крохотная птичка может его пробудить, и повернулся, собираясь возвратиться обратно домой.

Но он находился уже не на своем дворе. Увлеченный орнитологической погоней, он зашел далеко на участок соседки и подошел к ее дому ближе, чем когда-либо прежде. Как там, Дженни говорила, ее звали? Маккрэ? Рэй видел женщину много раз, когда она проезжала мимо на своем белом «БМВ», приветственно помахивая рукой, и этот жест в свое время сошел за процедуру знакомства. Рэй перезнакомился со всеми остальными своими соседями, но дом миссис Маккрэ на самом деле стоял на гравийной боковой улочке, а не на главной, где жили все прочие. Таким образом, хотя ее двор граничил с двором Рэя и из своих окон он мог видеть ее дом, тот находился значительно ниже по длинному склону, поросшему кизиловыми кустами, – во всяком случае, достаточно далеко для оправдания того, что они не ощущали принадлежности к одному сообществу; впрочем, похоже, этому ощущению скоро предстояло возникнуть: Рэй поднял глаза и увидел женщину, неподвижно стоявшую за застекленной дверью и настороженно глядевшую на незнакомца в черных очках и бейсболке.

Рэй улыбнулся и помахал рукой. Широко помахал, дружелюбно. «Нетповодов для беспокойства, мэм. Я не причиню вам вреда». Он не двинулся с места, покуда женщина не пошевелилась первой. Точно птичка, подумал он. Она открыла застекленную дверь, но не помахала в ответ, а чуть наклонила голову набок, словно собака, прислушивающаяся к высоким, приглушенным расстоянием звукам.

– Рэй Уильямс, – крикнул Рэй, указывая на свой дом, казавшийся теперь страшно далеким.

Женщина потрясла головой и рассмеялась. Рэй истолковал это как приглашение и сделал несколько шагов вперед.

– Ужасно неловко. – Она говорила громко, чтобы он слышал. – Принять своего соседа за злоумышленника.

– Не расстраивайтесь, – со смехом сказал Рэй уже нормальным голосом, так как подошел достаточно близко. – Соседи тоже могут оказаться злоумышленниками.

– Елена Маккрэ, – сказала она.

Рэй подошел к ней и взял за руку, но сразу отпустил: холодная. Потом они помолчали, внимательно разглядывая друг друга. Женщина была старше Рэя, но насколько, он не мог определить. Возможно, лет на десять. Во всяком случае, она уже вступила в поздний период жизни (стоявший у Рэя на очереди), когда все, созданное в непрерывном и даже величественном процессе, начинало медленно выветриваться и разрушаться, подобно горе. У нее была веселая, хотя и сдержанная, улыбка; загорелое лицо с гусиными лапками у глаз, которые Дженни великодушно называла морщинками смеха; и короткие желтые волосы, подстриженные рваными прядями. Глаза – вроде бы голубые.

– Просто не верится, что мы так и не познакомились, – сказал Рэй. – За три-то года.

– Это ужасно, правда? – сказала она. – Я не хотела показаться недружелюбной.

– Вы никогда не казались мне недружелюбной.

– Просто я все время бегу, бегу, бегу.

– Работа?

– Ну, я нечто вроде профессиональной общественницы. – Она пожала плечами. – Чем меньше тебе платят, тем больше приходится работать.

– Я понимаю. – Рэй пытался разглядеть в доме у нее за спиной признаки еще чьего-нибудь присутствия. Но не замечал ни одного.

– В общем, извините, что не пришла познакомиться в первый же день после вашего приезда.

– И вы меня извините. По крайней мере, я видел вас, – сказал он. – Но никогда не видел вашего мужа.

– Надеюсь, – сказала она. – Он умер.

– О, прошу прощения, – сказал Рэй.

Она легко взмахнула руками, предупреждая дальнейшие извинения.

– Можно поинтересоваться, что с ним случилось?

– Сердечный приступ, – сказала она таким недоуменным тоном, словно находила факт сердечного приступа удивительным. – Четыре года назад.

Рэй уставился на нее. «Ерунда какая-то, – подумал он. – Получается, он умер совсем молодым». Казалось, миссис Маккрэ прочитала его мысли.

– Ему было тридцать семь, – сказала она.

– Сердечный приступ? – спросил Рэй. – А как…

– Никто не знает, – сказала она.

– Но какие-то предположения?…

– Врачи не в состоянии дать объяснение всему на свете, – сказала она. – Во всяком случае, объяснение, имеющее смысл. Они говорили что-то, но в конечном счете у него просто было плохое сердце. Я имею в виду – слабое.

– Понятно.

– Так или иначе… – Она улыбнулась. – Ваша жена…

– Жива, – сказал он, не успев прикусить язык. Слава богу, она сумела рассмеяться. – Сейчас уехала в гости к матери.

– Ее я тоже видела, – сказала Елена и умолкла. Почему-то Рэй ожидал, что она скажет что-нибудь типа «она очень хорошенькая», но она ничего не добавила, и он задался вопросом, не произошла ли у них с женой какая-нибудь стычка, о которой он не знал.

– Дженни, – сказал он.

Елена кивнула, не спеша заговорить снова.

– Правда, сейчас лучшая пора года? – наконец спросила она. – Весна.

– Теплые дни, прохладные ночи.

– И птицы, – сказала она. – Они все так хлопочут, так деятельно готовятся к продолжению рода.

– Вы любите птиц. – Теперь Рэй посмотрел Елене прямо в глаза. Да, они действительно голубые, но посажены так глубоко, что цвета не разглядишь толком, пока не присмотришься.

– Обожаю, – сказала она.

Дженни позвонила вечером, как и обещала.

– Привет, милый. Как ты там? – Потом она понизила голос до свистящего шепота. – Она меня доводит до белого каления.

– Это твоя мать умеет.

– Она хочет, чтобы ты приезжал почаще.

– Я приезжал совсем недавно.

– На Рождество.

И так далее. Иногда Рэй удивлялся, как скоро их супружеская жизнь обернулась рутиной. Всего через несколько месяцев – может даже, недель – они стали жить в соответствии с заведенным порядком и с тех пор редко (если вообще когда-нибудь) отклонялись от него. Он ожидал хотя бы кратковременного периода обострения чувств – что называется, нового медового месяца, – когда от прикосновения руки Дженни у него снова словно ток пробежит по телу и при виде ее лица возликует сердце. Но даже настоящий медовый месяц у них получился печальный и безрадостный. Они поехали в Мэн, поскольку у друзей ее матери там была хижина. И в ней оказалось холодно, даже в июне. Рэю пришлось растапливать камин, и Дженни смеялась, наблюдая за его безуспешными попытками поджечь мокрые дрова, но то был милый, нежный смех, каким и подобает смеяться новобрачной. И все же он совсем не так представлял себе свой медовый месяц. Он вообще все представлял совсем иначе.