Так. Спокойно.

Я кутаюсь в куртку Семена, аккуратно присаживаюсь на сумку со своими скромными пожитками. Прижимаю к груди Шелби.

Настя, дыши.

Кажется, мое сердце бьется слишком быстро. Мне кажется, его услышат.

А потом сверху раздается шум.

Тим

Несколькими часами ранее

Пульс отбивает громче, чем я привык. Удар за ударом. Подумать есть о чем.

Губы то и дело растягивает дебильная улыбка. Настя.

Ну Настя.

Цокаю языком и головой качаю. Вот девка, а?

Ее дурацкий танец у плиты, пересоленная яичница и счастливая улыбка, пробивающаяся через мрак. Полный мрак и покорность судьбе, которые, как пеленой, то и дело затягивают глаза.

Так не должно быть. Безвыходность не должна читаться во взгляде молоденьких девочек. Это противоестественно.

Горячая трепетная лань, покорная сладкая жертва в каждом вдохе, каждом прикосновении. Ночью было тягуче больно, сто раз хотелось психануть, но фишка в том, что я просто не могу от нее оторваться.

Ну Настя.

Я машинально поглаживаю спортивный руль Супереныша, царапаю ногтем пластик. Тачка идет ровно, слушается идеально, она подходит мне на все сто, как и я ей. Ни одной аварии, да что там, ни одной царапины за три года. Я взял ее почти новой и берег как девочку. Принципиально даже не трахался в салоне, чтобы случайно не запачкать. Не считая Насти, правда.

Нас-тя.

Мысли рассыпаются, решение, впрочем, на поверхности, нужно просто его озвучить.

В гребаной жизни так много гребаной несправедливости.

Я вновь поглаживаю руль боевой подруги. В злые, презрительные, насмешливые или восхищенные глаза смотреть нормально, я привык. Но не все такие, как я, об этом надо помнить. Хороших девочек от таких взглядов надо беречь.

Она же ничего не сделала.

Сука, она никому ничего плохого не сделала. Я не понимаю, на свете вообще есть бог, зачем он это делает? Про себя все знаю, я предпочел одну жизнь другой, не строю иллюзий и дорогу свою вижу. Анастасия — невинна как ребенок. О чем она там мечтает? Жить в уголочке, чтобы не трогали? При этом ее жизнь напоминает балабановский кошмар — с похищениями, бандюганами и равнодушной семьей.

Сидит сейчас в гараже, занимается ерундой. Прошлая ночка была адом — сумбурное удовольствие, ненормальная болезненная жажда, стоны и выдохи. Мы будто по разные стороны баррикады, шторка между нами гребаная, прозрачная, но непроницаемая.

Ну что, Супереныш, будем делать? Ты ведь тоже считаешь, что девочку нельзя отдавать этому уебку? Она тобой управляла, у тебя должно быть свое мнение. Если хочешь мое — Настя нормально водит, достойное создание.

Успех — синоним денег и власти. Власть дает возможность защитить тех, за кого несешь ответственность. Золотой середины тут не существует.

Я втыкаю четвертую передачу и утапливаю педаль. Трасса практически пустая, редкие грузовики растянулись на ровном полотне. Включаются инстинкты, я вижу картинку предельно четко, обращаюсь в зрение и слух. Я чувствую машину телом и управляю автоматически. Живу быстрее.

Паркую «супру» у здания проката, у входа замечаю Романа. Обычно именно он мне пишет, когда у волонтеров есть работа по мою душу.

Выхожу из машины и подаю знак, что приехал. Роман кивает, и я иду за снаряжением.

Спустя три часа мы, грязные, злые и голодные как черти, выезжаем из леса. Прочесали периметр уже на два раза, когда получили сообщение, что дедуля с бабулей нашлись. Они в гостях у родственников заночевали, а батареи на телефонах сели. Только нарисовались дома, одуванчики.

Выехав на трассу, я останавливаюсь и начинаю отряхивать грязь с ботинок. Снова проверяю мобильник — от команды тишина. Значит, все нормально.

Скоро приеду в гараж и увижу Настю. Хорошо бы. Блядь, нет. Я мотаю головой, стряхивая наваждение. Давай привыкни еще к ней.

Восхищенные глаза девчонок видеть не впервой. Это любовь не к человеку, а к кубкам, она не значит ровным счетом ничего. Такие глаза, как у Насти, — наверное, редкость. Даже объяснить не могу. Каждую секунду рядом с ней я чувствую, что она меня хочет. Причем хочет не как успешного пилота, хотя статус ей тоже нравится. Она хочет трахаться со мной прямо там, в задрипанном гараже. И я реагирую на ее немой зов всем своим телом, всеми внутренностями и наружностями. Я реагирую на нее.

— Не хочешь с нами отметить? — окликает меня девчонка, которая участвовала в поисках. Остальные уехали, нас здесь двое. — Внуки хотят угостить всех ужином в баре. Да и Роман обещал проставиться, — улыбается она.

Качаю головой.

— Эй, ты ведь тот самый гонщик, который несколько раз брал кубки на ралли? — Ее глаза загораются интересом. — У нас потрясающая команда, такие люди интересные.

Я снимаю очки, шлем и прижимаю палец к губам, призывая молчать. Девчонка кивает, охотно вступая в заговор.

Мы быстро оцениваем друг друга визуально: да или нет? Если да, то дальше тактильный контакт. Если снова окей, то можно и трахнуться. Учитывая ночи с пленницей, было бы неплохо отвести душу с кем-то менее принципиальным, а то, не ровен час, яйца взорвутся. Но…

— В другой раз, — говорю, наконец. — Спешу. И так полдня потеряно.

— Да брось. Потеряшки в порядке, волонтерский день прошел не зря, а уж каким способом — неважно.

Фигуристая, явно спортсменка. Спортсменок в постели я уважаю.

— Наверное, — усмехаюсь. — Если бы дома остался, было бы больше пользы.

— Уверен? — Девушка прелестно улыбается. — Вечером приезжай, мы будем в баре «Контрабанда». Угощу тебя шампанским, глядишь, и польза появится.

— Шампанское для пьедесталов, — парирую я.

— Порепетируем.

Снова усмехаюсь и качаю головой.

В этот момент на обочину трассы съезжают два белых мерса с номерами три четверки. Тормозят резко, пафосно, аж глаза закатываю. Один останавливается передо мной, второй — после.

Из тачки, что позади, выходит Иванов — дружбан Шилова и… эм, по последним данным, жених Насти. Чернота внутри, которую я обычно держу под контролем, рождает волну агрессии. Склоняю голову набок. Он направляется ко мне.

Тревогу я ощущаю редко. Сейчас — да.

— Тим, так что насчет… — начинает девчонка.

— Езжай, — говорю я. — Давай, ну.

— Я на тебя рассчитываю?

— Что? Нет, вали отсюда.

Она дергается и, разобидевшись, запрыгивает на эндуро.

— Тим Агаев, а ты полон сюрпризов, — выкрикивает Кирилл Иванов, указывая на мою грудь.

Машинально опускаю глаза. Он имеет в виду заляпанную грязью, но все еще читаемую эмблему волонтеров. Блядь, этого еще не хватало.

Ухмыляюсь:

— Что вам надо, Кирилл? Неужто Шилов передумал и зовет меня пилотировать в «Мерседес»?

Иванов широко улыбается.

— Тогда какого хрена надо?

— Тут такое дело, мы кое-кого ищем.

— Грибники ночевали у родственников, если вы о них беспокоитесь.

Он брезгливо хмыкает.

— Моя невеста потерялась. — Иванов достает из кармана пиджака мобильный и показывает фотографию Насти. — Загуляла где-то, если ты понимаешь, о чем речь. Ветреная, как Юляшка, ты ведь с ней хорошо знаком? Но люблю-не могу, скучаю.

Я впиваюсь глазами в фотографию и сглатываю. Настя сидит за столом в семейном кругу, и взгляд у нее испуганный. Это очевидно, непонятно только, почему никто другой не замечает, она же среди родных находится. Настя просто в ахуе, если хотите честно. Негодование расползается под кожей. Я хочу, чтобы Иванов удалил это фото, чтобы у него в мобильнике вообще не было ее фотографий. Смотрю исподлобья.

— Симпотная телка, — выдаю пространственно. — Может, она замуж за тебя, старый хер, не хочет, вот и свалила? — бросаю я ему, выводя эндуро на дорогу.

— А ну стоять!

Из мерса, что впереди, выходят двое в костюмах, по рожам видно — охрана. Зашибись. Смеюсь.