— Ты мне не начальник, чтобы командовать. Если предложений нет, то и говорить не о чем.

— Прямо сейчас в сторону твоего гаража едут мои ребята во главе с полицейскими.

— Зачем? — Дайте мне, блядь, Оскара, настолько естественно реагирую.

— Есть информация, что у вас там тачка ворованная. И может, что-то еще найдут.

— Это че, донос?

Я достаю мобильник, его тут же вырывают из рук.

— Эй!

— Замуж Настя хочет и любит меня страстно, — чеканит Иванов слова, — но у девочки проблемы. Большие. Я уже поседел, пока ее ищу.

— Ты поседел лет пятнадцать назад, когда эта соска в первый класс шла. Мобилу отдай.

— Ты же в курсе про Настю, — говорит он медленно, в глаза смотрит. — Ведь в прошлый раз именно ты мне ее нашел.

Я вообще ничем не выдаю эмоции. Бровь изгибаю в ожидании продолжения. В тот вечер я видел женщину, которая обнимала Настю. Рядом стоял мужик, вот его в тени издалека было не разглядеть.

Иванов продолжает:

— Я тогда еще подумал, на «супре» девчонку доставили. Дерзкая машина. А тут вдруг вспомнил, что у тебя тоже черная «супра»! Неужели совпадение? Пара звонков, и я в курсе, как фамилия волонтера, который нашел мою девочку. Найди еще раз, а?

— Припоминаю! — ухмыляюсь. — Точно-точно, она жаловалась, что какой-то ублюдского вида импотент к ней лезет…

— Вот тварь! — Иванов кидается на меня.

Блядь, зря. Но как тут удержишься?

Замахиваюсь и бью эту суку со всей дури. С удовольствием, которого раньше в драках не испытывал.

Охранники подрываются.

Незамедлительный удар в живот выбивает воздух из легких и парализует адской болью. Я рефлекторно сгибаюсь пополам. Плечи фиксируют. Следующий удар по роже такой силы, что едва не отключаюсь. Зубы сжимаю, в ушах звенит, чернота взрывается разноцветными искрами.

Удар за ударом не дают сделать вдох, и это, блядь, моя главная на данный момент проблема. Перед глазами так же красочно, как когда на карте перевернулся и шлемом тормозил об асфальт. Долго тормозил. Мать потом таблицу умножения спрашивала в медпункте, думала: все, аттестата мне не видать. Усмехаюсь. Дергаюсь, пытаясь вырваться.

Трижды девять — двадцать семь.

Удары сыпятся. Один держит, второй наваливает. Не дают вдохнуть.

Когда слышу рев движка, открывается второе дыхание — резко, как это обычно бывает. Адреналин впрыскивается в кровь, боль притупляется. Я моментально собираюсь и делаю рывок. Уворачиваюсь, перекидываю охранника через плечо и вскакиваю на ноги. Хватаю камень, занимаю позицию.

Дыхание тяжелое, болезненное.

Все замирают. Мимо проносятся несколько машин. Этого времени хватает, чтобы окончательно прийти в себя.

— Ну, давай! Давай! — подзываю.

Иванов вытирает нос салфетками. Поднимает ладонь.

— Тише-тише, — тормозит он свою бригаду. Комкает кровавую салфетку и качает головой. — Не туда свернули. Забыл, что язык у тебя без костей.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я вижу предельно четко, запоминаю детали.

— Технично убиваете. Не в первый раз парни работают вместе? — Стараюсь отдышаться. — Как думаешь, на регистраторы попали?

— Тим, где она?

— Знал бы, не сказал, — отвечаю я вполне честно. Сплевываю кровью. — На кой хрен мне помогать тебе?

— Настя нездорова, хотя наплести может что угодно. Я тебе на почту скину информацию, выписки из клиник. Если ей не помочь, девка пойдет на наклонной. Она тебе понравилась? Юля говорила, ты к ней подкатывал в баре. Понравилась моя малышка? — Голос Иванова звучит гнусаво, и я надеюсь, что сломал ему нос.

— Да плевать, — отвечаю. — Единственное, что меня волнует, — ближайшая гонка. Баб вокруг море, я не зацикливаюсь.

— Да видел, только что одна уехала. Хорошенькая.

— Вечером встречаемся. — Я ощупываю челюсть. — Надеюсь.

— Так сильно хочешь вернуться в спорт?

Киваю.

— Если найдешь Настю, мы дадим тебе шанс. Я слово даю, что тебя перестанут отменять.

— Телефон отдай, — обращаюсь к охраннику. — Я три часа ездил по лесу, хочу жрать и помыться. А теперь еще и башка трещит. — Вновь сплевываю кровью. — Где шиловские дочки, я не в курсе, в свое время одной хватило. Не рекомендую.

Иванов напирает:

— Послушай-ка…

Перебиваю:

— Нет, это ты меня послушай-ка. Подачек мне не надо, и угрожать тоже не стоит. Я возьму то, что мое. Думаешь, я сейчас испугаюсь? Ты думаешь, меня до этого не избивали?

Мы смотрим друг на друга не меньше минуты. Охранник снова у меня за спиной, я ощущаю угрозу и напрягаюсь предельно. Как назло, больше ни одной машины. Трасса пустая.

— Отдай ему телефон. Посмотрим, что покажет обыск.

Следующий удар предсказуемый, но боль все же обескураживает и снова сгибает пополам. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу телефон на асфальте. Разбитый, естественно. Мерсы шлифуют с места, первую машину ведет, и я хохочу над неуклюжестью. Лохи.

Под звон в ушах добираюсь до эндуро. Встряхиваю головой пару раз и, почувствовав, что взгляд фокусируется, поднимаю мотоцикл.

Чудеса все-таки бывают — мобильник включается. Экран вдребезги, но через голосовой помощник удается набрать Семена. Предупредить, если еще не поздно.

Штаб близко, долетаю. Легкие горят, по вискам пот катится. Сука. Ну и семейка, блядь, ну и семейка.

Удивительно, но «супра» в порядке. Я обхожу ее дважды в ожидании пакостей, но нет, даже колеса не спущены. Под камерами стоит — не стали возиться.

Прыгаю за руль. На этот раз я выжимаю из тачки все, на пределе летим по трассе. Сердечная мышца отбивает секунды. Отчего-то так ярко представляется ситуация, как Настю запихивают в машину. Как на нее орут. И она больше не улыбается и уж точно не танцует, дурачась. В принципе, плевать, мне ни до кого нет дела, со своей бы жизнью разобраться. Мне вообще на всех плевать. Сердце ломает ребра, и я вновь кладу стрелку в красные обороты.

У гаража стоят четыре машины — три гражданские и одна полицейская. Значит, еще здесь. Если нашли, то забрать не успели.

Перегораживаю «супрой» выезд. Полиции преграждаю. Пиздец. Что творю? Я просто знаю, что не отдам Настю. Даже прокручиваю в голове варианты, как попытаться свалить на «супре». Блядь, от полиции, ага.

Вбегаю в ворота. Одного взгляда достаточно, чтобы оценить ситуацию, — перерыли все, до чего могли дотянуться.

Семен и Гриха стоят у мерса. Явно защищают.

Полицейский сухо приветствует, представляется. Я показываю документы и гарантирую ублюдкам, что буду жаловаться.

Они тщательно все проверяют. Спрашивают о моем внешнем виде. Показываю паспорт волонтера: искал потеряшек — упал с мотоцикла.

Происходящее — как в замедленной съемке. Я впадаю в то самое состояние, которое наступает в день заезда. Когда время течет иначе, когда подмечаешь каждую деталь и реагируешь.

Все так медленно.

Я будто в параллельной вселенной тормозов.

Через несколько минут они извиняются. Их тупые слова осыпают меня, как песок на пляже. Я просто терплю из самых последних сил. Когда ты в опале, к тебе могут приехать в любой момент, перерыть твой дом, а потом извиниться.

После победы такого не будет. Больше никогда. Я клянусь, больше такого не будет. Достаточно хлебать унижения.

И тем не менее молчу, чтобы не спровоцировать ситуацию. Я молчу, потому что понял уже: Настю они не нашли. Стараюсь поскорее закончить разговор.

Когда они, наконец, уезжают, мы с парнями ошалело переглядываемся.

— Твари, — говорит Гриха. — Я от богатырши нашей ни на шаг не отошел. Эти круги наматывали. Проверяли, докапывались. Когда… гражданские, не мент, а эти шестеро, боевую тачку увидели, у них глаза на лоб полезли.

— Фотографировали?

— Я не разрешил, но они все равно.

— Да похрен. Пусть знают, что мы готовы. — Я понижаю голос: — Где Настя? Ушла в сквер?

— Ты чего, Тим, она не в том состоянии была, чтобы бежать. В подвале ее укрыли.