— Да ты что! — ахает та. Цокает языком. — А знаете, как у нас говорят? Без бумажки ты букашка, — сообщает весело.

— Вы себе даже не представляете, насколько незначительная букашка, — совершенно серьезно соглашаюсь я.

Стараюсь вести себя виновато-беспечно, но взгляды обеих женщин на целую секунду задерживаются на мне. На их вытянувшихся лицах мелькает тень подозрения. Но, если скажу правду, они не поверят. Никто не поверит.

Через полчаса мы с Тимом выходим на улицу. В моих руках временное удостоверение личности с фотографией, а это значит, что теоретически можно спокойно передвигаться в пределах страны.

— Я снова личность, хотя пока и с ограничениями, — хвастаюсь, когда машина трогается.

— Какими?

— Не помню. Евгения была так добра, что зачитала весь список. Замуж выйти с этим листочком не получится. Вот это я запомнила.

— А, — смеется Тим. — Ну ты не спеши прям сразу замуж. Побудь немного свободной.

— Посмотрим. Сам знаешь, в последнее время я, наследница, ну просто нарасхват.

Обед мы покупаем в автокафе и едим в машине. Прежде чем приступить, я достаю влажную салфетку и протираю пыльную панель. После идеальной, прелестной, изумительной «супры» подержанная грязная тачка из каршеринга выглядит наказанием.

— Видишь, в чем проблема, — говорит Тим задумчиво. — Это мой город, и именно здесь у меня есть связи. Я могу договориться, пробить какую-то информацию. Но это и город Шилова. Сам он из Омска, в Красноярске жил лет восемь, однако этого может быть достаточно. Через Женю сделать тебе документы несложно, при этом именно здесь тебя могут случайно узнать. В принципе, если бы за мной следили, тебя бы уже вычислили. Видимо, после обыска Шилов старается обо мне забыть как о страшном сне. И все же пока воздержимся от походов по ресторанам. Меня иногда фотографируют, отмечают в сторис. Лишняя шумиха ни к чему.

— Понимаю. Мы молодцы, все это время были предельно осторожны.

— Шилов сейчас в Москве. У меня знакомый работает в «Автоспорте» механиком. Рассказывал, что они там готовятся к Нюрбургрингу как к концу света. — Тим весело усмехается. — Ссут прийти после меня. Им даже не так важно, кто победит, лишь бы не я. Шилов ругается с пилотами, что, в общем-то, предельно тупо. Зря он деморализует ребят, хотя нам это на руку. Он как будто суетится. А мы подкинем дров.

— Он всегда суетится, когда теряет контроль. Начинает орать, в драку лезть, у него будто тумблер переключается. Ему самому в дурке полежать не помешает.

Побарабанив пальцами по рулю, Тим отпивает воду из бутылки.

— Это тоже нам на руку. Шилов разрушит свою жизнь сам. Главное, сделать все правильно. Поняла? Не накосячить.

— Я буду тиха и послушна. А что с деньгами? Ты уже говорил со спонсорами? В смысле, тебя не было всю ночь. Может… спонсором будет женщина? — улыбаюсь.

Но Тим как будто не понимает чудовищного намека, не ведется на провокацию. Он снова утопает в собственных мыслях, которые наверняка очень далеки от наших с ним непонятных отношений. Качает головой.

— Знаешь, мне бы хотелось оказаться в каком-нибудь «Форсаже». Не с первого по третий, а, например, в восьмом фильме, где проблемы решаются полетами на тачках, везением на грани фола и удивительными совпадениями. Но в жизни все совсем иначе. Никто тебе, блядь, не рад, хоть из кожи вон вылези. Шилов, падла, везде успел отметиться, мне отказывают. Жизнь — вот она. Горячий асфальт, духота и вечная нехватка денег.

— Почему бы тебе не занять у мамы?

— Нет.

— Я читала, что у нее сеть успешных кондитерских…

— Я же сказал, нет.

Он не рявкнул, но перебил резко. Я отворачиваюсь. Быстро откусываю бургер, пережевываю, чтобы не расплакаться.

— Может, еще не поздно отдать меня Шилову? — бубню с набитым ртом. — Ну что он мне сделает? Не прибьет же. Посижу в клинике, что такого.

— Прости, я грублю, — спохватывается Тим, вновь отпивает воды. Толкает меня плечом. — Эй, Свет в туннеле. Не бесись. Я разберусь. Есть одна идея. Эй. Настя, посмотри на меня.

Слушаюсь.

Глаза у него потрясающе ясные, при этом взгляд пробирает серьезностью.

— Только никакой героической фигни, окей? Не надо помогать мне исподтишка себе в ущерб. Этого ни я, ни любой другой мужик на моем месте никогда не оценит. Ты поняла меня?

Мы смотрим друг на друга. Тим берет меня за подбородок. Впервые касается за все время, что мы наедине в машине.

— Я не буду. Я вообще в эти дни себя потеряла, просто делаю то, что ты говоришь.

Когда ты со мной спал, во всем этом хотя бы виделась логика.

— Хорошо. А теперь поедем поговорим с доктором.

На приеме я провожу почти два часа. Честно рассказываю о своей ситуации и опасениях, о лечении, которое проводилось за все это время. Мы продумываем план действий, обмениваемся телефонами. И в конце я получаю не только заключение, но и кое-какую уверенность в себе.

Тим отвозит меня во временный дом. Прохаживается по квартире, убеждаясь, что все в порядке. Заглядывает в холодильник, но скорее машинально, и, обнаружив приготовленные блюда, торопливо его захлопывает. Прощается.

Надо идти. Дел много. Подготовка к новому заезду. Другая машина. Тренировки. Я лишь ловлю обрывки информации, понимая, что не могу попроситься с Тимом, — нужно прятаться.

Отпускаю его.

Ночью вновь открываю ноутбук. Смотрю переписки теперь уже целенаправленно. Тим по-прежнему никому не отвечает, но я все равно извожу себя, мучаюсь. Его сим-карта привязана к аккаунту, и через ноутбук можно подглядеть, где он находится физически. Я запрещаю себе это делать. Борюсь с собой до трех ночи, потом срываюсь. Как в бреду поднимаю крышку ноута, захожу в программу и смотрю — Тим, или по крайней мере его мобильник, в доме на колесах.

Сердце выпрыгивает из груди. Ну что такое? Ну почему мне так неспокойно?

Потому что охладел. Не приезжает. Не трогает меня.

Но ведь заботится?

Еще как заботится.

Что за издевательство? Никакой конкретики.

«Тим, доброе утро! Ты покормил кота?» — пишу я ему утром.

«А сам завтракал?»

«Тим, я волнуюсь за Шелби. Он в порядке?»

Нет ответа.

«Тим, я приеду поискать кота. Думаю, ничего страшного, оденусь неприметно».

Не отвечает.

Гараж на отшибе. Я прошу Семена захватить меня по пути на работу, надеваю шапку, толстовку, темные очки.

Ничего плохого не происходит. Семен всю дорогу беспечно рассказывает о жене и о деталях, которые пытается выкупить на аукционе. Припарковавшись недалеко от дома на колесах, он сразу идет к гаражу, где сейчас ночует богатырша.

Я же оглядываюсь, зову Шелби. Пусть я подобрала его в канаве тощим, грязным и никому не нужным. Невозможно точно так же выбросить его из жизни! Это не по-человечески. Я не буду проверять Тима, просто поищу котенка.

Обхожу окрестности, зову малыша — его нет нигде. Вот черт. Тим уверял, что Шелби здесь будет в полной безопасности. Постучать в дом на колесах не отваживаюсь. Мой визит может вызвать негатив. С другой стороны, вдруг котенок внутри? Сложно.

Не успеваю я принять решение, как дверь распахивается и из домика выпрыгивает девица, обмотанная полотенцем. Первое, что бросается в глаза, — копна вырвиглаз малиновых волос на голове и широкая улыбка.

— Тим! — звонко кричит девица, прижимая к груди моего Шелби. — Да где тебя носит?! Снова нет горячей воды!

Картинка перед глазами наливается отчаянием. Ярким таким. Прямо как ее волосы.

— А вы… кто? — спрашиваю я, пытаясь сохранять голос ровным.

Вдох-выдох. Еще один. И еще.

— Зависит от того, кто вы… — тянет Мальвина явно заинтересованно. Оглядывает меня с ног до головы. — Вам тоже, я так понимаю, нужен Тим. Он в гараже. Уперся, и с концами.

Я судорожно вспоминаю малиновые волосы на аватарке в переписках.

— В этом весь Тим, — сообщаю деловито. Полотенце, в которое завернута девица, мне предельно знакомо, и кулаки сжимаются. — Гараж его засасывает, как черная дыра.