1913 год — 83 процента,

1940 год — 66 процентов,

1959 год — 48 процентов,

1966 год — 41 процент,

1975 год — 33 процента,

1991 год — 27 процентов,

2003 год — 27 процентов.

К концу 1950-х годов был достигнут определённый баланс — половина населения России жила в городе, половина на селе. Но в 1959 году уже всего 56 миллионов человек проживало на селе. В этой ситуации ради роста экономики ещё более ускорили рост городов, особенно крупных городов-миллионеров.

Город — это всегда товарно-денежные отношения [541] . Город активно предрасположен к фетишизму товаров и денег, к наркотику телевизора, ибо в городе нет жизни, нет природы.

Если первое поколение горожан ещё помнит свободу, то второе поколение, родившееся в городе, — это группа высокого риска, потенциальные идолопоклонники.

В городе скучно. В городе нужны искусственные развлечения. Лекарство от городской скуки по-западному: считай свои деньги утром и вечером, на работе и на диване, за обедом и за ужином.

В городе муж и жена переставали смотреть друг на друга. Они отвернулись друг от друга и начали смотреть на товары. Мужчина — на технику (в лучшем случае, в худшем — на бутылку), женщина — на одежду и на косметику.

Оказавшиеся в мёртвых городах люди немедленно захотели назад, к земле. Началось массовое строительство дачных участков. Вместо того чтобы развить деревни, разумно рассредоточить производства, село уничтожили. После этого массу сил и средств истратили на строительство квартир для горожан, дачных посёлков и на коммуникации между городом и дачами. Вместо одного полноценного дома люди живут в двух неполноценных домах и разрываются между ними.

Из-за того, что в деревнях не осталось населения, горожан начали массово вывозить на сельхозработы. «Экономия», которая была получена от уничтожения деревень, обернулась и двойными затратами, и ухудшением жизни [542] .

После НЭПа и до конца 1950-х годов товарно-денежных отношений в СССР особо не было. Во время индустриализации, войны и послевоенного возрождения деньги выполняли функцию универсальных талонов, в соответствии с которыми распределялись ограниченные ресурсы. Существовала не столько товарная и торговая система, сколько распределительная. Периодически вводились и талоны на конкретные продукты. Зарплата была скорее уравнительной, да она и не могла быть иной, когда всего не хватало.

Это не мешало людям работать и воевать изо всех сил. И на фронте, и на трудовом фронте люди сражались не за корыстные цели, а за справедливость, работали ради всеобщего блага.

Курс на цели религии денег не мог не привести к массовому развитию товарно-денежных отношений в СССР (в терминах тех времён, к развитию мелкобуржуазных ценностей).

Сменились поколения. Молодёжь 1960-х, и особенно 1970-х, уже пришла на всё готовое. Она воспринимала наличие необходимого как само собой разумеющееся, и всё больше начинала ждать от жизни материальных удовольствий.

Это была преимущественно городская молодёжь, и среди её удовольствий преобладали товары и вещи. И это были люди, воспитывавшиеся уже в виртуальном мире телеэкрана.

Вырастало поколение, которое мечтало о штанах. Поколение штанов в облаках.

Первым признаком товарно-денежных отношений стал вещизм, старый знакомый товарный фетишизм .

Исходя из новых установок, всё общество начинало жизнь по принципу — Запад более передовой, чем мы. Мы более бедные и отсталые, мы должны копировать Запад и пытаться догнать его по уровню материального потребления.

Отсюда логически следует, что если цель — догнать, то индивидуально догнать можно быстрее, чем всем вместе. Тот, кто догнал быстрее, тот и более передовой. Внешним признаком «передовой» молодёжи стали модные стили, западная одежда, западная музыка.

Советские товары в массе своей продолжали оставаться функциональными и неяркими. Они разрабатывались не как культовые, не для контроля сознания, а чтобы помочь, чтобы улучшить жизнь, сохранить труд.

Но в советском обществе уже появился спрос на товары удовольствия, и особенно на иерархические товары. Импортные тряпки немедленно заняли место индикаторов положения в складывающей новоязыческой иерархии. Яркие упаковки, брэнды, ориентация на секс делали их особым фетишем. С другой стороны, они вносили разнообразие в серость города.

На Западе не было и нет проблемы материализма и идеализма. Власть денег в принципе не задаётся философскими вопросами или вопросами сохранения и развития сознания. Запад эмпирическим путём находит всё, что приносит прибыль, и немедленно пускает это в ход. Запад быстро нащупал брэнды и языческие культы как новый источник прибыли в эпоху материального насыщения.

Поскольку своих культов не было, а религия Родины потребителей не интересовала, они стали превращаться в идолопоклонников западных товаров, и в поклонников Запада в целом.

Закупленные за нефть западные товары становились предметом вожделения и символом превосходства Запада.

Кроме того, правительство импортировало, как правило, не любые, но лучшие западные товары, и только те, которых не хватало в самом СССР. Это усиливало представление о Западе как о рае материального изобилия.

Возвращаясь к лозунгу «Догнать и перегнать», надо понимать, что материалистическими методами в принципе невозможно выиграть гонку производства культов, да это и прямо противоречит цели построения справедливого общества.

Постепенно в Советском Союзе начали возрождаться и частная собственность , и иерархия поганой власти.

Товарно-денежные отношения в СССР зародились там, где и следовало ожидать — в торговле. Из-за твёрдых государственных цен торговля не могла обманывать разницей между куплей-продажей, но она сумела обманывать обвешиванием и, особенно, блатом.