Когда христианство распространилось за пределы Палестины на другие города Азии, оно приобрело несколько иной характер. Когда еврейские христиане приходили в Антиохию или Дамаск и говорили: «Вы знаете, что у нас произошло? У нас появился Мессия; это был великий пророк, который принес с собой великое учение, он был за это осужден на смерть, умер, три дня лежал в гробу, а потом воскрес и в настоящее время находится на небе, но он скоро появится во второй раз w будет судить все человечество», — то всякий человек в Дамаске или Антиохии на это отвечал им: «Мы знаем этого бога, мы чтим бога, который умирает и воскресает». Это для них было одно из воплощений того, о чем они всегда думали, воплощение того бога, который страдает, который своими страданиями и муками дарует победу, который время от времени теряет силы и умирает и потом опять побеждает, воскресает для того, чтобы устроить настоящее счастье на земле. Эта легенда, это представление о боге, умирающем и воскресающем, присущи всем земледельческим народам.
Малоазиатские народы, поскольку они понимали Христа, меньше всего внимали тому, что он учил миру и любви, что он являлся учителем еврейского народа, который осуждал представителей палестинской церкви и т. д.; гораздо важнее было для них подтверждение их собственной надежды на то, что такой–то бог существует. Они говорили: «Да, вот это наш бог, который есть богсын, такой же бог, как бог–отец, создавший мир». О воплощении бога говорили также и аватары индусов. «В Иерусалиме, — говорили они, — опять появился бог во плоти на земле, и акт великой тайны этого умирания божества за людей повторил п дал обет, что скоро придет снова».
В таком виде Христос сливался со старым божеством солнца и приобретал характер существа полностью божественного. Это бог, он сошел на землю и принес жертву, это он и раньше всегда и везде повторял из века в век в других местах, повторял свою жертву за людей, а теперь он опять пришел в виде земного человека, дал обет, запечатлев его кровью, , и нам нужно только ждать его победы. Таково было новое полуязыческое христианство.
В дальнейшем ходе развития христианства выступает апостол Павел — это фигура исключительная, — мысли которого можно было проследить основательным образом в его посланиях. Некоторые из этих посланий действительно принадлежат ему как автору.
Тут мы видим новое расслоение христианства.
Христианство развивалось, главным образом, среди пролетариев, совершенно неимущих людей, по большим городам Малой Азии, Греции и Месопотамии, а также среди римского простонародья.
Христианство туго распространялось в деревнях. Наше слово «поганый» происходит даже от латинского слова paganus, что значит «деревенский». Так называли христиане деревенских людей, так как деревня в течение многих десятков и, пожалуй, даже сотен лет оставалась верна язычеству.
В крупных городах, где много пролетариев, много рабов, христианство имело большой успех; впрочем, позднее, когда, наконец, христианство проникло в деревню, оно укрепилось там больше, чем в городах, так что потом, наоборот, именно деревенское крестьянство сделалось оплотом настоящего христианского правоверия, В самих городах было значительное количество мелких собственников, тружеников, людей мещанского уклада жизни. Среди них христианство приняло несколько иной характер, чем у пролетариев. В то время как рабы и пролетарии относились совершенно отрицательно к труду, среди этих христиан–ремесленников развивались совершенно Другие идеи. Рабы и пролетарии говорили, что одна надежда на вторичное пришествие Христа, который даст окончательное избавление и устроит суд Христов, мир весь погибнет, а начнется совершенно новая радостная жизнь — такова была основная мысль эбионитского пролетарского христианства, — и поэтому настоящая жизнь, как она есть, должна быть только подготовкой к этой будущей жизни; в этой жизни не нужно ни к чему стремиться, а нужно только ждать «жениха», который грядет в полуночи, причем никто не знает, когда он придет, поэтому блаженны не Марфы, а Марии, т. е. те, которые ни о чем не беспокоятся, а ждут только второго пришествия Христа. Тогдашним пролетариям действительно нечего было делать, это был класс совершенно обездоленных людей.
Но это учение распространилось дальше, проникло в класс, надежда которого была в работе.
Как вы знаете, апостол Павел вел в этом смысле другую линию; он сам был ремесленник, он делал палатки, и одной из самых замечательных заповедей его является заповедь: «Не трудящийся да не ест»[92]. Он совершенно определенно держится идеи труда, известной трудовой дисциплины, известного правильного уклада жизни.
Вместе с тем для него малую роль играет обещание Христа относительно второго пришествия. В послании Павла мы встречаем указание на то, что для него важнее всего, что Христос освободил человечество–от власти закона, дал ему свободу, возможность развиваться в любви и взаимной помощи. Это–то учение сделалось излюбленным учением средних классов. Оно гораздо позднее проявилось в реформатстве, которое было движением именно средних классов против католической церкви. Павел был любимым учителем для реформатов.
Для Павла важна внутренняя свобода (мистический экстаз, возносящий, как он говорит, до седьмого неба), он уверен, что после смерти каждый отдельный человек, каждый умирающий судится и потом оказывается или членом торжествующей церкви небесной или отверженником.
Это представление не носит уже такого нервного восторженного характера, как у эбионитовпролетариев. Эбиониты собирались вместе, ждали пришествия Христа, ждали в каком–то экстазе, пели, танцевали, говорили на неведомых языках, было какое–то безумие, когда в них входил дух божий: они бросались на пол, впадали в судороги, а потом все обнимались, целовались и говорили: «Вот сейчас придет Христос». Таков был основной тон христианства эбионитского, т. е. ожидавшего светопреставления, он привлекал и прельщал этой напряженностью переживаний.
Павликиане[93] же, главным образом, проповедовали трудолюбие, строгость нравов, помощь соседям, они гораздо меньше подчеркивали социальные противоречия, они думали, что каждый, проживший только свою жизнь честно, после смерти должен быть немедленно удостоен венца за то, что сумел соблюсти свою жизнь.
Самой центральной идеей Павла было то, что еврейские законы не имеют больше силы, все фарисейские измышления, все эти исполнения буквы закона, все эти омовения и т. д. — все это неважно для христианства; он был великим свободомыслящим. Христианство в том виде, как оно впервые появилось, — эбионитское христианство держалось еще старых правил; оно учило, что всякий, кто желает спастись, должен быть обрезан, как это делалось по еврейскому обычаю. Павел ведет борьбу против этого, он сталкивается в этой борьбе со всеми другими апостолами, которые проповедовали учение Христа и которые будто бы видели и знали Христа, а он–де но знал Христа, у него только было видение на пути в Дамаск, он был даже одно время гонителем его. И вот вместе с тем он решительно и прямо говорит, что Христу не нужно никакого обрезания, не нужно субботы, не нужно омовений, не нужно синагог, что все это не важно, что христианство заключается во внутреннем настроении, в следующих заповедях: люби ближнего своего, будь честен, верь в Христа.
Христос пострадал за грехи мира; после этого все прощено, все грехи сейчас смываются крещением, стоит только не грешить впредь, и тогда судьба человека будет выше судьбы ангелов.
В этой свободе от всяких обрядов, от всяких церемоний, от всякого закона Павел видел главное, что принес Христос. Он говорит, что не важно соблюдение внешних форм и обрядов, важно соблюдение правды в жизненных отношениях, важны любовь к людям и свобода духа. Не важно, в каких словах обращаться к богу, не важно, чтобы видели, как человек молится, как думали фарисеи; не это важно, не жертвоприношения, не жрецы, а важно душевное настроение, высокая нравственность — вот что важно.
