Но Советский государственный просветительный аппарат коммунистическая партия должна стараться, как всякая партия, заставить служить тому классу, интересы и идеалы которого она представляет.

С этой точки зрения естественно стремление обратить школу и аппарат внешкольного образования в проводника научного социализма и коммунистического сознания в массах,

Было бы неправильно поставить вопрос таким образом, что все ученые, проводящие отличные от научного социализма взгляды, должны быть выброшены из государственной школы, что им, конечно, должна быть предоставлена свобода преподавания, но не за государственный счет.

Государство заинтересовано в известном разнообразии мнений, и я считаю в высшей степени рациональным осуществление свободы университетского преподавания за всеми мыслителями и теоретиками, проводящими те или другие оригинальные взгляды, являющие объективную научную ценность, но государство, конечно, не может оплачивать преподавание какой–нибудь галиматьи разного рода графоманов и воображаемых гениев, оно не может потворствовать распространению таких взглядов, которые осуждены наукой и являются отрыжкой побежденного и устраненного ее победным шествием прошлого.

С этой точки зрения я и прихожу к выводу, что преподавание в религиозном духе абсолютно недопустимо за государственный счет ни в какой форме, ни в какой школе, ни в каком просветительном аппарате. Оно свободно, однако, если выступает как частное преподавание в если не носит черт преступности, о чем ведать надлежит другим органам государственной власти.

Положительный же вывод наш таков: партия должна стремиться не только сама, не только своими силами бороться с религиозными предрассудками и устарелыми верованиями, но и использовать для этой цели как можно шире государственный просветительный аппарат.

В понятие народного просвещения должно быть неукоснительно введено стремление выбросить из народной головы религиозный хлам и заменить его светом науки.

Пропаганда против религии не должна, прежде всего, носить ни малейшего характера насилия. Это бесспорно для всех нас. Борьба с предрассудками путем насилия, прежде всего, не рациональна. Она не приводит к ослаблению предрассудков, а лишь укрепляет их; истина, что угнетаемая всякого рода гонениями религия приобретает притягательную силу и закаляется, — факт, проверенный многократно.

С другой стороны, оппортунистические формы борьбы с религиозными предрассудками, потворство им, стремление постепенно переводить сумеречные умы путем почти незначительного перехода может привести к нежелательным результатам. Оно может закрепить религиозное сознание, очистив его от наиболее нелепых черт, освободив его от влияния духовенства, налета реакционности, словом, способствовать замене идейной революции в деревне реформацией…

Я знаю, что антирелигиозная проповедь идет и общем по трем методам: с одной стороны, мы встречаем ретивых и. очень часто малообразованных проповедников атеизма которые рубят сплеча. Можно признать–одним из оружий антирелигиозной проповеди — иронию. Но ирония эта должна быть направлена на грубое вырождение религиозных форм, на злоупотребление и смешные стороны быта духовенства или что–либо подобное.

Когда же насмешка обращается против глубоко и трогательно чтимых святынь наивного сердца, она ранит его и по существу имеет в полной мере характер того насилия над религиозным предрассудком, которое, как мы сказали, только глубже укрепляет то, что мы стараемся вырвать.

Если глумящаяся проповедь атеизма исходит от слабейшего, то может вызвать взрыв негодования, если же она исходит от сильнейшего, то слова оскорбления в священных чувствах горько запоминаются и являются новой скрепой для его веры.

Несколько раз ко мне обращались с вопросами, какого рода проповедь желательна: брать ли в руки библию или евангелие и доказывать, что теория и практика православия противоречат духу так называемого священного писания, или сразу отрицать существование бога, историчность Христа и вообще наличность какой бы то ни было истинности за всем христианством?

Я думаю, что надо с величайшей осторожностью относиться к таким формам проповеди, которые могут быть для нас до известной степени полезны в руках каких–нибудь толстовцев, как во всяком случае сдвигающие христианское сознание с мертвой точки суеверий, но которые тем не менее являются полуистиной, а не всей истиной.

Повторяю, для нас в высшей степени опасно очищать от всякого рода нелепостей деревенскую религию и тем самым делать ее преобразованной и приемлемой, отвечающей в значительной мере уровню сознания крестьянства.

Крестьянское движение в Англии в XVII в. шло под знаменем восстановления мелкобуржуазной идеологии.

Крестьянское движение, выросшее из Реформации, собравшее вокруг себя главным образом мужицкую бедноту, формулировало свое требование устами Мюнцера и анабаптистов и находило в евангелии и традиции первого христианства подходящую для себя идеологию.

Лить воду на мельницу людей реформации в России мы никоим образом не должны.

Можно для нанесения удара духовенству и его проповеди доказывать, что оно отходит даже от основ библии и евангелия, но надо тотчас же дополнять, что библия и евангелие не являются божественными книгами и что мы отрицаем их содержание.

Только третий метод, средний метод является действительным.

Метод истинно научной, хотя и в популярной форме выдержанной, пропаганды систематически проводиться может только в школе или в разного рода народных университетах, там мы можем просто самим преподаванием естествознания и истории радикально разогнать религиозную тьму.

Мы не можем, однако, ограничиваться такими систематическими методами проповеди, нам приходится вести ее от случая к случаю, путем кратких бесед, путем отдельных лекций, но и тут наиболее рациональным является идти против религиозных предрассудков путем разъяснения идеи закономерности, путем борьбы с представлениями о возможности чудес.

Ведь та религиозная практика, которая глубже всего связуется с деревенской мыслью, есть не метафизика в не этика христианства, а его практика: требы, таинства, молебны и т. п.

Всякая лекция, в простых словах объясняющая крестьянам, что на самом деле они в своей жизни никогда не встречали, конечно, никаких чудес, простое разъяснение внутреннего механизма укрепившейся веры в возможность всякого православного колдовства влиять на погоду, урожай, болезни и т. п. — являются сильнейшим оружием антирелигиозной проповеди.

Таким же образцовым содержанием для небольшой лекции является этическое обсуждение христианства. Необходимо для этого разбивать сразу крестьянам христианскую практику на две части. Сначала указать на полное несоответствие жизни духовенства и того строя, который им всегда поддерживался, простым и по существу крестьянским положениям о правде, о правде божьей, которая есть в сущности своей известный инстинкт братства, уравнительности, честности. Потом необходимо обратиться с критикой против настоящего подлинного христианства, указать его оторванность от жизни, то, что подлинное христианство осуждает реальный труд, благосостояние на земле, что оно указывает на загробную жизнь как на истинную цель бытия и этим самым дает возможность, запугивая адом и заманивая раем, заставлять массы отрекаться от своих законных требований и блуждать между химерами. Я по опыту знаю, насколько подготовлена даже темная крестьянская аудитория к ясному пониманию того, что идеал христианской святости совершенно для нее не годится и что система ада и рая служит специально для обмана бедноты.

Наконец, чрезвычайно рациональным методом ведения проповеди является также изложение истории христианства. Основными этапами такого рода лекции должно быть изображение сущности первобытного христианства. Необходимо отметить с полной определенностью, что первобытному христианству присущи демократичность, уравнительный потребительский социализм и значительная доля революционности (страшный суд), но вместе с тем показать на ярких примерах, что все это ценное содержание христианства в первые века его развития гибло в зависимости от состояния тогдашних пролетарских масс, не смевших надеяться на себя и возложивших все свое упование на грядущее второе пришествие Христа. Опять–таки я по опыту знаю, что апелляция к этим двум тысячам лет, в течение которых человечество ждет приезда небесного «барина», который его рассудит, оставаясь в цепях рабства, — производит чрезвычайно сильное впечатление, ибо падает на подготовленную почву. Тут прямо можно сказать, что мы оставляем многие из христианских идеалов, но хотим, чтобы «царство божье» было осуществлено на земле руками человека–труженика: земное богатство, справедливое распределение — вот то, что послужит фундаментом для дальнейшего развития всех сил, заложенных в человеке.