Лулу, как и предполагал Рене, действительно оказалась совсем еще не испорченной девочкой пятнадцати лет от роду. Матерью ее была негритянка, прислуживавшая когда-то в доме, имени отца она так никогда и не узнала. Ее мало кто любил или ласкал, больше помыкали все кому не лень. Она выросла здесь, в поместье. То, что мадам Тульон взяла ее в услужение, когда Лулу едва исполнилось одиннадцать, было для маленькой мулатки большой удачей. По крайней мере все ей об этом постоянно твердили, напоминая, что она должна быть непременно за это благодарна. Обладая чистой и наивной душой, Лулу свято этому верила и почти боготворила все семейство Тульонов, хоть и боялась их до судорог.
Однако страх не мешал ей прибегать по ночам к своему симпатичному ухажеру, нарушая все мыслимые и немыслимые хозяйские запреты. Это Рене объяснял частично своей неотразимостью, а частично особенностью характера Лулу, которая была любопытна, как котенок. Кроме того, она была непоседливой, озорной и смешливой. Чем больше Рене узнавал ее, тем больше она ему нравилась. С ней было легко и весело, от нее приятно пахло, и она частенько приносила с собой что-нибудь из еды, чтобы покормить своего вечно голодного ухажера.
Постепенно Лулу начала немного доверять ему, разрешала брать себя за руку, обнимать и один раз даже позволила поцеловать в щечку. Соблазнение шло полным ходом, и влюбленный по уши Рене уже находился в предвкушении дальнейшего развития событий, как вдруг произошла катастрофа.
В один прекрасный вечер он как обычно ждал Лулу, прислонившись плечом к углу конюшни. Уже несколько ночей у него не было нужды валяться на сеновале, гадая, придет она или нет. Она обязательно должна была прийти. Ночь выдалась прекрасной, как раз для влюбленных. Такой тихой, теплой и душистой, какими, наверное, бывают ночи в раю. Огромная луна висела низко, заливая все вокруг бледным голубоватым светом. Было светло почти как днем. Опасаясь быть замеченным, Рене держался в тени, но и со своего места прекрасно видел, как открылась дверь господского дома с той стороны, где жили слуги, и его подружка выпорхнула из нее и быстро пошла по направлению к конюшням. Рене видел, как она улыбается в предвкушении встречи. Разумеется, она смотрела вперед, на конюшни, и потому не видела, как дверь у нее за спиной снова открылась, и из нее вышел месье Тульон, в белой ночной рубахе и в колпаке. В руке он сжимал трость с набалдашником в виде головы льва, без которой никогда и никуда не ходил. С неожиданной для такого толстяка скоростью он побежал за Лулу, догнал, и на ее спину обрушился первый удар.
— Шлюха! — во весь голос завопил он. — Гулящая девка!
Лулу отскочила, обернулась, вскрикнула и в ужасе побежала к конюшням. Проявив редкую прыть, месье Тульон последовал за ней, осыпая ее ударами и обзывая последними словами.
Если бы Рене был уверен, что не сделает еще хуже, он бы, не раздумывая, помчался ей на помощь. К сожалению, его помощь могла выйти таким боком, что захоти он нарочно навредить своей подружке, и то лучше бы не придумал. А придурок Тульон все колотил и колотил ее, заставляя Рене до боли сжимать кулаки и вздрагивать после каждого удара.
Вдруг Лулу споткнулась и упала, а хозяин навис над ней и начал избивать уже всерьез, добавляя к трости свои ноги и ругаясь на чем свет стоит. В глазах у Рене потемнело. Плюнув на все, он выскочил из своего укрытия и бросился на месье Тульона. Вцепившись ему в плечи, он резким движением оттащил его от Лулу. Тот от неожиданного сопротивления пришел в еще большее бешенство и с рычанием набросился теперь уже на Рене. Маленький и толстый, он моментально сбил его с ног, рассчитывая оглушить, но не на того напал. У Рене был слишком большой опыт драк, чтобы не понимать, чего он хочет. Он снова вцепился в месье Тульона, увлекая его за собой, и они покатились по земле. К сожалению, хозяин снова захватил инициативу и принялся молотить Рене своими деревянными кулаками, не давая развернуться. Все удары Рене, которые ему удалось нанести, тонули в слое хозяйского жира и, казалось, не причиняли никакого вреда. В конце концов юный барон просто вцепился своему противнику в шею, которая была единственным не отягощенным стратегическим запасом местом. Изо всех сил сдавил, от чего хозяин захрипел и стал хватать Рене за лицо, пытаясь добраться до глаз. Отворачиваясь, Рене приподнялся, используя длину своих рук и одновременно еще сильнее давя на шею противнику… но вдруг почувствовал под пальцами противный хруст. Рене замер, а месье Тульон уронил руки, прекратив его избивать, и весь как-то очень подозрительно обмяк. Рене оттолкнул его от себя, резко вскочил, с недоумением глядя то на свои ладони, то на неподвижно лежащего хозяина. Лулу тоже перестала всхлипывать, зажала рот ладонями и с ужасом уставилась на то, что осталось от ее господина.
Из столбняка Рене вывело то, что в господском доме в одном из окон вспыхнул свет и послышались голоса.
Рене выругался. Может, он и не всегда поступал умно, но, когда надо, умел соображать быстро.
Он схватил Лулу за плечи и поднял ее с земли.
— Слушай меня, Лулу! — Она смотрела на него остановившимися глазами. — Слушай! — Рене слегка встряхнул ее и удовлетворенно заметил, что ее взгляд стал осмысленным. — Сейчас сюда придут. Скажешь им, что я напал на тебя, когда ты вышла по нужде. Хозяин пытался тебя защитить, и я его убил. Поняла?
Она кивнула.
— Поняла. А как же ты?
Губы у нее мелко дрожали, из угла рта стекала струйка крови.
— А мне все равно теперь здесь не жить. Как-нибудь не пропаду. Ты себя спасай, поняла? Все, прощай!
Рене быстро поцеловал ее в дрожащие разбитые губы и побежал в темноту.
Единственная дорога из поместья, которую знал Рене, вела в порт, и именно туда он и направился. Здраво рассудив, что на острове его теперь не ждет ничего хорошего, он решил попробовать спрятаться на каком-нибудь корабле. Для него это был единственный способ удрать с острова, потому что убийство одного из самых богатых плантаторов Айль де Оранжа — это не то преступление, которое будет расследоваться спустя рукава. Если он останется здесь хотя бы до утра, его поймают, и он сам не даст за свою жизнь даже медной монетки в пять су. А если слуги Тульона прямо сейчас догадаются пустить по следу собак, то скорее всего он не доживет даже до утра.
Подумав о собаках, Рене припустил во весь дух, рискуя в темноте споткнуться о какую-нибудь кочку и свернуть шею.
К счастью для него, слугам покойного Тульона такая мысль в голову почему-то не пришла. Рене долго вслушивался в ночную тишину, пытаясь расслышать позади собачий лай, но все было тихо. Как бы там ни было, а страх быть разорванным собаками очень здорово добавил Рене скорости. Он добрался до порта очень быстро, хотя это и далось ему нелегко. Последние метров сто перед причалом он едва ли не полз, хрипя и выкашливая горящие легкие, но стоило ему увидеть отчетливо прорисованные в ярком свете луны силуэты кораблей, и он плюнул на все и опять побежал.
Пить хотелось жутко. Рене чуть ли не видел, как от него идет пар. Но воды у него с собой, конечно же, не было. Похоже, путешествовать налегке уже стало для него доброй традицией. Наверное, в порту были колодцы, но Рене не знал, где они находятся, и сомневался, что сумел бы найти их при свете дня, не то что ночью. Рисковать и заходить в таверны Рене не хотел, так что оставалось только терпеть и надеяться на лучшее.
Он медленно шел мимо мерно покачивающихся возле причала кораблей, похожих в темноте на огромных спящих животных, и пытался решить, какой же из них ему подойдет. Может, вон тот, большой трехмачтовый фрегат? Возможно, его капитан окажется из дворян и не выбросит его за борт, как только обнаружит у себя на борту? Хотя вряд ли будет покрывать беглого преступника. Наверняка выдаст властям при первой же возможности. А может, попытаться забраться вон на тот небольшой рыбацкий баркас, где никаких удобств, но зато рыбаки простые и надежные ребята? Пусть бедные, но зато честные. Да, вот только бедным постоянно нужны деньги, и какими бы честными они ни были, если за голову Рене назначат награду, продадут его не колеблясь.