Поджо был мирянин, принадлежал к совершенно другому типу людей. В точности неизвестно, куда именно он направился в 1417 году, отделившись от Бартоломео. Возможно, он, уподобляясь золотоискателю, намеренно скрывал конечную цель путешествия и не указывал своего имени в письмах. Его могли привлекать десятки монастырей, где он мог найти ценные манускрипты, но многие ученые уже давно пришли к единому мнению, что Поджо с самого начала нацелился на бенедиктинское аббатство Фульда²³. Это аббатство, находившееся в стратегическом регионе центральной Германии между Роной и горами Фогельсберг, обладало всеми атрибутами, соблазнительными для охотника за стариной. Оно было очень древнее, когда-то очень богатое и славившееся традициями научного познания, а теперь переживавшее упадок.

Если Поджо действительно нацелился на Фульду, то он не мог позволить себе излишнее самомнение. Аббатство, основанное в VIII веке учеником апостола Германии святого Бонифация, всегда пользовалось исключительной независимостью. Его аббат был князем Священной Римской империи: в процессиях закованный в латы рыцарь традиционно нес перед ним имперское знамя. На торжественных церемониях он сидел слева от императора. Многие монахи были германскими дворянами, людьми, привыкшими к тому, чтобы к ним относились с почтением. Если монастырь и лишился определенной доли престижности и в недавнем прошлом потерял часть своих обширных земель, то это вовсе не означало, что он утратил свою значимость и силу. Поджо, бывший апостолический секретарь обесчещенного и низложенного папы, имел не так уж много козырных карт.

Репетируя в уме вступительную речь, Поджо спешился бы и прошел по обрамленной деревьями аллее к единственным и тяжелым воротам аббатства. Внешне Фульда напоминала крепость. В предыдущем столетии во время конфликта с бюргерами соседнего города она подверглась жестокому нападению. Но, как и большинство монастырей, аббатство существовало на полном самообслуживании. К январю огороды, цветники и ботанические сады впадали в зимнюю спячку, однако монахи уже запаслись на долгие зимние месяцы продовольствием, собрав урожай и позаботившись о лечебных травах для лазаретов и купален. Амбары в это время года полны зерна, достаточно соломы и овса для лошадей и ослов в стойлах. Поджо миновал бы курятники, крытый двор для овец, коровник, пахнущий навозом и молоком, и громадные свинарники. На него могли нахлынуть сладкие воспоминания об оливах и винах Тосканы, но было ясно, что здесь ему голодать не придется. Поджо провели бы мимо мельниц, маслобойни, базилики с прилегающей к ней крытой аркадой, домов для послушников, дортуара, обиталищ прислужников, приюта для пилигримов, где поселят и его с помощником, и потом впустили бы в хоромы аббата для встречи с повелителем этого маленького королевства.

Если в 1417 году Поджо действительно направлялся в Фульду, то тогда настоятелем был Иоганн фон Мерлау. Смиренно поприветствовав аббата, назвав себя и представив рекомендательное письмо от уважаемого кардинала, Поджо наверняка сначала выразил бы пожелание взглянуть на драгоценные мощи святого Бонифация и помолиться подле них. Собственно, всю свою жизнь он старался соблюдать церковные обычаи. Бюрократы в папской курии молитвами начинали и заканчивали каждый новый день. Если в письмах Поджо трудно обнаружить какие-либо признаки того, что он питал особый интерес к святым мощам, к самим святым или к ритуалам, предназначенным для облегчения страданий души в чистилище, то наш гуманист по крайней мере был прекрасно осведомлен об истинных богатствах Фульды.

Гостя непременно привели бы в базилику. Поджо, войдя в трансепт и спустившись по ступеням в темноту сводчатой крипты, понял бы, что пилигримский храм Фульды ему очень знаком: он был построен по подобию римской базилики Святого Петра IV века. (Грандиозный собор Святого Петра, возвышающийся сегодня в Риме, был воздвигнут уже после смерти Поджо.) В сумраке, создаваемом свечами, обрамленными золотом, хрусталем и самоцветами, перед глазами Поджо предстали бы кости святого Бонифация, убитого в 754 году фризами, когда он пытался обратить их в свою веру.

Возвратившись к солнечному свету и почувствовав, что наступил подходящий момент, Поджо перевел бы беседу в нужное русло. Он завел бы разговор о самом знаменитом деятеле Фульды, Рабане Мавре, служившем аббатом два десятилетия – с 822 до 842 года. Рабан Мавр был чрезвычайно плодовитым автором библейских комментариев, догматических трактатов, наставлений, научных сборников и изумительных поэм. Большинство его произведений Поджо мог бы увидеть в библиотеке Ватикана, в том числе и грандиозный труд, принесший Мавру известность: отупляющую своей эрудированностью и занудством энциклопедию человеческого знания в двадцати двух книгах. Она называлась «De rerum naturis» – «О природе вещей». Современники, пораженные масштабами исследования, дали ему другое название – «О Вселенной» («On the Universe»).

Труды монаха, жившего в IX веке, отличались тяжелым и невыразительным стилем, скучным для Поджо и его коллег-гуманистов. Но Поджо не мог не признать величайшую образованность Рабана Мавра, великолепно знавшего и языческую и христианскую литературу и превратившего Фульду в ведущий монастырский академический центр Германии. Как и всякому учреждению, интересующемуся науками, аббатству Рабана Мавра были нужны книги, и ему удалось фантастически обогатить монастырскую библиотеку. Рабан в юности был учеником Алкуина, известного эрудита и поэта эпохи Карла Великого, и знал, где можно найти нужные манускрипты²⁴. Он свозил книги в Фульду, где подготовил когорту писцов, которые их переписывали. И в итоге Рабан собрал уникальную коллекцию манускриптов.

Те времена, за шестьсот лет до рождения Поджо, были очень благоприятные для охотника за книгами. Уже относительно забылись годы, когда было небезопасно заглядывать в еще более далекое прошлое. Постепенное снижение интеллектуальной дисциплины в монастырях сопровождалось повышением любознательности. Что там веками хранится на пыльных полках? В далекой Фульде могли оказаться и потрепанные манускрипты, пережившие хаос и разрушения, сопутствовавшие падению Римской империи. Монахи Рабана, возможно, и почесывали за ухом, и вставляли пальцы в рот, копируя языческие книги, но эти копии могли сохраниться и только ждали появления Поджо.

На это и надеялся охотник за книгами, и, добравшись до Фульды или другого монастыря, он, наверное, испытывал необычайное волнение, когда главный библиотекарь привел его в большую сводчатую комнату и показал толстый фолиант, прикрепленный цепью к письменному столу. Это был каталог, и Поджо, перелистывая страницы, молча – следуя монастырскому правилу соблюдать тишину – указывал книги, которые хотел бы посмотреть.

Благоразумный Поджо должен был вначале попросить дать ему неизвестные произведения одного из великих Отцов Церкви – Тертуллиана. Затем, когда манускрипты стали один за другим появляться на столе, он с нарастающим возбуждением начал обнаруживать имена древних римских авторов, чьи книги не были известны ни ему, ни другим гуманистам. Хотя Поджо так и не раскрыл нам, куда именно прибыл, он громогласно объявил о своих находках. Так поступают все охотники, и не только за манускриптами.

Он раскрыл страницы эпической поэмы о войнах между Римом и Карфагеном – 14 тысяч строк. Поджо скорее всего знал имя автора – Силия Италика, хотя до этого момента никто еще не видел его произведений. Хитрый политик и коварный, бесцеремонный оратор в судах, Силий сумел пережить кровавые режимы Калигулы, Нерона и Домициана. Плиний Младший написал о нем с учтивой иронией: в старости он, «похвально используя досуг, смыл пятно, заслуженное напряженными усилиями, приложенными в прежние дни»²⁵. Теперь Поджо и его друзьям предстояло насладиться одним из плодов досуга Италика.

Затем Поджо взял в руки другую пространную поэму – Манилия. Это имя охотнику за книгами не было известно, оно не упоминалось ни одним из знакомых ему древних авторов. Поджо сразу же увидел: перед ним ученый труд об астрономии. По стилю и различным авторским ремаркам он понял, что Манилий написал его в самом начале существования Римской империи – во время правления Августа и Тиберия.