— Ну разумеется. Я как тебя увидела, так сразу и догадалась, что ты любишь кошек.
Это было сказано не всерьез, но Розамунда почувствовала укол, острый и умышленный, хоть и ловко скрытый. Однако, прежде чем она нашлась что ответить, даже прежде чем решила, стоит ли вообще отвечать, их снова прервали. На этот раз — мистер Доусон, сосед Линди с другой стороны сада. Он стоял с секатором в руках среди кустов крупных кремовых роз и восхищенно улыбался. Восхищение, по всей видимости, было вызвано всем сразу: тявкающей собачонкой, гладкими загорелыми ногами Линди в хорошеньких полосатых шортах, высокими запотевшими стаканами на подносе. Все удовольствия летнего загородного утра явились его дружелюбному взору, и Доусон захотел присоединиться, стать частью этого великолепия.
— Здравствуйте! — крикнул он через забор. — Чудесное утро, правда? Какая у вас замечательная собачка.
— А по-моему, жуткая, скандальная псина. — Линди со смехом повернулась к новому человеку, не сомневаясь, что ей возразят. — Надеюсь, он вам не мешает?
— Нет, нет, что вы. Нисколечко. — Доусон подался ближе. — Я собак люблю. У нас раньше тоже была собака. Долго была. Ей почти шестнадцать стукнуло, когда бедолага померла. Жена тогда решила, что ни к чему нам снова заводить щенка. Все равно дети уже выросли, разъехались. Ну вы понимаете…
— Как жалко! — воскликнула Линди с участием. Гораздо более сильным, как показалось Розамунде, чем того требовал случай. Не ясно было, чему именно сочувствует Линди — смерти старой собаки, или несчастью иметь жену, которая не хочет другого щенка, или тому, что выросли и покинули дом твои дети. — Пожалуйста, заходите. Присоединяйтесь к нам, — гостеприимно пригласила она. — У нас тут кофе глясе. Уверена, это то, что нужно, после того как хорошенько потрудишься в саду.
Приглашение привело мистера Доусона в восторг. Он забросил секатор и быстренько, хотя и неуклюже перебрался через забор, разделяющий два участка. В мгновение ока — по крайней мере, так показалось Розамунде — Линди умудрилась мило поприветствовать нового гостя, предложить ему неизвестно откуда взявшийся удобный стул — она вроде никуда не отходила? — и поставить перед ними еще три сверкающих стакана с кофе глясе, увенчанных шапками свежевзбитых сливок. Запасливая девица, с невольным уважением подумала Розамунда. Шутка ли — вот так запросто выдавать на-гора тонны взбитых сливок для каждого, кому вздумается в понедельник, да с утречка пораньше, заскочить к тебе в гости!
Мистер Доусон таял от счастья, его бронзовая от загара лысина и доброе лицо светились радостью и довольством. Солнце поднималось все выше. Откинувшись на спинку стула, Доусон потягивал кофе, а Линди, не спуская с гостя широко распахнутых, заинтересованных и сочувствующих глаз, виртуозно вытягивала из него историю его жизни. При этом она ловко задерживала рассказчика на событиях, в которых он проявил себя мало-мальски достойно, и пропускала все прочие. И снова Розамунда против воли пришла в восхищение. Она-то всегда тешила себя мыслью, что отлично умеет слушать людей. Но как это делает Линди! Пришлось себе признаться, что здесь новая соседка далеко ее переплюнула. За десять лет, что они живут бок о бок с Доусонами, постоянно встречаются и болтают, она не узнала и десятой доли того, что Линди выведала меньше чем за час. Розамунда понятия не имела, что сосед, после того как родились два сына, очень хотел дочку; что мальчишкой он мечтал стать фермером, или садовником, или кем-нибудь в этом роде, но поддался на уговоры родителей, у которых была навязчивая идея насчет безопасности, и пошел в страховщики. По сей день клянет собственное малодушие.
— Особенно в такой день, как сегодня, — признался Доусон, блаженно щурясь в сиянии полуденного солнца. — Как подумаю о свежескошенном сене на лугах, о жаворонках в синем небе, об изгородях, выкрашенных… ну, этим, белым…
— А почему бы вам не переехать в деревню, если так хочется? — участливо спросила Розамунда. — Вы же теперь на пенсии…
Линди повела себя умнее. Линди помалкивала. И до Розамунды дошло — как раз этого говорить не надо было: она вдребезги разбила маленькую хрупкую мечту Доусона.
— А? Да… — Сосед поерзал на стуле, принял менее вольготную позу, соображая, как выпутаться из затруднительного положения, чем защитить стоящую перед мысленным взором ностальгическую картинку от ударов реальных возможностей. — Ну, знаете ли, в моем возрасте… А потом, друзья… Придется ведь расстаться со всеми друзьями. Жене это точно будет не по душе. И не забудьте про Женскую гильдию. Жена обожает Женскую гильдию. Уж столько сил ей отдает, столько сил… Знаете, они ведь собираются ставить спектакль осенью. «Веер леди Уиндермир». И жена будет играть саму леди Уиндермир! А это же главная роль. Самая важная роль в пьесе!
В его голосе звучала неподдельная гордость. Линди быстро подняла глаза:
— Забавно, мне всегда казалось, что эта роль для более молодой женщины. Впрочем, уверена, миссис Доусон прекрасно справится. Не хотите ли еще кофе?
Только Доусон собрался открыть рот, как легкий звук, раздавшийся из соседнего сада, звук, едва различимый для чужого уха, насторожил его, заставил резко выпрямиться на стуле.
— Жена вернулась! — сообщил он, поспешно поднимаясь на ноги. — Побегу, наверно, домой. Надо ей помочь, знаете, долг зовет. Спасибо за чудесный антракт, мисс… э-э…
— Просто Линди. Пожалуйста, зовите меня Линди, — попросила новая соседка, также вставая из-за стола. — И пожалуйста, заходите еще. Когда сможете. И жену приводите. Буду очень рада. Мечтаю поближе познакомиться со своими соседями.
Линди приветливо улыбалась. Трудно вообразить, чтобы кто-то мог держаться более мило, искренне и дружелюбно. Она на самом деле хотела познакомиться с миссис Доусон, просто сгорала от нетерпения.
Тем не менее, лишь только за соседом захлопнулась задняя дверь его дома, — словно это был сигнал, которого она дожидалась, — выражение лица Линди резко переменилось. Она снова села, пододвинулась поближе к Розамунде и разразилась тихой, но страстной тирадой.
— Какой стыд! — вполголоса воскликнула она. — Какой позор! Бедный мужик! Всегда так было?
— Что всегда так было? — не поняла Розамунда. — Ты о Доусонах?
Ее совершенно сбил с толку этот неожиданный взрыв эмоций: только что Линди рассыпалась перед Доусоном в любезностях, а теперь вдруг такое негодование!
— Разумеется, о Доусонах! Вернее — о миссис Доусон. Должно быть, та еще стерва. Ты ее знаешь?
Розамунда ощетинилась:
— Естественно! И никакая она не стерва. Она…
— Ну как же не стерва? Разве ты не видела? Он же до смерти перепугался. Небось все время держал ушки на макушке, потому что я, например, ни звука не слышала. И как только понял, что жена дома, только услыхал, что она вернулась, вскочил как ужаленный! Разве ты не заметила?
— Да все было не так, ты не понимаешь… — запротестовала Розамунда. — Они очень счастливая пара. Он заскочил сюда, потому что не знал, чем заняться, пока она ходит по магазинам. Она вернулась, и он пошел домой. Все очень просто. А потом, думаю, ему хотелось посмотреть, что она принесла на обед. Знаешь, с тех пор как Доусон вышел на пенсию, он сам чаще всего готовит.
Но Линди продолжала настаивать на своем:
— Это тоже ужасно! По-моему, после стольких лет тяжелой работы можно бы дать мужчине на пенсии чуточку отдыха. Ох уж эти женщины, для которых пенсия мужа всего-навсего предлог превратить его в прислугу…
— Но миссис Доусон не такая! И вообще все совсем не так. Он обожает готовить, это его хобби. Вечно выискивает разные экзотические рецепты, пробует и страшно гордится, когда получается вкусно. И она тоже — ходит и всем хвастается, какой он у нее замечательный повар. Мне это ужасно нравится. Она его поддерживает, и это мудро. Другая мужа на кухню бы и не пустила.
— Конечно, тебе это нравится. Но беда в том, Рози, что ты на все смотришь с точки зрения женщины, — заявила Линди покровительственным тоном, который выводил Розамунду из себя. — То есть с точки зрения замужней женщины. А мне иногда кажется, что мы, одинокие женщины, понимаем, что на самом деле чувствует мужчина, лучше, чем вы, замужние. Нам в отличие от вас не застит глаза желание заставить его чувствовать то, что нам нужно. Понимаешь, обычно жена не просто хочет, чтобы ее муж испытывал чувства, которые она для него выбрала, нет, она хочет, чтобы эти чувства разделяли вообще все мужья. Ей так спокойней. Посмотри на себя — с каким жаром ты бросилась доказывать, что Доусон просто счастлив торчать на кухне и готовить обед; что исключительно из-за преданности он подскочил как ошпаренная кошка, когда вернулась жена. Кстати, ты заметила, как тихонечко она вернулась — ни шороха, ни скрипа. Будто застукать его хотела… Ой, Рози, прости! Вы, наверное, дружите? Мне не следовало так расходиться на ее счет. Поговорим о чем-нибудь другом. — Она мило улыбнулась. — Как мне быть с садом? Что посоветуешь? Хочется чего-нибудь этакого, что бы оживило его следующим летом. Может быть, тюльпаны, как думаешь?
