Проснулись мы около шести часов утра, позавтракали в номере гостиницы и были готовы к отъезду. В назначенное время, часов в восемь, расселись по машинам и вслед за сопровождающими выехали на инспекцию. На окраине Рованиеми переехали на восточный берег довольно широкой реки со скалистыми отвесными берегами. Как только мы выехали на прямую дорогу, пролегающую вдоль высокого обрывистого берега реки, наши сопровождающие, прибавив скорость, быстро ушли вперед и скрылись из виду. Мы ехали со скоростью 60–70 километров в час, как вдруг, в одно мгновенье, нашу машину бросило в правую сторону, опрокинуло на бок и юзом выбросило в глубокий кювет, где перевернуло вверх колесами.
Опомнились мы, когда почувствовали, что нас перестало вертеть с ног на голову. Водитель попытался открыть переднюю левую дверь, но ее заклинило. Нам удалось опустить стекло правой задней двери и выбраться наружу. Все это мы проделали при отсутствии наших сопровождающих, которые, видимо сознательно, уехали подальше, чтобы не видеть нашей гибели. Они подъехали к нашей машине только тогда, когда мы, успокоившись, проводили выявление причин, вызвавших опасный для нас вираж машины в кювет.
На лице представителя МИДа был заметен испуг и мертвенная бледность, что искусственно невозможно вызвать. Лицо же подполковника выражало злость и недружелюбие. Он пытался отвлечь нас от осмотра машины, предложив пересесть в их машину и вернуться в Рованиеми.
Ответил ему, что прежде чем вернуться в Рованиеми, хочу призвать сопровождающих к внимательному осмотру ходовой части автомашины, поскольку она удобно лежит для осмотра. Говоря это, я подвел сопровождающих и их шофера к передним колесам машины и наглядно показал дефект, послуживший причиной незавершенной для нас катастрофы. Это была выпавшая из правого шарнирного гнезда тяга рулевого управления, в результате чего нас мгновенно бросило в кювет. Если бы гайка шарнира левой тяги была отвернута чуть больше правой, то машину бросило бы в левую сторону и она вместе с нами догорала бы сейчас под обрывом на глубине 40–50 метров. Сказав это, я попросил финнов подойти к краю обрыва, находившемуся в 3–4 метрах от дороги. Представитель МИДа и его шофер, осторожно подойдя к краю пропасти, заглянули вниз и быстро отпрянули назад.
Чтобы завершить процедуру осмотра машины, я счел целесообразным заявить представителю МИДа Финляндии, что, как показывает осмотр автомашины, некий злоумышленник минувшей ночью ослабил гайки шаровых пальцев рулевых тяг до такой степени, что одна из них выпала на ходу из шарнирного гнезда. Это привело к выбросу машины в кювет.
— К нашему счастью, другая удержалась в шаровом гнезде на одном витке винтовой нарезки шарового пальца, и это нас спасло от смерти, — спокойно высказался я сопровождающим финнам. Они молчали. Первым молчание нарушил представитель МИДа. Он сказал, что, поскольку инспекция строительства железной дороги прерывается в связи с аварией автомашины, он может официально сообщить, что финская сторона не могла начать строительство дороги из-за отсутствия подрядчиков, которые согласились бы вести такое строительство. В ближайшее время представительство Финляндии в Москве сообщит об этом Наркоминделу Советского Союза.
«Странно, — подумал я, — почему об этом факте Министерство иностранных дел Финляндии не сообщило мне в Хельсинки, а говорит об этом только в 700 километрах от столицы, когда я в синяках вылез из-под покалеченной машины».
По всей видимости, кому-то очень не хотелось моего появления в местах, по которым намечено прохождение железной дороги. Поблагодарив представителя МИДа за официальное сообщение, попросил доставить меня в Рованиеми на их машине и оказать помощь по доставке моего автомобиля для ремонта и восстановления.
Недалеко от гостиницы оказалась крупная мастерская, которая согласилась доставить и отремонтировать нашу машину. Ремонт займет два-три дня. Это меня устраивало.
Для выполнения задуманного мною плана был необходим мой работник Л. Е., отлично владеющий финским языком. Пришлось позвонить в Хельсинки и договориться с ним, чтобы с шофером Ш. У. на моей машине «форд» он приехал в Рованиеми к началу следующего дня. Л. Е. прибыл точно в срок.
Переночевав и расплатившись с гостиницей, мы, оставив прибывшего шофера за присмотром ремонта дипломатической машины, на «форде» выехали в поселок Линахамари, расположенный на берегу Баренцева моря, где недавно было открыто консульство СССР. Это был отвлекающий маневр.
Пробыли мы там всего два дня и вернулись в Рованиеми. Наш бьюик еще не был исправлен.
Рано утром следующего дня мы с Л. Е. на «форде» отправились в настоящую инспекцию трассы Рованиеми — Сало.
Первые 40–50 километров по направлению на г. Кемиярви мы проехали вдоль узкоколейной железной дороги и не обнаружили никакого строительства трассы.
Однако мы увидели широкого размаха восстановительные работы именно узкоколейной дороги, на которой во многих местах были построены новые мосты. Было укреплено полотно дороги, в некоторых местах заменены рельсы, уложены новые шпалы. Из Кемиярви мы проехали еще 80 км в восточном направлении и везде отмечали такую же ситуацию.
В этой связи у нас возник вопрос — почему же восстанавливается старая заброшенная узкоколейная дорога? Возвратившись в Кемиярви, мы высадили из машины Л. Е. и предложили ему обойти все газетные ларьки городка для выяснения у продавцов газет вопроса, как ему найти фирму, которая проводит ремонтные работы на узкоколейке.
Уже через час улыбающийся Л. Е. доложил:
— В Кемиярви нет учреждения, которое занималось бы восстановлением старой узкоколейной дороги. Такие работы проводятся с осени прошлого года военными. Их штаб находится в Рованиеми. В Кемиярви за последние месяцы были немецкие и финские генералы небольшими группами и только проездом на Восток.
Информация, полученная Л. Е., фактически подтвердила данные наших источников о том, что Финляндия уже с декабря 1940 года приступила к подготовке реванша за «зимнюю войну» вместе с Германией.
День ушел на подготовку телеграммы Молотову о четырехдневном пребывании на севере Финляндии.
Однако никакой реакции со стороны Москвы не последовало. Нам ничего не оставалось, как продолжать сбор фактов военного сближения финнов с немцами.
И снова конфиденциальная встреча с Адвокатом.
Встретил он меня словами приветствия и желанием рассказать о некоторых проблемах Финляндии.
Экономика, по его словам, находится в критическом состоянии. Продовольственные запасы на исходе. Финансы страны истощены. Экономические отношения с Россией плохие, и они ухудшаются. Правительство, по его словам, сознательно разрушает только что налаженные торговые отношения. Наиболее ярким примером этому является расторжение соглашения о поставках крепежного леса для шахт Донбасса, несмотря на то, что советская сторона полностью оплатила весь объем поставок древесины, которая еще лежит на складах Финляндии. Правительство Рюти обрабатывает руководителей парламентских комиссий, чтобы парламент принял закон «О чрезвычайных полномочиях». По мнению Адвоката, такой закон нужен правительству для установления в стране диктаторского профашистского режима, для заключения военного союза с Германией. В профашистских организациях проводится формирование батальонов для посылки в Германию в войска СС на выучку.
Дня три спустя после этого ко мне зашел Зотов и сообщил, что Молотов срочно вызывает его в Москву. На мой вопрос — что случилось? — он дал мне почитать письмо, посланное Молотову. В этом письме Зотов просит Молотова поддержать предложение командующего военно-морской базы на полуострове Ханко Кабанова о расширении границ базы за счет присоединения двух небольших островов недалеко от берега, что послужило бы более безопасной стоянке военных кораблей, а также увеличило маневренность истребителей и бомбардировщиков без нарушения морской и сухопутной границ Финляндии. В конце записки Зотов предлагал поручить провести переговоры с финнами в Хельсинки лично ему, не создавая для этого переговорных комиссий. На его вопрос — как я отношусь к содержанию записки, ответил ему, что он поставил перед Москвой важные для моряков вопросы, но это надо было решать через Наркомат обороны. Для дипломатии этот вопрос еще не созрел.
