– Давай вернемся в карету, пока ты не простудилась.

– Я тепло одета. Я знаю, чего ожидать от здешней погоды.

– Мы можем обсудить это дома. В тепле, возле огня. Хотелось бы попасть домой, пока не прорвало небеса. Мы промокнем до нитки.

– Нет! – взорвалась Джессика и топнула ногой, – Мы ничего не будем обсуждать. Я буду говорить, а ты будешь слушать! Гроша ломаного не дам за твое воспаление легких и кашель в придачу. Если маленький мальчик может вынести эту пустошь, один, в отрепьях, на голодный желудок, имея только то, что сможет украсть, то и ты отлично вынесешь!

В памяти опять всплыло лицо.

В нем поднималось отвращение, густое, кислое. Дейн заставил себя глубоко дышать.

Да, он прекрасно может вынести и это. Несколько недель назад он ей сказал, чтобы она перестала обращаться с ним как с ребенком. Потом он захотел, чтобы она перестала вести себя как дружелюбный автомат. Его желания исполнились, и теперь он знал, что все сможет вынести, только бы она оставалась с ним.

– Слушаю, – сказал он к прислонился к скале. Джессика встревожено посмотрела на него.

– Я не собиралась мучить тебя, Дейн. Если бы я знала, в чем корень твоей проблемы, то постаралась бы помочь. Но на это потребуется много времени, а времени нет. Твой сын сейчас больше нуждается в помощи, чем ты.

Он заставил себя сосредоточиться на ее словах и оттолкнул тошнотворный образ на задворки мозга.

– Понимаю. Пустошь. Один. Неприемлемо. Абсолютно.

– Значит, ты должен понимать, что когда я об этом услышала, то была обязана действовать. Поскольку ты ясно сказал, что ничего не хочешь о нем слышать, я была вынуждена действовать за твоей спиной.

– Понимаю, у тебя не было выбора.

– Я не стала бы и сейчас тебя расстраивать, если бы не обязанность сделать то, за что ты, может быть, никогда меня не простишь.

Он проглотил тошноту и гордость.

– Джесс, есть только одна непростительная вещь, ты ее сделаешь, если меня оставишь, – сказал Дейн. – Se me lasci mi uccido. Если ты меня оставишь, я покончу с собой.

– Не говори чушь! Я тебя никогда не оставлю. Правда, Дейн, я не понимаю, откуда у тебя берутся такие вздорные идеи.

И как будто все объяснила и все утрясла, она вернулась к основному предмету и рассказала Дейну о том, что случилось. Как она выследила зверя в его логове – ни много ни мало в собственном парке Дейна, где маленький злодей проник в летний домик и жил там последнюю неделю.

От потрясения у Дейна исчезла тошнота и вместе с ней невыносимая тяжесть. Дьявольское отродье терроризировало его деревню, рыскало по его парку, а до Дейна не долетело ни шепотка.

Он лишился дара речи и только смотрел на жену, а она кратко описала поимку мальчика и перешла к стычке с его матерью.

Тем временем небо угрожающе потемнело. Редкие капли перешли в моросящий дождь. Перья и ленты, украшавшие ее шляпу, съежились, поникли и налипли на широкие поля. Но на шляпку Джессика обращала не больше внимания, чем на пронизывающий ветер, упорный дождь и черные тучи, клубившиеся над головой.

Она дошла до критической точки своего рассказа, и только это ее интересовало. Между тонкими бровями залегла складка, она опустила глаза на сжатые руки.

– В обмен на мальчика Черити хочет икону. Если я попытаюсь его забрать, она заорет «караул» – потому что этим привлечет тебя, а она знает, что тогда ты его вышлешь отсюда вместе с ней. Но я не могу этого допустить, и я привела тебя сюда, чтобы сказать. Если ты настаиваешь, я найду способ держать его в доме так, чтобы ты его не видел. Но я не дам ему отправиться в Лондон с безответственной матерью, где он попадет в руки воров, извращенцев и убийц.

– Икону? – спросил Дейн, не обратив внимания на остальное. – Эта мерзавка хочет мою Богородицу… за маленького отвратительного…

– Доминик не отвратительный, – резко возразила Джессика. – Правда, он ведет себя ужасно, но, во-первых, он не получил дома понятия о дисциплине, и, во-вторых, его на это провоцируют. Он жил в благословенном неведении, что он незаконнорожденный и что вообще это означает, так же как не знал, чем торгует его мать, пока не пошел в школу, а там деревенские ребята просветили его самым жестоким образом. Он испуган, смущен и болезненно осознает, что он не такой, как остальные дети, и что никто его не любит. – Она помолчала. – Кроме меня. Если бы я сделала вид, что он мне не нужен, его мать не потребовала бы так много. Но я не могла притворяться и этим усугублять несчастья ребенка.

– Чума побери сукина сына! – закричал Дейн, оттолкнувшись от скалы. – Эта стерва не получит мою икону!

– Тогда ты должен сам забрать у нее ребенка, – сказала Джессика. – Я не знаю, где она скрывается, но сильно сомневаюсь, что в течение суток ее можно будет найти. Значит, кто-то должен прийти завтра рано утром на остановку в Постбридже. Если не я с иконой, то это должен быть ты.

Он открыл рот для возмущенного рыка, но закрыл и досчитал до десяти.

– Ты предлагаешь, – ровно сказал он, – чтобы я на рассвете поплелся в Постбридж, подождал там Черити Грейвз и потом на глазах у толпы болотных обитателей торговался с ней?

– Нет, конечно, – сказала Джессика. – Никакой торговли не потребуется. Он твой сын. Ты просто его возьмешь, и она ничего не сможет сделать. Она не сможет заявить, что ее обманули – как легко могла бы сделать, если бы его попытался забрать кто-то другой, кроме тебя.

– Просто забрать его – вот так? На глазах у всех?

Джессика пристально посмотрела на него из-под повисших полей шляпы:

– Что тебя шокирует? Я предлагаю, чтобы ты повел себя в своем обычном стиле. Пришел, взял и велел Черити убираться ко всем чертям. И плевать, что остальные об этом подумают.

Он цеплялся за остатки самообладания.

– Джессика, я не идиот. Я вижу, к чему ты клонишь. Ты… манипулируешь мной. Предполагаешь, что для меня неотразимо привлекательна идея уничтожить Черити морально. Также, вполне логично, что я не намерен отдавать икону. А я не намерен!

– Я в этом уверена, – сказала она. – Вот почему я не могла просто украсть ее. Неужели эта женщина думала, что я так сделаю? Правда, она совершенно аморальна и для нее слово «предать» ничего не значит.

– Ты хочешь сказать, что заберешь икону, если я не сделаю, как ты просишь?

– Я должна, но не могу это сделать, не сказав тебе.

Костяшками пальцев он приподнял ей подбородок, наклонился и твердо посмотрел в глаза.

– Тебе не приходило в голову, миссис Логика, что я не дам тебе это сделать?

– Мне приходило в голову, что ты попробуешь меня остановить.

Дейн со вздохом отпустил ее подбородок и отвернулся к скале.

– Как я понимаю, на это у меня столько же шансов, как на то, чтобы заставить эту скалу пробежаться до Дорсета.

Вдалеке послышался гром, как будто небо согласилось, то ситуация безвыходная.

Дейн почувствовал себя таким же растерянным, злым и беспомощным, как в Париже, когда другая гроза накатила на него.

Стоило ему только подумать об отвратительном создании, которое он сотворил вместе с Черити, как ему физически становилось плохо. Как, во имя Люцифера, он должен будет подойти к нему, посмотреть на него, дотронуться до него и как он будет его держать в своем доме?

Гроза пришла в Аттон следом за ними. Она громыхала о крыше, билась в окна, вспыхивала дьявольским огнем, озаряя дом белым светом. Те, кто слышал, как свирепствует его светлость, легко могли поверить, что он – сам Вельзевул и это его ярость всколыхнула стихию.

Дейн не умеет справляться с эмоциями, размышляла Джессика. У него всего три способа разрешения проблем: сломать, пугать или купить. Когда эти методы не работают, он терялся. Так что он пребывал в крайнем раздражении.

Он разъярился на слуг за то, что они недостаточно быстро сняли с его жены промокшую одежду, что закапали мраморный пол холла – как будто с промокшей одежды могло не капать, а грязная обувь может не оставлять следов.

Он раскипятился, потому что их ванны не были наполнены и не дымились паром в то же мгновение, как они вошли в свои апартаменты, – как будто кто-то мог знать точный момент возвращения лорда и леди. Он взвыл, потому что погибли его сапоги – как будто у него не было еще, по меньшей мере, двух дюжин пар.