– Любопытствовал? – Паленов готовился к выборам и искал эффективные технологии по запудриванию мозгов избирателей.
– Нашёл? – Степан Иванович не в курсе. Человек он немолодой, новым веяниям чуждый, а потому Паленов лично к нему не обращался. Кандидата в губернаторы консультировал Василий Семёнович Певцов. Кстати, Алексея Астахова Горбунов тоже очень хорошо знает. Тот бывал у них неоднократно и даже числился нештатным сотрудником, без зарплаты, но с корочками.
Чеботарёв высадил Корытина и велел Сашку рулить к дому. На сон времени уже не оставалось, но чайку со вкусом попить стоило. День предстоял суматошный, гонять чай в служебном кабинете Виктор не привык. Дома же, в утренние часы, с чашкой чая в руке, ему хорошо думалось.
Как ни крути, а главным подозреваемым в совершённом преступлении остаётся Резанов. И ладно бы он оставался таковым только в глазах следователя. Но у Чеботарёва были основания полагать, что и подельники Рекунова, и подельники Тяжлова могут углядеть в божественном быке серьёзную опасность и устранить его просто из предосторожности. Корытин, уже успевший, похоже, проникнуться к Резанову симпатией, видит в нём только пишущего интеллигента, с брезгливым скепсисом взирающего на суету вороватых людишек. Андрею и в голову не приходит, что есть и совсем другой Резанов, который прячется до поры за весёлым цинизмом статей и являет себя миру лишь время от времени в ситуациях критических или близких к тому. Чеботарёв очень хорошо помнит последний бой Резанова на ринге, когда этот божественный бык расчётливо и хладнокровно забивал насмерть своего противника. Хотя слова «расчётливо» «хладнокровно» здесь не совсем подходят, поскольку основой Резановских действий была дикая ярость. Он ненавидел своего противника, и тот, надо признать, эту ненависть заслужил. Пройдёт всего лишь полтора года и тогдашний оппонент Резанова на ринге будет убит сотрудниками милиции при задержании, а шлейф кровавых преступлений, который он оставил за собой, прокуратура разматывает до сих пор.
Резанов знал тогда, с кем имеет дело, во всяком случае, догадывался, но в глазах Чеботарёва это его не оправдывало. Конечно, можно предположить, что Резанов действовал тогда в состоянии аффекта, но в том-то и дело, что ярость божественного быка не была слепой. Даже рефери на ринге ничего странного в поведении противников не заметил и очень удивился, когда Седельников, тренер Резанова, выбросил белое полотенце. Зрители же и вовсе бесновались добрые полчаса, требуя продолжения боя. Слишком уж очевидным было для них преимущество Резанова, а его противнику до нокаута оставалось всего ничего. Седельникова потом обвинили во всех смертных грехах. Заподозрили во взяточничестве. Разбирательства тянулись не один месяц, и единственным человеком, который безоговорочно поддержал тренера во всех инстанциях, был Чеботарёв. Другое дело, что ни Чеботарёв, ни Седельников так и не смогли сколь-нибудь вразумительно разъяснить свою позицию. А единственным их аргументом в пользу столь странного решения являлось то, что противник Резанова после боя был отправлен в больницу. Седельникову пришлось уйти из спорта с клеймом нечистоплотного человека, и Виктор ему искренне сочувствовал. Резанов же всё это время молчал, упиваясь ролью жертвы заговора. Однако на ринг он после того случая больше не выходил. И это косвенным образом подтверждало правоту Седельникова, на что Виктор как-то раз прямо указал Резанову в минуту предельной откровенности. В ответ Сергей только плечами пожал. Больше они к этой теме не возвращались.
Конечно, нельзя исключать и того, что Седельников с Чеботарёвым просто ошиблись в оценке состояния Резанова, а дело всё бело в спортивном азарте, захватившего целиком вышедшего на ринг спортсмена. Хотя, по наблюдениям Виктора, Сергей не был азартным человеком, да и спортсменом был весьма своеобразным: мог выиграть практически у любого и столь же блестяще мог практически любому проиграть. Причём выигрывал чаще всего нокаутом, а проигрывал по очкам. Чеботарёв, следивший за Резановым чуть ли не с мальчишеских турниров, когда сам ходил в мастерах, всегда поражался той лёгкости, с которой тот переживал свои поражения, и тому странно-тяжёлому взгляду, который он замечал у него после побед. С таким же взглядом Резанов вернулся из армии, и это был пик в Резановской спортивной карьере, когда все прочили его в чемпионы, и которая драматически оборвалась по вине тренера Седельникова, как многие думают до сих пор.
Сейчас Чеботарёв мучился сомнениями по поводу собственных ощущений почти десятилетней давности. Наверное, поэтому он не рискнул поделиться ими с Корытиным. Конечно, Виктор мог бы оправдаться перед собой тем, что, отправляя за решётку Резанова, он тем самым спасает его от возможной мести Рекуновских подельников, и, в общем, это было бы правдой. Тучи над Резановым с этой стороны действительно сгущались. Однако спасая его таким образом от бандитской пули, Чеботарёв, сам того не желая, мог обречь возможно невинного человека на пожизненное заключение. Ибо кое-кому в прокуратуре Резанов мог показаться идеальным кандидатом в виновники всех нашумевших убийств. Чеботарева, как старого друга подследственного отстранят от дела, а расторопные коллеги, под диктовку номенклатурных товарищей, ныне, впрочем, господ, оформят путёвку в места не столь отдалённые не только Резанову, но и Ксении. Что, безусловно, устроит если не всех, то очень многих в областных верхах.
Чиж довольно долго изучал Резановский опус, хмыкал про себя и головой качал. Резанов спокойно сидел на стуле и партийца не торопил. В конце концов, одно дело статьи по теории классовой борьбы печатать и совсем иное – компромат, задевающий лиц весьма влиятельных и наделённых властью. Конечно, Резанов и раньше пописывал в оппозиционной прессе, но то были статьи совсем иного сорта, конкретно никого не цепляющие, а потому по сути безвредные. В основном – общие рассуждения на тему падения нравов. Причём эти рассуждения оппозиционного Неразова лояльный к переменам Резанов тут же опровергал, вступая с ним в ожесточённую полемику. Чиж на эти метания от Резанова к Неразова смотрел с интересом и не то, чтобы одобрял, но, во всяком случае, сочувствовал.
– Селезень тебе этого не простит, – предостерёг Чиж. – Выкинет из газеты в два счёта. У нас же выборы на носу.
– Выкинет, если на нынешних выборах победу одержит действующий губернатор, усмехнулся Резанов. – А если произойдёт смена караула, то изгой Резанов превратиться в героя Резанова, которым будут козырять перед новой властью. – Демократия, – вроде даже сочувственно вздохнул по поводу редакторских мучений Чиж. – Не знаешь, кому угождать. То ли дело раньше: есть генеральная линия, и дуй в этом направлении, через черту не переступая. Я одного не понимаю, с какой стати люди подобные Селезнёву, коих у нас пруд пруди, вдруг ударились в либерализм, он ведь им нужен как зайцу стоп сигнал. – Начальство ввело солидных людей в заблуждение. Из Кремля поступило такое указание – быть либеральными. Многие не устояли.
– Я для себя понять хочу, – не принял Резановского шутливого тона Чиж. – Как можно свои собственные мозги так вывернуть. Я Селезнёва почти тридцать лет знаю, ещё с комсомола. Ведь искренним же был партийцем. Ты его статьи почитай пятнадцатилетней давности.
– Ради карьеры врали, – осторожно защитил подельников Резанов. – Не стали бы врать, так сидели бы на кухне, а то и в более скорбных местах. – Нет, Серёжа, здесь не то, – покачал головой Чиж. – Это вам, молодым, они могут вешать лапшу на уши по поводу зверств Брежневского режима. Никто их в партию силком не гнал. Но выгода, конечно, от партбилета была. Кто громче всех лозунги кричал, тому и пайка больше доставалась. Но ведь и сейчас то же самое и даже много более того. Чем ближе к власти, тем пайка больше. И выходит, что эти люди ничегошеньки в себе не меняли, суть их осталась та же самая. – Вот тебе раз, – удивился Резанов. – Ты вокруг-то посмотри.
– Я и смотрю. У нас как выборы, так вибрация – кто придет, и что он натворит? Один человек там, наверху, выдвинет любую, самую идиотскую идею, и селезнёвы, имя которым легион, её подхватят. Потому что такова их холуйская суть, а мировоззрение они готовы перестроить в соответствии с текущим моментом. Сказали, даёшь приватизацию, они её дали. Скажут – сажай приватизаторов, они посадят. Они сами себя будут сажать. Вот такой у нас, Серёжа, выходит либерализм. – Страшновато, – поежился Резанов.
