Глава 1

Михаил

— Говори! – приказываю, развалившись на кресле в собственном кабинете, закинув ноги на стол.

— Вот, – Лёня передаёт мне в руки папку. – Мы нашли человека, который может стать нашим шпионом в доме Прохора.

Неторопливо раскрываю папку, смотря сквозь неё. Я уже перестал верить в эту задумку со своим человеком рядом с Прохором. Ничего не выйдет. Он чересчур наблюдателен и внимателен. Этих, якобы, шпионов уже было трое, и все оказались… не теми. Да и быстро в расход ушли. Прохор подставу чует за километр.

— На этот раз всё точно? – интересуюсь, посмотрев на него исподлобья.

— На этот раз мы все проверили, – уверяет меня Леонид, скрывая за спиной трясущиеся руки.

Не будь Ленчик отличным партизаном и разведчиком, давно бы пустил в расход. Слабый, тощий, жалкий, но с*ка полезный. Пока…

— Если что-то будет не так, — смотрю на него взглядом, которым обычно испепеляю врагов. – Тебе не жить и двух минут.

— Всё будет отлично! Это девчонка! Немного запугаем и готово, – улыбается. – Прохор не увидит подставу, если рядом буфера третьего размера и больше.

И здесь он прав.

Прохор тот ещё любитель женщин. Ни одной юбки не пропустит. А что если эта его любовница?

— Она его баба? – спрашиваю в лоб.

— Нет, – уверенно отвечает он. – Кроме как в доме Прохора, они больше нигде не видятся.

— А что если они у него траха***я? – интересуюсь, выгнув бровь.

— Не в его стиле, – усмехается Ленчик. – Он обычно бабу поимеет, потом нафиг её из своей жизни. А с этой вон, возится долго. Привёз её из Подольска, где она училась.

— Может, не дала? – улыбаюсь я, представляя лицо этой суки, когда ему отказывают.

— Не дала, так взял бы силой, – отвечает Лёня. – И точно на помойку. Либо зацепила чем-то, но маловероятно.

Ленчик у нас Прохора за семь лет, что тот обитает в России, изучил лучше, чем себя.

— И то верно! – подтверждаю его слова.

Бросив на него последний взгляд, возвращаюсь к папке.

Всё ещё не верю, что этот, якобы, шпион тот, кто нам поможет.

Первое, что лежит в папке – стопка фотографии молодой темноволосой девушки в разное время суток на приличном расстоянии от неё. Вот она выходит из дома Прохора. Вот садится в такси. Вот выходит из такси. Вот идёт в магазин. Выходит из него. Вот подбирает котёнка и несёт его к такси. Вот опять садится в машину. Вот заходит в какую-то старую многоэтажку.

А затем фото, которое, наверное, в её личном деле.

Карие выразительные глаза, пухлые губы, небольшой, я бы сказал, тонкий нос. Чётко выраженные скулы. Аккуратный подбородок. Дерзкий и строгий взгляд, слегка похожий на мой, но у неё он женственнее, и не такой устрашающий. Леонида бы она этим взглядом точно уделала.

Красивая… Очень даже… И чем-то напоминает мне кого-то. Но кого?

Откладываю фотографию и приступаю к тексту.

«Майская Софья Ивановна.

Дата рождения: 15.07.1997

Воспитанница Подольского городского муниципального детского дома. Найдена на пороге детского дома 06.05.1998 года.»

Этот пункт заставляет меня ещё раз перечитать то, что я сейчас прочитал.

«Найдена на пороге детского дома 06.05.1998 года.»

Несколько минут бессмысленно смотрю на бумаги в своих руках.

На следующий день после пропажи Лизы. Моей дочери.

Такое не может быть!

Читаю дальше.

«Окончила школу при детском доме с золотой медалью. Поступила в Рязанский государственный медицинский университет имени академика Павлова в 2015 году на бюджет. В сентябре 2019 перевелась в Московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова на коммерческое отделение».

Руки сжимаются в кулаки.

«Около двух месяцев работает на Сарчевски Прохора, известного как Прохор.

Судимостей нет.

Приводов в полицию нет».

А дальше её поминутное передвижение за неделю.

— Это всё? – спрашиваю Лёню.

— Нет! Квартиру, в которой она живёт, снимает Прохор, – начинает он. – На её банковском счёту есть небольшая сумма, что позволяет ей жить безбедно и оплачивать своё обучение в универе. Пару раз в месяц туда поступают деньги от некоего Дмитрия Григоровича Сазонова. Мы проверили. Этот Сазонов мёртв уже три года. Ежемесячного со счёта девчонки поступаю отчисления в её родной детский дом.

— Ещё! – требую.

— Мы мало успели на неё нарыть! Она детдомовская! За бабалом поможет! – отходит на пару шагов.

— Свободен! – почти выкрикиваю я и, встав с папкой в руках, иду к столу.

Ничего не сказав, Лёня выходит из моего кабинета, тихо прикрывая за собой дверь.

Сев в офисное кресло, достаю фотографию девушки. Ту самую, что из личного дела.

Софья…

Соня…

Ещё одна птичка, которая захотела хорошей жизни и не поняла, куда влезла…

Принципиально не втягиваю женщин в свои разборки. Как представлю на их месте свою маму, племянницу или дочь, так сразу пристрелить всех хочу.

И единственная, кто осталась у меня сейчас… моя племянница. Мама умерла двадцать пять лет назад от гриппа. А дочь… её забрали у меня, потому что она для меня всё! Была! Есть! И будет!

Бросаю взгляд на фотографии в рамках на моём рабочем столе: брат с детьми, моя дочь Лиза, мама. Мама!

Хватаю фотографию своей матери и прикладываю к фото девушки. Они похожи. Только моя мама блондинка, а эта брюнетка. Но они невероятно похожи. Губы. Глаза. Взгляд.

Отбрасываю фотографии и кидаюсь рыться в папке.

Там должно быть что-то ещё!

И правда… Потому что вижу бумагу, которую не заметил чуть раньше…

Выписка из медицинской карты.

Группа крови… Как у Лизы!

Дата рождения приблизительно совпадает с её!

«Найдена на пороге детского дома на следующий день после пропажи моей дочери». — звучит у меня в голове.

В родном городе Прохора.

Софья… Моя Лиза!

Я нашёл её. Спустя двадцать три года…

Глава 2

Михаил

Моя жизнь всегда была сложной. Начиная с детства, когда отец бросила нас с братом на мать, и заканчивая тем днём, когда я узнал, что моя дочь всё же жива.

Отец ушёл, когда мне было три, а моему брату девять. Мама одна нас тянула на зарплату повара, но, благо, хозяйка столовой была женщиной мировой и разрешала маме брать некоторые продукты. То пару помидор, то вырезки мясные, то кости, из которых мама потом варила борщ. Фрукты. Конфеты. Иногда приносила даже заграничные консервы.

Мать баловала нас нечасто, поэтому приходилось растягивать продукты на несколько дней, а иногда и на неделю. Порой в доме мог быть только хлеб и банка сгущёнки.

В такие моменты я обещал себе, что обязательно стану богатым, и моя семья будет есть всё, что пожелает! Даже морепродукты, о которых мама нам рассказывала.

Жили мы не беднее других. У некоторых даже этого не было. Но богатыми нас тоже не назовёшь. Берегли всё, что было. Каждую копейку несли в дом и отдавали маме, а она покупала необходимое. Мы были сплочённой семьёй, пока мама не заболела пневмонией. Работать она не могла, поэтому мы с братом забросили учёбу и пытались как-то сами подзаработать деньжат. Брат пошёл грузчиком, а я связался с не очень хорошей компанией. Деньги я таким образом получал хорошие. Маме на лекарства хватало, плюс ещё и на продукты, но эти деньги были чёрными. Грязными. Кровавыми. Ворованными.

Понимая это, я быстро ушёл из той компании, но вскоре мне пришлось вернуться.

Мама поправилась, но не долечилась, в результате чего у неё развились лёгочные абсцессы. Всех рекомендаций врача она не могла соблюдать и продолжала работать. Но болезнь на то и болезнь, что если не лечиться, будет ещё хуже.

В конечном счёте мама слегла. Брат в то время уже окончил военное училище и пошёл в вояки, но, узнав, что мама заболела, приехал и отвёз её в больницу. Чего врачи только не перепробовали. И введение антибиотиков непосредственно в полость абсцесса лёгкого, и различные промывания. И тогда врачи приняли решение: нужно прибегать к трансторакальной пункции, которая была возможна из-за большого размера абсцесса. Но, увы…не сработало. Тогда нам предложили сделать резекцию лёгкого, которая стоила для нас бешеных денег.