Ян вздрогнул. Он попытался отступить от окна, но ноги не послушались.

Такое обычно бывало перед припадком.

— Ты ему про собаку скажи, Хэнк! — выкрикнул какой-то тип с болезненно-желтоватым лицом. — Скажи ему про беднягу Мрака!

«Мрак? — удивился про себя Ян. — Но ведь Мрака убил тот норх!»

— Сегодня утром, — сказал живодер, — ко мне в калитку стал кто-то царапаться. Я открыл и увидел только половину моего бедного песика…

«О Боже!» — только и смог подумать Ян.

— …одержимую каким-то злым духом! И дух мне говорит, что всю эту жуть на наш город накликал Ян Фартинг — вот кто! Отдай его нам, сапожник! Пускай он наведет порядок в городе, или мы сожжем его! Я всегда чуял, чем от твоего дурачка воняет. Соме Фартинг! Черная магия, вот! А теперь нам, порядочным людям, приходится расплачиваться за то, что ты приютил в своем доме это чудовище!

— Чушь и бред! — откликнулась на это Матильда Фартинг. — Они всегда недолюбливали бедного Яна. Сомс! — вполголоса добавила она, чтобы снаружи никто не услышал. — Задержи их разговором. Поспорь с ними. Главное, чтобы двери не полезли ломать. — Она схватила Яна за руку и потащила его из спальни. — Пойдем, мой мальчик. Тебе нельзя дома оставаться.

— Погоди-ка минутку, Хэнк, — сказал мистер Фартинг, сменив удивление на гнев и решимость. — В свое время ты был мастак придумывать сказки, но теперь превзошел даже самого себя!

Миссис Фартинг тем временем прикрыла за собой дверь и торопливо повела Яна по узкому коридору к лестнице, выходящей на крышу.

— Давай, Ян, вылезай на крышу и бегом к конюшням. Семь бед — один ответ.

Укради чью захочешь лошадь и беги из Грогшира куда глаза глядят.

Ян кивнул. Он лазил по этой лестнице на крышу много раз, но в основном забавы ради. Где находятся конюшни, он знал. Но ведь он никогда еще не ездил верхом на лошади, тем более на краденой. При мысли о том, что ему предстоит, он онемел от ужаса.

— Пошевеливайся, Ян. Еще не хватало, чтобы мой сын попал в лапы таким болванам!

— Я люблю тебя, мамочка, — замирающим голосом пробормотал Ян, когда руки его уже нащупывали перекладины лестницы.

— Заткнись и убирайся, иначе я заставлю тебя прихватить с собой холодной овсянки на дорогу! — со слезами в голосе прошептала Матильда. — Дуй, Ян!

Ян поднялся по лестнице и распахнул крышку люка, ведущего на крышу. Порыв холодного ветра помог ему окончательно проснуться, и тут Ян в очередной раз замер от изумления.

Все вокруг было совсем не таким, как раньше!

Темное небо, расчерченное непрестанными вспышками молний, казалось, висело вверх тормашками; между грозовыми облаками виднелись звезды вперемешку с горами и прочими обрывками ландшафта. Прямо над головой у Яна красовалась изнанка какого-то иного уровня земли, покрытая лесом, с такого расстояния похожим на ковер мха. Смотреть на это слишком долго было небезопасно для рассудка, поэтому Ян опустил глаза.

Но Грогшир был не многим лучше. В этом полумраке, с клочьями туч и едва различимыми переменами в структуре самого воздуха, он напоминал какую-то злобную пародию на привычный средневековый город. Так могло бы выглядеть какое-нибудь невеселое местечко в пригороде ада. Гигантский замок в центре города, и прежде-то не казавшийся особо симпатичным, теперь походил на изваяние из черного льда, греха и порока.

Все изменилось, запахи стали другими, вкус воздуха — тоже.

Новый порыв ветра всколыхнул одежду. «Темный Круг! — внезапно сообразил Ян. — Так пахло только в Темном Круге! Значит, катаклизм, перемешавший землю и небо, каким-то образом спустил магию с цепи, и теперь она хлынула на Грогшир, меняя все вокруг до неузнаваемости».

А те люди на улице думали, что во всем виноват Ян Фартинг. Неудивительно, что они хотят добраться до него!

— Ян! — донесся снизу приглушенный оклик матери. — Что там у тебя еще не слава Богу?

— Все! — прохныкал Ян.

Мать просунула в люк ручку метлы и подтолкнула его.

— Убирайся! Быстро, пока не поздно!

Она была права, но Ян медлил, не в силах рассудить, что лучше — смерть или этот безумный, в одночасье ставший чужим и пугающим мир. Но с другой стороны, еще вопрос, будет ли смерть похожа на сон, на уютное дремотное забытье. «Если со смертью мне повезет, как в жизни везло, — тогда совсем труба», — рассудил Ян. Так что смерти следовало бояться больше, чем всяких дурацких выкрутасов неба и земли.

Ян осторожно добрался до края крыши и перепрыгнул на соседнюю, схватившись за дымоход. Медленно, опасливо он продвигался по корявой смоленой дранке и зыбкой соломе кровель к месту, где находились общинные конюшни Грогшира.

Еще издали он услышал встревоженное ржание лошадей, почуявших в городе что-то необычное. «Может, фиг с ней, с лошадью, — подумал Ян, — лучше спрячусь где-нибудь в укромном местечке, и пускай Хиллари обо мне заботится».

Но он тут же вспомнил, что Хиллари теперь обижена на него. Возможно, она не захочет больше иметь дела с этим жалким полутрупом. Да и толпа скоро разрастется и начнет прочесывать грогширские трущобы. Нет, надо оказаться от них как можно подальше. Мама права. Побег — его единственный шанс на спасение, и вся его надежда — конюшни.

Проникнуть через крышу конюшен внутрь было невозможно, поэтому Ян спрыгнул на землю и заглянул в окно. К счастью, конюхов внутри не оказалось; в полумраке виднелись только силуэты лошадей.

Ян открыл окно, неуклюже перевалился через подоконник и плюхнулся на кучу сена. Поспешно поднявшись и отряхнув солому с одежды, он двинулся к ближайшему стойлу. Там стояла гнедая кобыла с роскошной рыжей гривой; прежде Ян уже встречал ее на улицах. Это животное чем-то привлекало его. Если уж красть, то красть то, что нравится.

Кобыла тоже, по-видимому, узнала Яна, припомнив лакомые кусочки, которыми тот иногда угощал ее. Ян всегда испытывал к животным большую приязнь, и теперь ему впору было благодарить себя за это полезное свойство.

Хотя Яну в жизни не приходилось собственноручно седлать и взнуздывать лошадей, он видел, как другие делают это, и помнил последовательность. Кобыла терпеливо ждала, пока Ян прилаживал ей на спину седло в тусклом свете, слабо сочившемся с улицы через окно.

Ян открыл дверь. С восточной стороны, где стоял его дом, донеслись приближающиеся голоса. Надо было поспешить.

Из— за невысокого роста Яну было трудно взобраться на лошадь. Он подтащил к кобыле лесенку. Но и оказавшись в седле, он чувствовал себя крайне неуверенно: ему казалось, что в любой момент он может свалиться. Все наездники, которых Ян прежде видел, на посторонний взгляд не испытывали никаких затруднений в верховой езде… но для Яна это было не так-то просто!

Он пригнулся и вцепился лошади в гриву, пытаясь направить ее на запад, прочь от голосов толпы и от границы Темного Круга.

— Давай, дружище, — дрожащим голосом прошептал он в ухо лошади. — Поторопись, только не сбрось меня ненароком.

Лошадь громко фыркнула, закатила глаза и поднялась на дыбы, едва не уронив Яна на землю. А в следующую секунду она уже мчалась галопом к востоку, навстречу толпе!

— Нет! — заорал Ян. — Не-е-е-ет!

Он изо всех сил натянул поводья, но безрезультатно: лошадь, по-видимому, твердо решила доставить Яна прямо в лапы его врагов. Перед внутренним взором бедняги пронеслись чудовищные видения своей печальной и скорой на расправу судьбы, и он застонал от гнева и досады.

Кобыла во весь опор неслась по темной улице, прямо туда, где горели факелы.

— Вот он! — крикнул кто-то.

— Вот этот мерзкий колдун!

— Хватай его!

— Смерть колдуну!

— На костер его!

Эти милые возгласы сопровождались жаром огня от факелов и зрелищем протянутых рук и злобно искаженных лиц. Волна чужой ненависти захлестнула Яна.

Это было чистой воды безумие. Яну казалось, что его вот-вот сорвут с седла и потащат на костер или растерзают прямо на месте. Лошадь рвалась вперед, сквозь толпу, расшвыривая в стороны разъяренных горожан. Ян тихо захныкал.