— Где твой муж, дрянь?

— Воюет в сулифатах! — бросила Гвель ему в лицо. — Вы сами его туда сослали!

Шани отшвырнул Гвель в сторону и несколько мгновений стоял молча, опустив руки. Девушка возилась на ковре, пытаясь подняться, а откуда-то издалека доносились крики, топот ног и слезные причитания: компаньонка, судя по всему, вела сюда подмогу, раззвонив на весь дворец, что декан инквизиции спятил и пришел убивать ее высочество, решив, видимо, загубить всю государеву фамилию на пути к короне.

— Он не в сулифатах, девочка, — устало сказал Шани. Гнев покинул его, стек с тела, словно мутная холодная вода, — и ты это знаешь не хуже меня. Я ищу Луша, и ты сейчас спокойно и обстоятельно расскажешь мне, где именно он скрывается, и кто составляет ему компанию.

Гвель жалобно всхлипнула, и ее окровавленное личико некрасиво исказилось. Теперь в ней не было ничего общего с принцессой — лохматая зареванная девчонка с распухшими губами и разбитым носом. Сзади хлопнула дверь, затем вторая, третья, и в опочивальню вбежала государыня Анни. Увидев Гвель, она ахнула и схватила Шани за руку.

— Заступник милосердный…, - прошептала государыня и воскликнула: — Ваша неусыпность, опомнитесь! Что вы делаете?! Гвель, девочка…

— Ищу вашего сына, сударыня, — холодно ответил Шани, — который несколько часов назад чуть не отправил на тот свет вашего мужа.

— Это невозможно, — упавшим голосом промолвила Анни и, заслонив собой принцессу, вцепилась в руки Шани мертвой хваткой, видимо, намереваясь костьми лечь, но не допустить новых побоев. — Мой сын сейчас на юге, воюет за Круг Заступника. Вы обознались.

— Ваш сын в столице, и я видел его сегодня, — процедил Шани. — Отойдите, ваше величество. Я не хочу причинять вам боль, но вы не оставляете мне выхода.

Анни только сильнее вцепилась в его руки.

— Не трогайте Гвель, — умоляюще проговорила она. — Девочка ничего вам не скажет. Она ничего не знает, клянусь вам. Я — скажу. Скажу.

Шани едва не рассмеялся — нервы, похоже, начали сдавать. Надо же, отлупил не ту государыню…

— Я вас внимательно слушаю, ваше величество, — сказал он.

По мнению любого благоразумного жителя аальхарнской столицы, отправляться темной метельной ночью на окраины города к причалу Лудильщиков было совершенным безрассудством — тем более, в одиночку. Отпустив кучера за два квартала до нужного места — тот несколько раз обводил лицо кругом и уверял, что на этой тихой улице водятся привидения, а сама она ведет в никуда, а точнее, прямо в пещеры Змеедушца — Шани пошел вдоль молчаливых неосвещенных домов, вглядываясь в номера, чтобы не пропустить примету — ветку бересклета с надломленным черенком, украшавшую номерную рамку.

Анни, тревожась за возможную судьбу сына, запретила тому покидать столицу и отправляться в поход, чему Луш с удовольствием повиновался. Он провел зиму в старинном особняке, принадлежавшем благородному семейству Анни — квартал, в котором располагался дом, был определен под снос, так что никто не мог предположить, что принц разместился здесь, причем со всеми удобствами. Силы безымянного зла, безраздельно властвовавшие на этой улице по ночам, не причиняли ему ни малейшего вреда.

«А то, что он продолжит покушаться на жизнь вашего мужа? Вы об этом подумали?» — спросил Шани. Государыня посмотрела ему в глаза и промолвила с непреклонной жесткостью, которая, наверно, бывает только у матерей:

«Мой мальчик не убийца».

Нужный дом стоял на самом глухом участке улицы — там, где она огибала пустырь и упиралась в давно заброшенный причал. Одно из зашторенных окон изнутри озарял свет; стараясь не шуметь, Шани толкнул входную дверь и вошел внутрь.

Здесь царила непроницаемая тьма с кислым запахом плесени и смерти. Едва ступая по рассохшемуся скрипучему паркету, покрытому клочковатыми хлопьями пыли, Шани осторожно приблизился к лестнице. Грязный портрет посмотрел на него со стены мутными глазами давным-давно неразличимого человека на полотне. Да, этот дом и в самом деле был обитаем: сверху доносились голоса, в одном из которых Шани с уверенностью опознал Луша.

— …забери его Змеедушец. Всегда приходит не вовремя, проклятый святоша.

— Не берите близко к сердцу, ваше высочество, — теперь Шани узнал и Симуша и криво ухмыльнулся. Вот уж действительно верный друг, рядом и в горе, и в радости. — Время пока терпит.

— Да прямо, терпит, — сверху послышались тяжелые шаги; видимо, принц бродил по комнате. — Что дальше делать? Это уже становится подозрительным.

— Ни в коем случае, мой принц, — откликнулся Симуш. — Мы действуем крайне осторожно. Да даже если и так, то что с того? Вы наследник престола, и кто лишит вас трона? В конце концов…, - он вдруг умолк.

— Что такое? — настороженно поинтересовался Луш.

— Духи, — сказал Симуш. — Пахнет духами вашей супруги.

Шани чертыхнулся. Тряся принцессу, он наверняка насквозь пропах ее парфюмерией. Кто бы мог подумать, что у Симуша такой острый нюх, что он учует слабую нотку южных цветов среди затхлости старого особняка… Решив, что скрываться незачем, он быстро поднялся по лестнице и, деликатно постучав в дверь, вошел в комнату.

В отличие от остального дома, здесь было чисто, тепло и уютно. В камине потрескивали дрова, на столе стояли остатки весьма неплохого ужина, а обитатели комнаты расположились на диване и смотрели на Шани с одинаково изумленными лицами.

— Добрый вечер, господа, — произнес Шани, не давая им опомниться. — Ваше высочество, я счастлив вас видеть в добром здравии, хотя и удивлен, что вы в столице, а не в священном походе.

Луш не сводил с него тяжелого пристального взгляда. На его щеках вспыхнул неровный темный румянец — казалось, принц готов кинуться в драку, и достаточно малейшего знака, чтобы его сдерживаемая до поры ярость выплеснулась.

— Мне не хочется думать, что вы дезертировали из действующей армии, — продолжал Шани. Он снял шляпу и небрежно расположился на единственном в комнате стуле; Луш и Симуш по-прежнему хранили молчание, — но, к сожалению, факты говорят сами за себя. Есть и еще кое-какая неприятная информация…

— Ах ты паскуда! — градус ярости достиг максимальной точки кипения: Луш сжал кулаки и поднялся с дивана. Шани как-то отстраненно прикинул, что при разнице комплекций с принцем от удара он по комнате перышком полетит. — Говорил я тебе, что нечего тут в свои игры играть! Да я тебя…

— Сядьте, — холодно произнес Шани и указал на диван. Опешив от подобной наглости, принц послушно опустился рядом с Симушем. — Я уже упомянул факты, которые есть у меня в наличии; так вот — сегодня вечером вы, принц, покушались на жизнь его величества. Я пришел сюда, чтобы спасти жизнь моего государя и сохранить вашу честь как наследника престола.

— Что?! — рявкнул Луш и бросился на Шани, явно собираясь разбить тому голову о стену. Симуш едва успел его перехватить, и принц шлепнулся обратно на диван, тяжело дыша и изрыгая заковыристые проклятия.

— Подонок! — крикнул он, наконец. — Да как ты смеешь меня обвинять! Я тебя в порошок сотру за такие речи!

Он кипятился еще несколько минут, поминая Змеедушца, старые дупла в деревьях и сломанные весла во всех возможных комбинациях, но Шани, устав слушать, опустил руку в карман плаща и вынул маленькую бриллиантовую подвеску. Ее родными сестрами был богато украшен камзол Луша. Увидев подвеску, принц изменился в лице, умолк и схватился за рукав.

— Я нашел ее сегодня в парке, на верхней площадке лестницы, ведущей к оранжереям, — сказал Шани, крутя подвеску в пальцах. На самом-то деле он подобрал ее на лестнице особняка — скорее всего, Луш нечаянно оторвал ее, зацепившись за перила, но это уже не играло роли. — Уникальная вещь, ручная работа. Она оказалась там, когда вы толкнули отца вниз, полагая, что он сломает себе шею.

Некоторое время Луш сокрушенно молчал, угрюмо глядя в пол. Шани терпеливо ждал, любуясь белыми и голубыми огоньками в бриллианте. Торопить Луша он не собирался — пусть думает и решает. В конце концов, принц произнес: