К началу XX столетия он проникает в большие города и культивируется в среде отвергнутых обществом. Нищие, воры, грабители вели обособленный образ жизни и обладали своей системой коммуникативных связей. Поэтому не случайно французский писатель В. Гюго назвал жаргон преступного мира «языком пребывающих во мраке». В это же время «уголовный язык» чаще всего стали именовать «блатной музыкой». Для отвергнутых «блатная музыка» прежде всего была неким средством защиты от окружающего мира: с помощью жаргона можно было надежно скрыть свои замыслы, безопасно обменяться необходимой информацией.

Научные и литературные источники рассматриваемого периода не указывают на какие?либо ответвления в жаргоне, связанные с криминальными ориентациями его носителей. Первое упоминание о делении субкультурного языка относится к сороковым годам прошлого века. Ж. Росси в своей книге пишет: «После разгрома одесского центра уголовщины в начале 40?х гг. наблюдается обновление жаргона, который стал иногда даже непонятен тем, кто знает лишь старый»[18].

В настоящее время следует учитывать, что в различных по роду деятельности делинквентных группах имеются свои сугубо специфические слова и выражения. Так, у карманных воров насчитывается более 400 узко специальных терминов, присущих только им[19]. Их ремесло требует особой тренированности и выдержки. «Утонченность мастерства вора?карманника, – пишет В. Чалидзе, – чувствуется и по характеру жаргонных слов, относящихся до карманной покражи; никакому другому воровскому ремеслу не созвучен так термин – ласкать – один из синонимов слова воровать. Основной и наиболее надежный инструмент карманных краж – пальцы вора, которые на жаргоне именуются работнички; реже применяются щупальцы – специальный пинцет, а при грубой работе – жулик, очень острый маленький ножик для разрезания карманов снаружи (работа с росписью)»[20].

Лица с иной криминальной «профессией» применяют иные термины. Например, в среде наркоманов распространены следующие сленговые выражения: «ампуляк» – ампула морфия; «анаша» – наркотическое вещество, изготовленное из конопли; «антрацит» – наркотик, кокаин; «баян» – шприц; «бешеные» – наркотики; «галечка» – доза анаши; «глотать колеса» – принимать таблетки, содержащие наркотические вещества; «дурь» – наркотик (анаша, опий); «марфуша» – морфий; «кайф», «кейф» – состояние наркотического опьянения.

Примерно такую же картину можно наблюдать у мошенников?наперсточников, похитителей антиквариата и в других подобных образованиях.

Немалая часть своеобразного словаря посвящена понятиям, относящимся к действиям правоохранительных органов, стадиям уголовного процесса и его участникам. Прокуроры, милицейские чины, судебные работники, адвокаты, свидетели, потерпевшие – все имеет свои названия, например «кум» – оперуполномоченный уголовного розыска или исправительного учреждения, «болтун» – адвокат, «гусь» – свидетель, «терпила» – потерпевшее лицо.

Специалисты указывают, что на сегодняшний день уголовный жаргон включает более десяти тысяч слов и выражений, что значительно больше, чем в преступном мире царской России. Вместе с тем ряд условных обозначений с тех пор не претерпел изменений. Отдельные же жаргонные понятия канули во времени вместе с соответствующими им криминальными видами деятельности. Так, уже не встречаются выражения типа: «рыболов» – обрезающий чемоданы с задков экипажей, «кооператор» – ворующий из продовольственных лавок, «понтщик» – собирающий толпу скандалом и обкрадывающий любопытных и др.

К внешней атрибутике криминальной субкультуры следует отнести и институт татуировок.

Татуировка – нанесение на тело рисунков, текстов, аббревиатур путем введения под кожу красящих веществ.

Слово «татуировка», как полагают одни исследователи, происходит от полинезийского слова «тату», что означает «рисунок», или слова «тики» – имени бога полинезийцев, установившего, по преданию, татуировку. Другие исследователи утверждают, что слово «татуировка» производно от корня «тау», соответствующего явайскому «тату», т. е. «рана», «раненый».

Доктор Гелльштерн в работе «Татуировки у преступников» о происхождении термина «татуировка» пишет, что его привез мореплаватель Кук с острова Гаити, где местные жители наносили ее для отметки членов племени в знак наступления половой зрелости, особых заслуг перед племенем, из суеверия и т. д.

Первые сведения о татуировке среди европейцев, по сообщению профессора Рикке, относятся к началу XVIII в., когда на ярмарках стали появляться люди, которые за деньги демонстрировали свое татуированное тело. С тех пор татуировка очень быстро распространилась среди некоторых групп населения (моряков, военных, бродячих артистов). В рассматриваемый же период татуировками начали клеймить проституток, лиц, склонных к обману в торговых делах.

Однако постепенно основными носителями татуированных символов стали преступники. Они восприняли этот обычай еще в XIX в.

Одним из первых на широкое распространение татуировок среди лиц, совершивших преступления, обратил внимание Чезаре Ломброзо (1835–1909 гг.), итальянский врач?психиатр, который рассматривал татуировку как проявление атавизма и как признак нравственно дефектных, неполноценных людей. Ломброзо считал, что ее носителями являются определенные антропологические типы, в большинстве случаев прирожденные проститутки и прирожденные преступники.

В данном случае великий психиатр и криминолог, как доказывают многочисленные факты, явно ошибался.

Любопытны высказывания французского криминолога Тарда. Он пишет: «У матросов и даже у солдат, но особенно в среде преступников – заметим, что никогда у сумасшедших, – иногда делаются фигурные надрезы на коже. Не остатки ли это татуировки, сохраненные атавизмом, как считает Ломброзо, той татуировки, которая была распространена у наших невежественных предков? Мне кажется более вероятным то предположение, что этот обычай остался не от предков, а от моды»[21].

Хотя это рассуждение и не раскрывает всех глубинных причин данного явления, но оно ближе к истине, чем мнение Ломброзо.

На наш взгляд, татуировка для субкультурной личности является тайным языком общения с себе подобными как на свободе, так и в пенитенциарных учреждениях. Она закрепляет принадлежность лица к определенной асоциальной общности[22], информирует о его неформальном положении (статусе) и криминальных заслугах, кроме того, передает его мысли и социальные установки. Выработка символики преступного мира диктовалась различными обстоятельствами. Менялись искаженные ценностные ориентации, происходили и ревизии, переоценки рисунков.

Непременным атрибутом криминальной субкультуры выступают также клички (прозвища), в которых рельефно проявляются особенности неформальных взаимоотношений в среде отверженных.

Вряд ли какой?либо другой области криминологии было уделено так мало внимания, как обозначенной нами проблеме. Проведенный библиографический поиск свидетельствует о том, что у нас в стране специальных исследований по этому вопросу не проводилось. Современная литература по проблеме носит преимущественно справочный характер. Конечно, подобные источники весьма важны для правоохранительной деятельности, но их широкое использование происходит главным образом в криминалистических целях. Между тем данный элемент субкультуры содержит и другую информацию, значение которой нельзя недооценивать.

Генезис кличек обусловлен действием ряда факторов, среди которых, прежде всего, следует выделить укоренившуюся в русском народе традицию именовать инородцев прозвищами. Лица из криминальной среды строго руководствуются данным установлением. Расовая принадлежность, национальность индивида преступного мира являются безусловным основанием для присвоения ему весьма определенного прозвища. «Косоглазый», «хохол», «жид», «малайка», «кавказец» – вот далеко не исчерпывающий перечень кличек, культивируемых в среде отверженных. В чем, как нетрудно заметить, они весьма солидарны с большинством русского населения.