Виталик не покидал меня ни на минуту. На всех уроках он неизменно садился за мою парту, на переменах ходил за мной как привязанный и говорил, говорил без конца. Я уже многое знала о самом военном посёлке Бахчиванджи, и о школе имени Джанибекова в частности. На одной из перемен, например, в коридоре мы встретились с невысокой полноватой женщиной средних лет. Она увидела Виталика издалека и первая поспешила нам навстречу.
- Здрасьте, Татьяна Евгеньевна. – Весело и радостно поздоровался Павлецкий. Даже слишком радостно, как мне показалось.
- Здравствуйте, ребята. – Женщина с ласковым любопытством посмотрела на меня умными тёмными глазами, и Виталик быстро пояснил ей:
- Это Ксюша Кондрашова, новенькая. Можно она сегодня к нам на вечер придёт?
- Конечно можно. – Улыбнулась Татьяна Евгеньевна. – О чём речь? Мы ей и в спектакле роль найдём. В пять часов, Виталик, ты помнишь? Не опаздывайте.
- Ну конечно, Татьяна Евгеньевна.
- И Вадику напомни, ладно? А то я его сегодня что-то не видела с утра.
- Да он и так не забудет, я уверен.
Когда она ушла, я поинтересовалась, кто это такая.
- Это наша любимая учительница. – Охотно ответил Виталик. – Татьяна Евгеньевна Воронина.
- А что она преподаёт?
- Театральное мастерство.
- Чего-чего?
- Театральное мастерство. Это не урок, конечно, скорее просто кружок для любителей. Без Татьяны Евгеньевны в школу вообще было бы скучно ходить, а так – сплошное удовольствие. Она наш массовик-затейник. Мы под её руководством капустники проводим, спектакли ставим. Вот сейчас, к примеру, для малышей в Доме Офицеров собираемся музыкальную новогоднюю сказку играть. Я – в роли Деда Мороза, между прочим.
- А сегодня в пять у вас что, репетиция?
- Нет, мы ещё не все роли утвердили. А собираемся просто так – планы обсудить, подурачиться. Татьяна сама как девчонка, она с нами как с ровесниками общается, не то, что другие учителя. Её все любят и никто не боится. Пойдёшь сегодня со мной, сама увидишь, как там здорово. Глядишь, тебе и правда какую-нибудь роль в сказке дадут, вместе тогда будем репетировать.
Вот это уже что-то новое. В самодеятельности участвовать мне ещё прежде не приходилось, да и вообще театральное мастерство для меня – сфера неизведанная и от того вдвойне интересная. Хотелось бы попробовать себя на этом поприще. Тем более, если, по словам Виталика, там весело и здорово, а учительница вообще как подружка. Будет что дома рассказать, и от грустных мыслей отвлекусь, от тоски по старым друзьям.
Конец ноября выдался по-зимнему холодным. Снег, лежащий на земле, был давно уже не первой свежести, однако таять вовсе не собирался – бесформенной густой кашей прилипал к сапогам, оставляя на них грязные следы. Когда мы вышли из школы, я моментально замёрзла под порывом ледяного северного ветра, дувшего прямо в лицо, даже тёплая синтипоновая куртка не смогла меня защитить. Я поёжилась, щёлкнула зубами, и Виталик сочувственно посмотрел на меня:
- Холодно?
- Не то слово. – Мои зубы снова сами собой выбили дробь. – Это тебе хорошо, ты в брюках.
- Можно подумать, что тебе кто-то мешал брюки надеть. Сейчас это уже разрешено даже в школе. – Совершенно справедливо заметил Виталик. – Не понимаю я вас, девчонок. Наденут колготки прозрачные и считают, что это на самом деле одежда. А по мне лучше уж вообще ничего не надевать.
Я всхлипнула покрасневшим носом.
- Вот! – Тотчас же отреагировал он теперь уже со злорадством. – Форс мороза не боится, да? Берет хотя бы надела. Уши же отвалятся рано или поздно!
Сам Виталик был в шапке, и я откровенно позавидовала его благоразумию. Надо было взять с него пример и следить за своим здоровьем смолоду, однако волосы мои так красиво развевались на ветру, что просто силы духа не хватало убрать их под берет. Зато я вдруг вспомнила, что в карманах у меня лежат перчатки и поспешила их вытащить, пока пальцы мои ещё могли шевелиться. Из правого кармана помимо одной из перчаток я вытащила ещё что-то…Что-то совершенно необъяснимое и мне не принадлежащее, а именно – смятый презерватив примитивного бледно-жёлтого цвета.
В первое мгновение я жутко испугалась, решив, что по ошибке взяла в раздевалке чужую куртку. Потом, убедившись, что это не так, обалдевшими глазами уставилась на Виталика, и только тогда осознала, что он хохочет уже минут пять, а я всё это время стою как парализованная и глупо моргаю. Мне было вовсе не до смеха – если бы сегодня вечером мама случайно залезла в карман моей куртки, я бы ни за что не сумела доказать ей свою абсолютную непорочность. Меня бы отхлестали по щекам, заперли бы в комнате, а на следующий день поволокли бы к гинекологу на проверку. И всё это случилось бы из-за чьей-то дурацкой шутки. Впрочем, я уже догадывалась – чьей именно. В другой моей руке вместе с перчаткой лежал скомканный фантик из под соевого батончика «Рот-Фронт».
- Как…это…понимать? – Осведомилась я хрипло, когда ко мне вернулся дар речи.
- Это ещё что! – Отсмеявшись, «утешил» меня Виталик, глаза его были мокрыми от весёлых слёз. – Он мог тебе куртку изнутри мелом разрисовать, ты бы и не заметила!
Я с отвращением швырнула презерватив в снег. Туда же, следом, полетела конфетная обёртка. Если раньше проделки Канарейки лично меня не касались, то теперь, когда это произошло, я была готова его убить. Я даже не представляла, что способна на такую патологическую ненависть, тем более к парню, которого даже ни разу не видела. Слов, чтобы выразить свои эмоции у меня не нашлось – я просто повернулась и быстро зашагала вперёд.
- Ксюш! – Виталик кинулся за мной. – Да брось ты обижаться, это же шутка! Канарейка над всеми так прикалывается!
- Ещё одно слово о Канарейке – и я тебе нос разобью, понял?! – Не отдавая себе отчёта, выпалила я. И он ничего не ответил на это. Весь оставшийся путь мы прошли молча. На другие темы словно и говорить не хотелось. Глупость какая…Спросил бы меня о том, какие я фильмы люблю, какую музыку слушаю, чем вообще увлекаюсь…Может, я его обидела своей злостью? Он-то, в принципе, здесь при чём? Хотя мог бы и предупредить заранее, чтобы я готова была к подобным неожиданностям. Раньше мне почему-то казалось, что Канарейка издевается только над педагогами, а он, видимо, вообще никаких правил не придерживается. И за что его только любят?
- Вот мой дом. – Сказал Виталик, внезапно прерывая затянувшееся молчание. Это была последняя «хрущоба» а-ля семидесятые, а дальше шли более свежие постройки, в том числе и десятый «А», в который мы въехали. Оказывается, я жила всего на три дома дальше Виталика!
- Ну тогда пока. – Я больше не нашла, что сказать. – В половине пятого зайдешь за мной, ладно?
- Давай я тебя сейчас до дома провожу, посмотрю, где ты живёшь.
Обстановка, кажется, разрядилась. Хорошо бы про Канарейку между нами речь больше не заходила. Виталик хороший парень, но порою он бывает невыносим – хотя бы тем, что от души восторгается дурацкими шуточками своего приятеля. А меня лично они уже достали.
В квартире вкусно пахло чесноком – мама заделывала на ужин куриные окорока. Помимо этого она успевала иногда поглядывать в окно и всем вокруг интересоваться. Я ещё не успела разуться, когда услышала её деловитый вопрос:
- Ксюш, а что это за мальчик тебя сейчас провожал?
Мама в своём репертуаре. До сих пор она не может привыкнуть к тому, что дочка уже выросла и стала нравиться ребятам. Впрочем, я им нравилась ещё задолго до того, как повзрослела, и это, похоже, беспокоило маму сильнее всего.
- Это мой одноклассник. – Сообщила я, входя на кухню. – Павлецкий Виталик.
Мама – прямая, стройная, стояла возле стола и зубчиком чеснока натирала жирный, аппетитный окорочок. В свои сорок три года она выглядела девчонкой – особенно со спины. Все говорили, что мы с ней очень похожи и мне, если честно, это всю жизнь льстило.
- Ну ты даёшь! Первый день в школе – и уже поклонники! Как там тебя встретили? Ничего?