— Отпусти его, я тебя предупреждаю! — закричала она Норману и зашагала к тому месту, откуда слышались сдавленный хрип и тяжелое дыхание. Она шагала, как слепая, выставив перед собой руки, скривив губы не то в усмешке, не то в оскале.

«Ты не смеешь задушить его, — думала она. — Ты не задушишь его, я тебе не

позволю. Тебе следовало держаться от меня подальше, Норман. Тебе следовало оставить нас в покое, пока не слишком поздно».

Ноги, беспомощно колотящие по стене, прямо перед ней. Она отчетливо представила Нормана, который прижимает к стене Билла, оскалившись в кусачей улыбке, и неожиданно превратилась в стеклянный сосуд, доверху наполненный бледно-розовой жидкостью — чистейшей рафинированной слепой яростью.

— Дерьмо вонючее, ты что, не слышал, что я тебе сказала? ОТПУСТИ ЕГО НЕМЕДЛЕННО, СКОТИНА!

Она протянула левую руку, которая казалась ей сильной, как орлиный коготь. Браслет невыносимо жег руку — она почти видела, как он сияет тусклым янтарным светом, пробивающимся через свитер и одолженную Биллом куртку. Но она не ощущала боли — лишь опасное возбуждение. Она схватила мужчину, избивавшего ее на протяжении четырнадцати лет, и с удивительной легкостью оттащила в сторону. Сдавив его плечо под скользкой водонепроницаемой тканью плаща, швырнула Нормана в темноту. Раздался быстрый топот ног, словно не поспевающих за телом, затем глухой звук удара и грохот разбитого стекла. Кэл Кулидж, или кто бы там ни висел на стене, свалился.

Рядом и внизу она услышала кашель Билла, лихорадочно хватающего ртом воздух. Рози вытянула руки, растопырив пальцы, нашла его плечи и крепко взялась за них. Он согнулся чуть ли не вдвое, отчаянно борясь за каждый вдох и тут же выкашливая воздух из легких. Это ее не удивило. Она на себе испытала силу Нормана.

Рози просунула правую руку ему под мышку и подхватила чуть выше локтя, боясь взяться за Билла левой рукой, опасаясь невольно причинить ему боль. Рози чувствовала, как в левой руке гудит, пульсируя, небывалая сила. Самое удивительное, наверное, заключалось в том, что ей нравилось ощущать собственное могущество.

— Билл, — прошептала она. — Идем. Идем со мной.

Ей нужно поднять его наверх. Она не понимала почему, пока что не понимала, но ничуть не сомневалась в том, что, когда потребуется, понимание придет само. Но он не сдвинулся с места, повис у нее на руках, кашляя и задыхаясь.

— Идем же, черт возьми! — прошептала она хрипло и раздраженно… и спохватилась, сообразив, что с ее языка едва не сорвалось: «Черт бы тебя побрал». И она понимала, чей голос напоминает ей собственный лихорадочный шепот, о да, даже в такой отчаянной обстановке прекрасно это понимала.

Впрочем, он сделал шаг, а сейчас это главное. Рози повела его через вестибюль с уверенностью собаки-поводыря. Билл продолжал кашлять, его горло раздирала подступающая рвота, но шел.

— Стой! — заорал на них Норман откуда-то из темноты. Голос его звучал одновременно официально и отчаянно. — Стой, не то буду стрелять!

«Нет, ты не посмеешь, это испортит тебе все удовольствие», — подумала она, но он все-таки выстрелил, выпустил в потолок пулю из револьвера сорок пятого калибра, принадлежавшего одному из мертвых патрульных. Тесное помещение вестибюля сотряслось от грохота, глаза у нее заслезились от дыма воспламенившегося пороха. Выстрел сопровождался короткой вспышкой красновато-желтого огня, настолько яркой, что на сетчатке ее глаз, словно татуировка, отпечаталось все увиденное, и она подумала: в этом-то и состояла его цель — оценить пейзаж и увидеть, какое место в нем занимают они с Биллом. Как выяснилось, только-только подбирались к лестнице.

Билл издал сдавленный рвотный звук, грузно навалился на нее, и Рози оперлась о стену. Она напряглась, чтобы удержаться и не упасть на колени, и в этот момент в темноте раздался топот Нормана, снова бросившегося к ним.

Рози шагнула сразу на вторую ступеньку, волоча Билла за собой. Он слабо отталкивался ногами, стараясь помочь; вероятно, ему это удавалось, но слишком плохо. Поднявшись с Биллом на вторую ступеньку, Рози выбросила левую руку в сторону и, словно шлагбаумом, перегородила вешалкой вход на лестницу. Когда Норман напоролся на вешалку и разразился отборными проклятиями, она отпустила Билла, который опустился на ступеньку, но не упал. Он по-прежнему не мог отдышаться, и она почувствовала, как он опять наклонился, стараясь перевести дух, пытаясь вернуть дыхание.

— Держись, — пробормотала она, — Держись, Билл, я сейчас.

Она поднялась на две ступеньки, обошла его и спустилась с другой стороны, чтобы суметь действовать левой рукой. Раз уж решила втащить его наверх, то потребуется вся сила, которой пронизал ее руку золотой браслет. Она обхватила Билла за пояс и внезапно почувствовала, что ей не составляет ни малейшего труда поднять его. Рози зашагала с ним по ступенькам тяжело дыша и наклоняясь немного вправо, в противовес нелегкой ноше, но не задыхалась. И у нее не подгибались колени. Ей показалось, что таким образом она могла бы, если потребуется, поднять его по любой лестнице. Время от времени Билл пытался помочь ей, опуская ногу и оттискиваясь, но чаще носки его

ботинок волочились по ступенькам. Потом, когда они достигли десятой ступеньки — по ее подсчетам середины лестницы, — он начал помогать чуть ощутимее. И очень вовремя, потому что внизу раздался звук рвущейся ткани и треск деревянной вешалки, не устоявшей под напором двухсотпятидесятифунтового веса Нормана. Она снова услышала звуки, сопровождающие его приближение, только в этот раз, как показалось, не топот, а шум, производимый человеком, поднимающимся по лестнице на четвереньках.

— Не надо играть со мной в кошки-мышки, Роуз, — прохрипел он.

С какого расстояния? Трудно судить наверняка. И хотя ветвистая вешалка замедлила его продвижение, Норман не походил на человека, получившего серьезную травму или находящегося в полубессознательном состоянии.

— Остановись там, где стоишь. Даже не пытайся убежать. Я только хочу поговорить с тоб…

— Не приближайся!

Шестнадцать…

семнадцать… восемнадцать… Свет в верхнем коридоре тоже не горел, и здесь было темно, как в угольной шахте. Затем Рози едва не упала, когда занесенная над девятнадцатой ступенькой нога не обнаружила под собой твердой опоры и провалилась в пустоту. Значит, в лестничном пролете не двадцать ступенек, как она считала, а всего восемнадцать. Замечательно. Они сумели добраться до второго этажа быстрее, по крайней мере, это им удалось. — Не приближайся ко мне, Нор…

Жуткая мысль заставила ее остановиться на полуслове, проглотить последний слог имени мужа, словно кто-то нанес удар под дых, не дав договорить. Она застыла, скованная леденящим страхом.

Где ключи? Не оставила ли она их в замочной скважине входной двери?

Она отпустила Билла, чтобы проверить левый карман куртки, и в тот же миг пальцы Нормана мягко и цепко обхватили ее лодыжку, словно кольца змеи, которая душит свою жертву, вместо того чтобы впрыснуть в нее порцию смертельного яда. Не думая ни секунды, она лягнула темноту свободной ногой. Удар пришелся точно в пораненный нос Нормана, и он испустил разъяренный вопль боли, сменившийся затем удивленным возгласом, когда попытался ухватиться за перила, промахнулся и покатился вниз головой по темной лестнице. После двух кувырков внизу раздался шум тяжелого падения.

«Чтоб ты свернул себе шею! — безмолвно закричала она ему вслед, облегченно зажав в кулаке кольцо с ключами, обнаружившееся в кармане куртки — слава Богу, слава Христу, слава всем ангелам небесного царства, она все-таки не оставила их во входной двери. — Сверни себе шею, и пусть все закончится прямо сейчас, прямо здесь, в темноте, сверни свою вонючую шею, умри и оставь меня в покое!»

Но нет. Она услышала, как он зашевелился, задвигался, а потом изрыгнул в ее адрес поток ругательств. Вслед за тем раздался ни с чем не сравнимый шорох — он снова пополз на четвереньках по лестнице, обзывая ее как попало: шлюхой, сучкой, стервой, паскудой и другими не менее лестными словами.