Небо и Земля - первые абстракции на пути поиска первоначала. В мифологическом мышлении греков Земля и Небо представлялись иногда как пещера, где плоская земля - дно, полукруглое небо - сводчатый потолок. "Гесиод исходит из картины мировой пещеры. Но он устраняет теперь небо и землю. Начало бесформенно, и чтобы постигнуть начала, нужно отказаться также и от этих двух имеющих форму вещей. Тогда остается лишь пространство между небом и землей. Это и есть Хаос" [1]. Начало представляется Гесиоду чем-то неопределенным и не имеющим никакого образа. Хаос - это абстрактное представление совершенно бесформенного. Еще дальше идет Г. Френкель, рассматривая Хаос как нечто, из чего выделяется Вселенная как сущее, как "источник и граница всех вещей" [2]. В то же время У. Хельшер считает Хаос неубедительным образом в космологии Гесиода. По его мнению, Хаос имеет твердое место в финикийской космогонии. Идея Хаоса, поясняет Хельшер, связана не только с Землей и Небом, но и с Эросом (и даже восходит к образу самооплодотворяющегося божества) [3]. Действительно, в космогонии Гесиода Хаос по сути является предтечей всего мира и богов. Однако эта роль частично переносится на Гею.

1 Gigon О. Der Ursprung dergriechischen Philosophic Basel; Stuttgart, 1968. S. 24.

2 Frankel H. Dichtung und Philosophic des friihen Griechentums. Munchen, 1976. S. 148.

3 См.: Holscher U. Anaximander und die Anfange der Philosophie. Hermes, 1953. Bd 81. H. 34.

79

Хаос чужд Олимпу как духовно, так и пространственно. Потомство его бесформенные и враждебные силы - контрастирует с потомством Геи. Боги ненавидят Хаос, недаром он является местом, где обречены жить титаны. Это, на наш взгляд, указывает на то, что порождения Хаоса интересуют Гесиода лишь как природные стихии, и не сами по себе, а как подчиненные богам-олимпийцам, и прежде всего Зевсу, так сказать, входящие в гармонично и разумно устроенный мир. Перевод Хаоса с языка мифа на язык категориального мышления у Гесиода не произошел: как мы видели, категория arche обладает лишь временным, но не субстанциональным значением. Гораздо в большей степени субстанциональное значение принадлежит Земле. Космологические представления Гесиода, напоминающие восточные мифы своей связью с описанием битв богов, строятся на ином основании - на признании центрального места Земли (на которой живут люди и боги) во Вселенной.

Злобный и страшный Зевс космогонического повествования выступает совершенно другим в качестве верховного правителя. Повторяющийся мотив о преступлении родителя по отношению к детям с утверждением Зевса в качестве "царя и владыки" прерывается. Космогония отчетливо характеризует Зевсов порядок, космическое равновесие, мировую гармонию. Хотя родословной Зевса предшествуют рождение старших титанов, детей Ночи (рожденной Хаосом), детей Геи и Понта и ряд других охарактеризованных выше рождений, повествование соотносит с ними рождение космических сил с первых актов теогонии. Рождаются от Геи и Урана киклопы, и Гесиод сообщает, что они изготовили Зевсу молнию и дали гром (Теог., 141). О дочерях Океана сообщается: "Такой от Кронида им жребий достался" (Теог., 348). Стикс рождает живущих "при Зевсе" Нике, Силу и Мощь (Теог., 385-386) и первым приходит на Олимп, когда Зевс распределяет уделы и почет (Теог., 390-403). О рожденной Гекате сообщается, что такой удел даровал ей Зевс (Теог., 412-413). Сторукие призываются Зевсом на помощь, они же становятся стражами свергнутых титанов. Судьба рожденных до Зевса такова: или прямо говорится об их службе Зевсу, или они уничтожаются им, богами-олимпийцами или героями. Древнейшие богини становятся женами Зевса. Кульминация царствования Зевса - разделение им между богами "уделов и почестей" после победы над титанами (Теог., 343, 412-414, 418, 449, 488).

Интерес к Зевсову порядку говорит о том, что Гесиода интересует не прошлое, а настоящее. Это настоящее есть мир как целое. Гесиод, повествуя о родословной богов, стремится представить все окружающие явления. Когда он не в состоянии это сделать, он специально его оговаривает: сколько же есть на Земле потоков - "шумливых сынов Океана", назвать никому не под силу, название их знает лишь живущий поблизости. Старшая группа титанов персонифицирует природно-человеческий мир, явно конкретизируя присутствие человека в мире.

80

По нашему мнению, у Гесиода не теогония, переходящая в космогонию, служит ключом к настоящему, а настоящее как исходное целое служит созданию космогонии, ориентированной на это настоящее. Ряд теогоний, берущих начало не только от Земли, но и от Хаоса, соединяется в одно целое, и это целое существующий мир. На протяжении всей поэмы подразумевается присутствие человека. Даже последнее препятствие на пути Зевса к победе - чудовище Тифей - расценивается как возможный претендент на власть над богами и людьми. У Гесиода подчиняются Зевсу не боги, а целые области природы, каковыми являются родившиеся от Геи и Урана родоначальники основных сфер окружающего человека внешнего мира, как природного, так и социального (Теог., 133-137; 140). Формула "было, есть и будет" и формула космогонической соразмерности охватывают настоящее как упорядоченное целое. И эта упорядоченность восходит к Зевсу, она знаменует отношение человека к богам не как к объектам религиозного поклонения, а как к персонифицированным природным и социальным силам. В "Теогонии" Гесиода один и тот же мир берется в двух измерениях: мифологическом и космогоническом. Оба измерения содержат и соответствующие изображения Зевса - властного и злобного бога в первом случае и во втором - мудрого миро-устроителя. Человек присутствует в мире и в первом, и во втором измерениях. Гесиод, хотя и говорит о необходимости жертвоприношений богам, провозглашает идею природного и социального порядка, права и справедливости, благозакония. В полной мере понять значение этих идей в мировоззрении Гесиода позволяет анализ второй его поэмы.

"ТРУДЫ И ДНИ"

Поэма вырастает из размышлений Гесиода о своем конфликте с братом Персом, который благодаря неправедному суду "царей-дароядцев" забрал часть наследства Гесиода. Затронутым, однако, оказывается гораздо более широкий круг проблем, глубокому осмыслению которых способствует задевающая Гесиода совершенная лично над ним несправедливость. Интерес Гесиода к миру, к его проблемам отличается такой остротой, а отдельные замечания поэмы "Труды и дни" - таким знанием жизни и психологизмом, что эту поэму иначе и не назовешь, как энциклопедией человеческой жизни с ее простыми радостями, с заботами о семье и детях, с постоянной борьбой за хлеб насущный и справедливость, а самого Гесиода можно было бы считать

81

одним из первых гуманистов, провозгласивших высочайшую идею труда в его созидательной, преобразующей самого человека функции.

Гесиода волнует проблема справедливости среди людей, он не устает повторять, обращаясь к Персу: "Слушайся голоса правды и думать забудь о насилье". Постоянно призывает он его к труду: "Усердно работай", чтобы "голод тебя ненавидел" (Труды, 298-299). Гесиод предлагает также целый календарь сельскохозяйственных работ, который отражает мировоззрение и психологию древнего грека, что позволяет реконструировать духовный контекст древнегреческой литературы и философии. Но наиболее важны даваемые Гесиодом обоснования труда и справедливости. Так как авторство Гесиода установлено, то мы можем развернуть систему используемых им обоснований в концептуальное целое.

Перейдем к рассмотрению одного из центральных понятий поэмы - труда (aergon). Труд, согласно Гесиоду, формирует добродетель (arete). При этом надо помнить, что речь идет не о труде вообще. Такого абстрактного термина у Гесиода нет. Aerga - "труды" (множественное число), т.е. хлопотные труды сельского жителя. Напомним, что полис начинался как сельское поселение, где "хора" (земельная часть) - обязательная часть полиса [1]. Каждодневная работа на пашне, в саду и т.д. - вот о каких трудах идет речь. И когда Гесиод обращается к брату Персу с увещеваниями трудиться, он ведет речь не о значении труда как такового. Речь идет о трудах поселенца полиса (прото-полиса), и не "человека вообще", а хозяина oikos, почти все производящего самостоятельно. Этот труд внутри поселения рядом с другими людьми делает человека добродетельным, приносит ему "добродетель и славу" (arete и kudes). Лучшим среди поселян является тот, кто мирно трудится на своем участке, он достоин уважения и справедливо пользуется им.