Ирин ткнула в его сторону деревянной ложкой.

– В Хаосе все эти значки да нашивки ни к чему. Там все решает оружие и то, как ты им владеешь!

Дедушкин совет доверять себе, а не значкам, снова прозвучал у меня в ушах. Чем ближе подходил наш караван к Геракополису, тем больше я задумывался о том, чего я стою. Я знал, что сражаюсь и играю в шахматы лучше, чем показывают мои значки, но так ли это важно? Чего бы я ни достиг, многим это покажется пустяками, когда они будут сравнивать меня с моим отцом, достигшим ранга легенды. Примут ли меня в столице таким, как есть, или разница между отцом и сыном станет тяжким бременем?

Как ни манили чудеса столицы, но меня начала снедать тревога перед встречей с бабушкой, которую я совсем не помнил. В Быстринах я столько наслушался историй о том, как такой-то и такой-то встречался с моим отцом, что со страхом ждал подобных рассказов от геракцев, которые знали его уже героем. К тому времени, как мы выехали на равнину, окружавшую столицу, мне уже хотелось, чтобы дорога никогда не кончалась.

Я жадно глотал истории Рорка о Хаосе и о годах, проведенных им в караванной страже. Я заслушивался рассказами у вечерних костров. При этом я обнаружил, что многое вычитанное в книгах безнадежно устарело. Я приложил немало сил, чтобы не выглядеть харикским неучем, а теперь оказалось: все мои познания устарели.

В один прекрасный день мне пришла в голову мысль, что те же страхи и заботы тревожили моего отца, когда он в моем возрасте отправился в столицу. Мне не приходило в голову равняться с отцом, но я помнил, что столица его не прикончила. Я решил оставаться самим собой и надеяться на лучшее. А если кто вздумает обозвать меня деревенщиной – сам дурак!

Закончив ужин, я побрел к ближайшему ручью за водой для посуды. Морозный ветер щипал меня за нос и уши, так что я ссутулился от холода и не поднимал глаз от земли. В сумерках корни и булыжники делали тропинку опасной – если не для жизни, то для самолюбия, поскольку о спотыкающемся на ровном месте в лагере узнают прежде, чем я успел бы вернуться. Я благополучно добрался до ручья, набрал воды и уже повернул обратно, когда заметил у тропы женскую фигуру. Я вежливо поклонился:

– Добрый вечер, миледи…

– Кто ты такой? – прищурив голубые, как лед, глаза, спросила она.

Должно быть, я напоминал рыбу, вытащенную из воды, стоя с разинутым ртом. Меня поразил не вопрос, а тон. За властностью голоса явно скрывался страх.

Страх, в общем-то, был понятен, потому что с первого взгляда она казалась робким созданием. С виду почти ребенок, хрупкая и невысокая, с прозрачной кожей, сквозь которую только что кости не просвечивали, она выглядела фарфоровой статуэткой.

Огромные голубые глаза дополняли бы впечатление полной беззащитности – если бы не огонь, горевший в них. Ярко-рыжие волосы падали ей на плечи, окаймляя хорошенькое личико, обещавшее со временем стать по-настоящему красивым. Она, конечно, уже не была ребенком, но и назвать ее взрослой было невозможно. Она оставалась подростком, а я только что вышел из этого возраста и потому испытывал смутное сочувствие.

Я наконец закрыл рот и тут же снова открыл, чтобы ответить:

– Меня зовут Лахлан. Я из Быстрин, что в провинции Харик.

Она так замотала головой, что волосы хлестнули но бледной шее.

– Нет, не так! В моих видениях ты звался иначе.

Я поднял брови.

– В видениях? Первый раз слышу, чтобы кто-то видел меня во сне!

– В видениях, – повторила она, нахмурившись и опустив взгляд, прижала пальцы к виску, – я вижу всякое. Вижу в снах и в видениях. Тебя я видела воином – ты был старше и немного толще. Ты сражался с демонами в Хаосе.

– То, что ты видишь, – оно из прошлого или из будущего? – спросил я.

Она слабо пожала плечами, словно зеленый шерстяной плащ на ее плечах был соткан из шерсти Кроча и сковывал ее движения.

– Иногда прошлое, иногда будущее, и я не всегда могу их различить. Про тебя тоже не знаю.

Как мне ни хотелось верить, что в образе рейдера в Хаосе она видела меня, но в ее описании я не мог не узнать отца.

– Ты видела прошлое, – признался я. – Это был мой отец.

– Нет, нет. Глупости! – она метнула в меня взгляд, пронзивший насквозь. – Ты думаешь, я не знаю, что вижу?

– Но ты же сама сказала…

– Ты ничего не понимаешь! – она резко повернулась и убежала по тропинке.

Я бросился было за ней, но вспомнил, что забыл ведро. Вернувшись за ним, я снова поспешил ей вслед, но, как ни торопился, не смог ее догнать. Немного одурев от всего этого, я вернулся к костру и присел рядом с Рорком.

– Странное дело, – пробормотал я.

– Да? – отозвался Рорк, отодвигаясь, чтобы уступить место Крочу, который норовил втиснуться между нами. – И что же случилось?

– Там, у ручья, мне встретилась девочка. Она, должно быть, из Города Магов – я пару раз заметил ее в караване после отъезда оттуда. Маленькая, рыжая…

Рорк кивнул, почесывая пса за ухом.

– Это Ксоя. Она в самом деле присоединилась к нам в Городе Магов. Они отослали ее домой.

– В самом деле? Почему?

– Она – талант-дичок, прирожденная колдунья, – с легкой улыбкой Рорк пояснил:

– Это все равно что воин с врожденным умением сражаться. Если такого хоть немного обтесать, как правило, получается очень неплохой боец.

Я понимающе кивнул:

– Колдунью не так-то легко обтесать, да?

– Вот-вот! – Рорк разломал пополам сучок и подкинул его в костер. – Хаскелл рассказывал, что мать Ксои умерла, когда та была совсем маленькой. Ее отец, богатый купец, взял вторую жену, тоже из купеческой семьи. У новой жены были две дочери от первого брака, чуть постарше Ксои…

– И они обижали ее, – подхватил я.

– Наоборот, они потакали ей и совсем ее избаловали. Ее всегда щадили, потому что считали хрупкой и болезненной. Когда она стала рассказывать о своих видениях, они решили, что она немного не в своем уме, и, как могли, старались это скрывать. Ее отец тем временем тоже умер, и они бы так и не узнали, что она одаренная провидица, если бы не вмешалась ее бабушка. Но когда они спохватились, девочку было уже поздно обучать, тем более что ее не назовешь слишком трудолюбивой и дисциплинированной.

Я нахмурился:

– Не понимаю. Я тоже рано потерял обоих родителей, но я же не боюсь тяжелой работы…

– Не боишься, потому что тебя с детства к ней приучали. А ее – нет, – пожал плечами Рорк. – Да еще, она, кажется, как-то предвидела смерть отца и винит себя за то, что не смогла его спасти.

– А разве такое возможно?

– Тут много вопросов, Лок. Первый вопрос: в самом ли деле это было предвидение или просто сон? В прорицании будущего никогда нельзя точно определить, истинно ли видение. Считается, что по-настоящему надежны только краткосрочные предсказания.

Рорк предостерегающе поднял руку и продолжал:

– Кроме того, есть более важный вопрос: единственно ли возможно то будущее, которое видит предсказатель?

Я затряс головой:

– Не понимаю!

– Предположим, ты решил сейчас принести еще воды. Ты можешь пойти к ручью или передумать и снова усесться у костра. Если предсказатель видел ту линию твоего будущего, на которой ты пошел за водой, а ты этого не сделал, значит, эта линия больше не существует?

– А-а, понятно, – кивнул я. – А может, раз предсказатель видел это будущее, я обречен совершать именно те поступки, которые приведут к нему?

– Вот именно. Обладаем ли мы свободой воли, или наше будущее определено заранее, а мы просто разыгрываем пьесу, которую не мы писали?

Я зажмурился и потер глаза кулаками:

– Я голосую за свободу воли, но ведь пророки и пророчества существуют на самом деле?

– Существуют, но давай рассмотрим их повнимательнее. Провидцы всегда описывают свои видения довольно расплывчато. Твоему отцу было предсказано, что он убьет ха'демона Катвира, но как он этого добьется, не уточнялось. Он мог бы пронзить его насквозь копьем или угостить тухлыми устрицами – пророчество в любом случае оказалось бы истинным. Здесь немало места для свободной воли…