– Ты не была фанаткой, Эйприл. Посмотри, какой женщиной ты стала теперь!

Эйприл по-своему была разборчива, отказывала мужчинам, которые ей не нравились, независимо оттого, какой успех имели их альбомы. Но преследовала тех, кого желала, не обращая внимания на наркотики, приступы ярости, других женщин...

«Ты была их музой...»

Вот только музы обладают властью. Музы не тратят годы своей жизни на алкоголь, марихуану, «колеса», мескалин и, наконец, кокаин. Кроме того, муза не бросает своего малыша из страха развратить его.

Слишком поздно исправить все, что она сделала со своим сыном, но по крайней мере теперь она может создать для него дом. И снова исчезнуть из его жизни.

Эйприл положила голову на колени и позволила музыке омыть свою душу:

Помнишь, когда мы были молоды

И каждая мечта казалась самой первой...

Беби, почему не улыбнуться?

Ферма казалась неотъемлемой частью долины. Дин и Блу приехали туда на закате, когда низкие облака с оранжево-лимонно-пурпурной подкладкой драпировали окружающие холмы, как оборки на юбке канканной плясуньи. Извилистая, бугристая дорога вела от шоссе к дому, при виде которого Блу забыла все свои беды и несчастья.

Дом. большой, раскинувшийся на огромном участке и сильно пострадавший от ветров и дождей, казался самим олицетворением Америки, напоминая о посевной и жатве, индейках на День благодарения, лимонаде на Четвертое июля, хлопотливых фермершах, шелушивших бобы в белые миски с отбитой эмалью, и трудолюбивых мужчинах, счищавших грязь с сапогу черного хода. Самая большая и старая часть дома была сложена из камня и отличалась приземистым передним крыльцом и длинными двойными окнами. Бросалась в глаза деревянная пристройка с правой стороны. На низкой крыше теснились дымовые трубы. Очевидно, эта пришедшая в упадок ферма когда-то процветала!

Блу молча рассматривала старые деревья и заросший травой двор, сарай, поля и пастбища. Трудно представить более неподходящее место для такой знаменитости, как Дин Робийар, всю жизнь проживший в большом городе.

Она понаблюдала, как он направляется к сараю, легкой, грациозной походкой человека, уверенно владеющего своим телом, после чего снова всмотрелась в дом.

Жаль, что она не приехала сюда при других обстоятельствах. Так хотелось насладиться свежим воздухом и природой... но беда в том, что уединенность этого места сильно осложняла ее положение. Может, ее наймет одна из бригад, ремонтирующих дом? Или попытаться найти что-нибудь в ближайшем городке, крохотной точке на карте?! Но так или иначе, а ей просто необходимы несколько сотен долларов, чтобы добраться до Нашвилла, снять номер в дешевой гостинице, напечатать новые рекламки и все начать сначала. Придется уговорить Дина позволить ей остаться, пока она не скопит необходимую сумму.

У нее не было иллюзий относительно причин, по которым он привез ее сюда. Не сорвав с себя одежду в первую же ночь, она бросила ему вызов – вызов, о котором он забудет, едва одна из местных южных красоток окинет его призывным взглядом. И это означало, что нужно найти другой способ сделаться для него полезной.

В этот момент дверь распахнулась, и на крыльцо выступило самое поразительное создание из тех, кого Блу когда-либо встречала: высокая и стройная, как амазонка, с дерзким скуластым лицом и длинными неровными прядями абсолютно прямых соломенных волос, в которых играли рыжеватые отблески. На память сразу приходили великие модели прошлого, женщины шестидесятых и семидесятых, вроде Верушки, Джин Шримптон и Флер Савагар. Эта особа обладала той же индивидуальностью. Дымчато-голубые глаза сияли с необычного лица с квадратным подбородком, почти мужского по силе выражения. Когда женщина спустилась на нижнюю ступеньку, Блу заметила легкую сеточку морщинок вокруг широкого чувственного рта и поняла, что она не так молода, как сначала показалось. По-видимому, ей уже за сорок.

Узкие джинсы ловко сидели на худых бедрах. Потертости и дыры на самых видных местах явно были задумкой дизайнера, а не следствием ветхости. Металлические нити окаймляли замшевые бретельки вязаной свободной кофты цвета дыни. На носках сабо красовались кожаные бутоны цвета меди. Вид незнакомки был одновременно богемным и шикарным. Кто она? Модель? Актриса? Возможно, одна из подружек Дина. При такой необычайной внешности разница в годах вряд ли имеет значение. И хотя Блу не интересовалась модами, все же вдруг застыдилась своих бесформенных джинсов, мешковатой футболки и неухоженных волос отчаянно нуждавшихся в приличной стрижке.

Женщина оглядела машину, и крупный алый рот раздвинулся в широкой улыбке.

– Заблудились?

Кажется, Блу выиграла немного времени.

– Ну... я примерно знаю, где нахожусь, просто сейчас моя жизнь превратилась в сплошную полосу неудач.

Женщина тихо хрипловато рассмеялась. Было в ней что-то знакомое, но что?!

– Кому и знать об этом, как не мне? Сама часто оказывалась в такой ситуации.

Она подошла ближе, и ощущение того, что женщина чем-то ей знакома, стало еще отчетливее.

– Я Сьюзен О'Хара.

Это сексапильное экзотическое создание и есть таинственная экономка Дина? Не может быть!

– Я Блу.

– Жаль, надеюсь, это временно.

И тут Блу поняла. Черт возьми! Эта квадратная челюсть, серо-голубые глаза, легкое остроумие... Черт, черт, черт!

– Блу Бейли, – выдавила она. – Видите ли... э... в Анголе выдался ужасный день.

Женщина с интересом уставилась на нее. Блу растерянно взмахнула рукой.

– Не говоря уже о Южной Америке.

Послышался скрип каблуков по гравию. Женщина обернулась, и меркнущие лучи солнца высветили рыжеватые пряди в ее волосах. Красные губы раскрылись, и в углах глаз отчетливо прочертились морщинки. Скрип резко замер. Дин как вкопанный остановился у сарая. Даже отсюда было заметно, как он напряжен. Женщина могла быть его сестрой. Но это не так. И она не его подружка. Женщина с поразительными глазами океанской голубизны была матерью, от которой он так небрежно отмахнулся этим утром, когда Блу спросила его о семье.

Оцепенение продлилось недолго. Дин угрожающе надвинулся на женщин. Игнорируя выложенную кирпичом дорожку с неровными краями, похожими на выбитые зубы, он шел прямо через разросшийся газон.

– Миссис Гребаная О'Хара.

Блу съежилась. Она даже мысленно не осмелилась бы так обращаться с матерью, несмотря на всю свою злость. Впрочем, ее мать нечувствительна к словесным атакам.

В отличие от этой женщины. Браслеты соскользнули к локтю, и три тонких серебряных кольца коротко блеснули на солнце, когда она схватилась за горло.

Время, казалось, остановилось. Наконец, женщина повернулась и молча ушла.

Куда подевалось ослепительное обаяние Дина, которое он так щедро изливал на окружающих?! Его лицо словно окаменело. Она понимала причину его отчуждения, но сейчас не время предаваться жалости к себе!

– Будь я лесбиянкой, – заметила она, чтобы ослабить напряжение. – влюбилась бы в нее без памяти!

Потрясение мгновенно сменилось яростью.

– Нашла чем утешать!

– Я просто откровенна. Подумать только, я еще считала, что это моя мать привлекает всеобщее внимание!

– Откуда ты знаешь, что это моя мать? Она тебе сказала?

– Нет, но сходство бесспорное, хотя, она, должно быть, родила тебя лет в двенадцать.

– Насчет сходства ты права. Трудно не заметить

Он взбежал на крыльцо и взялся за ручку двери.

– Дин...

Но он уже исчез. Блу не разделяла нетерпимость матери к любому насилию – взять хотя бы ее последнюю встречу с Монти, – но мысль о том, что эта экзотическая птица с полными боли глазами станет жертвой собственного сына, тревожила ее. Поэтому она последовала за Дином.

Свидетельства вовсю идущего ремонта были повсюду. Справа поднималась лестница с недоделанными перилами. Широкий, закрытый прозрачным пластиком проем вел в жилую зону дома. Слева, за плотницкими козлами, находилась столовая. Повсюду царили запахи свежей краски и только что распиленного дерева. Но Дин так стремился найти мать, что не обращал внимания на окружавшую обстановку.