– Как вам? – заговорщицки спросила Кассандра. – Хорошее начало?

– Отличное, – сбив пепел в оловянную пепельницу, ответил Крымов и взглянул на Профессора. – Что скажете, Антон Антонович?

– Скажу, что Кассандра права, Снежная королева читала именно этот рассказ. Дальше, милая, дальше!

– Читаю дальше, – кивнула их рыжеволосая спутница. – «Нечего и удивляться, что в академии художеств Аксель Готфрид скоро прослыл лучшим учеником. Профессора не могли нарадоваться на него и пророчили ему великую судьбу. Едва он брал карандаш или кисть, рукой его будто водила высшая сила, оживали портреты и природа, даже «мертвая натура» – натюрморты становились необъяснимо живыми. Одни ему завидовали, другие преклонялись. Аксель снимал просторное ателье в мансарде большого дома. Как и положено, у него появились друзья. Молодой художник Исольф Видар, почитавший своего друга выше всех учителей и сам учившийся у него, и их ровесник – Варди Сигурдсон, писавший стихи и сказки. Друзья Акселя очень удивлялись, наблюдая, что рисует их товарищ в свободное от учебы время. Это были портреты – одной и той же молодой женщины. То она каталась в белой шубке на катке, то стояла в серебристом платье на краю скалы и смотрела на заснеженную даль, то сидела на троне в ледяном дворце в роскошной горностаевой шубе, будто была повелительницей мира. Картины Акселя Готфрида разлетались нарасхват, только полотна и рисунки с прекрасной дамой всегда оставались в мастерской. Они словно ждали своего главного зрителя и почитателя. Однажды Исольф и Варди набрались смелости и спросили у своего друга: «Скажи, наконец, кто она?» Прежде он всегда обходил эту тему. Но в это раз Аксель ответил: «Моя королева – Метелица. Это она дала мне крылья и подарила новую жизнь». Одна была неприятность: Аксель Готфрид все чаще кашлял, и доктор, хорошенько прослушав его, посоветовал как можно скорее отправиться туда, где лечат легкие. Но Аксель все тянул с отъездом, будто ждал кого-то, с каждым месяцем и днем все нетерпеливее. И наконец дождался. Она вошла в его мастерскую с первыми днями очередной зимы – такая же юная, как и в первый раз, в длинном серебристом платье, с белоснежным мехом вокруг шеи. Первым делом она поцеловала его в губы. А он плакал от счастья и не мог произнести ни слова. Метелица обошла мастерскую – всюду были ее изображения. «Ты не был там, откуда пришла я, но видел все моими глазами. Я сразу поняла, еще тогда, на катке, что ты избранный, ты мой, Аксель…» Она поселилась у него, и те полгода, которые они провели вместе, были самыми счастливыми в его жизни. И, может быть, в ее тоже. Хотя кто посчитает счастливые дни, века и тысячелетия в жизни богов? Спустя этот короткий срок случилась беда. Однажды Аксель закашлялся, и тяжело, закрыв платком рот, а когда отнял его от губ, то увидел кровь. Он сознался, что болен, но не предполагал, что настолько. Горю его гостьи не было предела, но она сказала ему: «Мне придется еще раз покинуть тебя, мой верный Аксель, но я вернусь не с пустыми руками – привезу тебе лекарство. Он подарит мне его». – «Кто – он и что это за лекарство?» – спросил Аксель. «Он – повелитель Севера, мой отец – Один, а лекарство его, – она задумалась, – дорогого стоит, поверь мне…» – «Но когда ты вернешься?» – «А вот этого я сказать не могу, потому что сама не знаю, чем обернется моя просьба. Но будем надеяться на лучшее, мой милый». И она вновь, уже второй раз, ушла из его жизни. Улетела быстрой метелью!»

Кассандра вновь оторвалась от чтения и взглянула на мужчин:

– Один? Ее отец – Один? Тот самый? Верховный бог в скандинавской мифологии?

Крымов с легким сомнением взглянул на Долгополова:

– Это не слишком круто, Антон Антонович?

– Даже чересчур, коллеги, даже чересчур. И для меня, – он выбросил вперед руку с поднятым крючковатым указательным пальцем, – а я повидал немало.

– Но вы сами верите, что такое возможно?

Долгополов как ни в чем не бывало пожал плечами:

– Я думаю, этой снежной даме, Метелице, виднее, кто ее отец. Это – раз. А два – нам это не снится. И лучшее тому подтверждение – девочка Алиса, которая за одну ночь превратилась в художницу. Не так ли?

– Именно так, – кивнула рыжеволосая ассистентка. – Но я продолжаю.

– Прошу вас, – кивнул Долгополов, пригубил напиток и поморщился. – А пивко-то стало теплым. Закажем еще по бокальчику, Андрей Петрович?

Крымов попросил проходившую мимо официантку повторить.

– «Но время не стояло на месте, – продолжала читать Кассандра, как только им принесли еще по бокалу холодного пива и Долгополов сладострастно утопил в пене пол-лица. – Акселю становилось все хуже. И тогда ему посоветовали отправиться на лечение в Саксонию, в Гринсбах, где как раз открыли первую лечебницу для чахоточных больных. Деньги от продажи картин у него были, и два его друга, не слишком преуспевших финансово, устремились за ним, поддержать товарища. Но незадолго до этого случилось вот что. Как-то Варди вошел в мастерскую к Акселю и увидел, как перед одной из работ стоит Исольф и смотрит на полотно ослепшими глазами. Это была непростая слепота – ослепляющая и лишающая разума зависть! Как оказалось, Исольф Видар все это время бешено завидовал своему другу и если был с ним рядом, то лишь потому, что надеялся заполучить от него хоть частицу его дара. Варди вышел, так и не обнаружив себя. Он хотел сказать другу, что не стоит брать с собой Видара, найти любой предлог, но так и не решился. А после корил себя всю оставшуюся жизнь, потому что его слабость и трусость имели роковые последствия. Втроем они приехали в лечебницу в городок Гринсбах на озере Ливен. Несмотря на заботу врачей, Акселю становилось все хуже, но он и не ждал большой помощи от этой лечебницы. Он ждал другого! И наконец, как и в первый раз, дождался! Она приехала к нему – ворвалась смерчем, и в ее руке был саквояж, с каким ходят к своим пациентам доктора. «Я принесла то, что обещала!» – сказала она. «Но как тебе это удалось?» – спросил ослабевший, но счастливый Аксель. «Это было сложно, но того стоило. Ты выпьешь его, и к тебе вернутся не только силы и здоровье – ты обретешь долгую, очень долгую жизнь, увидишь смену многих поколений! А еще твой талант приумножится – в сотни раз! Но теперь я должна приготовить снадобье. Жди меня!» Она ушла на кухню, достала из саквояжа склянки с жидкостями, порошки и принялась ворожить над посудой. Затаив дыхание, Исольф и Видар смотрели на это священнодействие. «Мне пришлось совершить великое путешествие, – говорила она его друзьям, – и обмануть отца. А он страшен в гневе. Но я ни о чем не жалею». Скоро на кухонном столе стоял бокал с искрящимся, шипящим золотистым напитком. Но стоило Метелице выйти из кухни в ванную комнату, как вероломный Видар оглушил Варди кочергой, метнулся к столу и залпом выпил напиток богов; жадный, он даже вытряхнул последние капли на язык, а потом выбежал из квартиры. Больше его никто не видел. Никто и никогда. Больному Акселю досталась только одна капля со дна кубка, и он протянул еще несколько лет, а потом чахотка все-таки убила его. Метелица, с разбитым сердцем и раненной навеки душой, должна была вернуться в свой северный ледяной край, держать ответ перед отцом. А несчастный Варди не знал покоя до самых последних дней, виня себя в том, что не сумел помочь другу в самый важный для него момент. Он знал, что Метелица попросила врача извлечь сердце любимого из груди и похоронила его в доме, где жил Аксель и они обрели друг друга. Варди успел спросить, вернется ли она когда-нибудь в этот мир? Она ответила: «Если я и вернусь, то лишь для того, чтобы отомстить за моего любимого». Сказочник Варди Сигурдсон написал немало книг, дожил до глубокой старости и все эти годы ждал возвращения Метелицы – возлюбленной своего друга, – но она, кажется, забыла о мире людей раз и навсегда.

– Видать, не забыла, – допивая пиво, изрек Антон Антонович. – Что скажете, детектив?

– Грустная история, – вздохнул Крымов. И тоже допил пиво.

– Ага, – согласилась с ним Кассандра. – Очень грустная.